квартиру. Почему именно туда, не знаю: инициатива была не в моих руках. В прихожей она прислонила меня к стенке, критически осмотрела теперь уже с головы до ног и высказала предположение:
— Упал в бетономешалку?
Я кивнул. Это было довольно близко к истине. Тогда она скомандовала:
— Двигай в ванную.
Там Тина включила воду, после чего довольно ловко стащила с меня куртку и рубашку. Усадив на край ванны, сдернула с меня башмаки, стянула носки и принялась за ремень на брюках.
— Не надо, я сам, — неуверенным голосом попросил я, руками делая слабые попытки защитить свое целомудрие, но она с ходу отмела их, сурово заявив:
— Медработников можно не стесняться.
— Ты врач? — приятно удивился я.
— Нет, хирургическая сестра.
Брюки, а потом и трусы полетели на пол. Тина помогла мне забраться в ванну и сказала:
— Отмокай пока.
С благодарностью погрузившись в теплую воду, я действительно принялся отмокать — душой и телом. Стало легко и приятно, в том числе от уверенности в том, что тобой занимается специалист своего дела.
— И где же ты работаешь? — расслабленно прикрывая глаза, уточнил я.
— В ветлечебнице, — ответила она, прежде чем захлопнуть ко мне дверь.
Где-то я слышал, что десять минут поспать в воде это то же, что шесть часов в постели. Наверное, я дремал минут пятнадцать, потому что, когда очнулся, чувствовал себя гораздо бодрее. Пробудило меня возвращение Тины, но, взглянув йа нее, я испытал уже нечто большее, чем просто бодрость. На ней не было ничего, кроме трусиков и клетчатого фартука для мытья посуды. Не говоря ни слова, она намылила мочалку и принялась тереть мне спину и плечи мягкими круговыми движениями, стараясь не слишком давить на мои многочисленные синяки и ссадины. Ее маленькие острые груди с рыжими сосками выскакивали то там, то тут из-под фартука, словно играли со мной в пятнашки, и я не удержался, как бы невзначай обхватил рукой нечто, явно расположенное ниже талии. За что тут же схлопотал мыльной мочалкой в ухо и гневную отповедь:
— Я после суток, еле на ногах стою, а он тут еще руки распускает!
— Созрел, — честно повинился я. — Дошел до кондиции.
Закончив мыть, меня завернули в большую махровую простыню и препроводили в кухню, где велели лечь на топчан и не орать, пока будут «процедурить». Но когда Тина принялась одну за другой прижигать мои болячки, я, конечно, все равно заорал:
— Полегче, я ведь не кошка и не собачка!
В ответ она сообщила, что собачек даже жальче. Не возымела действия и моя угроза ее покусать: обещано было в этом случае замотать мне пасть полотенцем. Наконец курс лечения был окончен, больному объявили, что ему прописан полный покой.
— А лечебная гимнастика? Под контролем опытного медработника? — сделал я последнюю слабую попытку. Я по тому, как она фыркнула, понял, что угадал.
Тина скинула фартук и нырнула ко мне под простыню. Она оказалась не столь опытной, как, может быть, хотела выглядеть, но старалась быть ласковой и нежной — именно то, что было надо израненному воину. Так что в конце концов все, слава Богу, обошлось без новых травм, и мы заснули в обнимку, как говорится, усталые, но довольные.
24
Педант
Дома, куда я зашел переодеться перед тем как ехать на работу, обнаружился Стрихнин. Он возбужденно бегал по квартире, собирая в большую сумку свои раскиданные по разным углам бебехи.
— Где тебя носит? — вяло поинтересовался я.
— А тебя? — напористо парировал он. — Прихожу утром — его уже нет, ухожу вечером — его еще нет!
Понаблюдав немного за активной деятельностью своего жильца, я спросил: — Никак отваливаешь?
— Готовлюсь, — подчеркнул он. — Дело к свадьбе.
— Неужто отдает деньги? — не поверил я. Стрихнин кивнул со сдержанной гордостью:
— Куда ж ему деваться. За все уплочено!
Когда я повесил куртку на вешалку, он тут же наметанным глазом углядел торчащий из кармана бумажник Петрика и прокомментировал:
— Новый лопатничек. С приобретеньицем!
Лучше б он мне про это не напоминал! Мурашки поползли вдоль позвоночника, словно над головой вновь пролетел обезумевший экскаваторный ковш. Меня передернуло, и я безрадостно сообщил:
— Это не мой.
— А где взял? — удивился он.
— Э... как тебе сказать... украл, — ответил я, с признанием этих слов все глубже осознавая, как низко пал.
