лучше не ссориться… это Антон Карев — романист, рокер, фрондер и бретер, забияка и гуляка — как видите, целый букет достоинств… Меня зовут — Ника, и больше никаких титулов. В нашей компании все говорят на «ты», если, конечно, не хотят обидеть собеседников.
— А я вас… я тебя не узнал, — мгновенно поправился бледнолицый, обращаясь к Антону. — Госпожу Нику — узнал сразу, правда, не очень-то и поверил, что это она сама… а вот вы… ты, не обижайся, совсем не так выглядишь на фотографиях, особенно, которые на обложках книг печатают…
— Приятно, что меня читают не только местные охламоны, — ответил Карев самодовольно, польщенный, как был бы польщен на его месте любой другой литератор. — А узнавать меня и не надо, что я — звезда какая, как Ника…
Впрочем, пристальный, требовательный взгляд блондинки перебил этот необязательный разговор. Поймав его, молодой человек смутился, будто начал прямо тут, за столом, ковыряться в носу или чистить уши.
— Извините, — сказал он. — Извините, просто я совсем не знаком с известными людьми этой планеты, да и своей не очень… вот и увлекся, это же так интересно… Меня зовут Герд Залов, родился, вырос и почти безвыездно жил на планете двести семь по всеобщему каталогу, гражданин Полярной Республики, или просто — Республики. Полярная она не оттого, что расположена на полюсе, дело в том, что само слово «полюс» у нас означает нечто большее, чем просто географическое или физическое понятие, Полюс — это центр, главное, основное… А это…
Герд с неожиданной нежностью погладил по плечу сидящую рядом с ним девушку, насторожившуюся, будто ощетинившуюся, едва лишь речь зашла о ней.
— Это «зет-восемьсот одиннадцать», но я её так никогда не называю, — продолжил молодой человек, и все невольно обратили внимания, как названная «зетом» с номером из трех цифр девица явно вздрогнула, будто от удара. — Она — Зина, очень прошу вас называть её только так, а про её порядковый индекс я вспомнил только ради правды. Зина — побочный результат генетических, евгенических, биологических экспериментов, проводимых нашим, теперь уже бывшим нашим, закрытым институтом, которые у нас на планете называются «почтовыми ящиками»…
— Да не волнуйтесь вы так — оба, — чуть досадливо, но с пониманием ситуации прокомментировала Ника. — Мы здесь люди простые, темные и даже гоминидами друг друга не величаем. И то, что осталось на вашей планете — там и осталось. Понятно излагаю?.. а то уже сама запуталась от умных слов…
— Да, я уже немножко привык, — согласился Герд. — Вот только Зина…
— Чем больше ты на ней акцентируешь внимание, тем больше не в своей тарелке она себя чувствует, — вмешался в разговор, помогая нелегалу, Антон. — Начинай рассказывать по существу, а ты, Зинок, давай-ка, перестань дуться, как мышь на крупу… спиртное пьешь?.. на вот, хлебни джина, расслабься и успокойся…
Романист протянул девушке извлеченную из кармана заветную флягу и поймал на себе укоризненный взгляд Ники, глаза которой откровенно выговаривали: «Всяких посторонних баб поишь, а мне даже и не догадался предложить, подлец, знаешь, что без спроса сама все возьму, но иногда так хочется, чтобы — предложили…» Антон захотел тут же исправиться, объясниться с блондинкой, но спохватился, что такое объяснение заведет их разговор с нелегалами в неизъяснимые дебри, да и не любит Ника винящихся перед ней, в конце концов, могла бы и сама не постесняться гостей планеты и, как обычно, вытребовать глоточек… поразмыслив вот так, Карев решил промолчать.
Зина осторожно и очень аккуратно, почти не касаясь губами горлышка фляги, глотнула раз-другой, распространяя на собеседников вкусный можжевеловый запах, и Мишель, самый наблюдательный из присутствующих, приметил, как увлажнились глаза девушки, она совсем чуть-чуть покачала головой и абсолютно по-человечески, по-аборигенски, резко выдохнула.
— Понимаешь, Герд, понимаешь, Зина, — осторожно сказала Ника, выждав с минуту, пока девушка приходила в себя. — Мне, в принципе, неважно, что и как происходило на вашей планете, почему вы оказались здесь… это ваши личные дела. Но вот то, что вы не стали отмечаться у начальника Сто восемнадцатой, как это заведено — уже моя головная боль. Не хотела вам читать лекции, говорить об очевидном, но — вся эта канитель с регистрацией затеяна изначально для того, чтобы среди таких, как вы, не было пропавших без вести. Понимаете, любому из нас совершенно неожиданно может понадобиться помощь, все-таки, мы не в раю живем. А как помогать тем, кого, вроде бы, как бы, и нет?..
— Что вы, что вы, я, конечно, все понимаю, — поспешил согласиться Герд, обращаясь к блондинке, но одновременно — и ко всем присутствующим за столиком. — Но и вы тоже должны нас понять… ну, вообщем, рассказывать надо с начала, а не с того момента, как мы попали к вам… может быть, тогда вам легче будет понять, оценить…
…про учебу в школе, институте, начало своей службы я говорить не буду, в свое время изучал, а теперь уже и практически убедился на своем опыте, что цивилизации неоантропов похожи… сказывается, конечно, культурная и технологическая разница, но физиологически, психологически все мы очень похожи…
в словах бледнолицего они увидели длинные, просторные коридоры, высокие потолки, светлые, чистые, солнечные помещения лабораторий, белые халаты, серебристые костюмы высшей биозащиты, изолирующие противогазы, тонкие приборы, электронные микроскопы, еженедельную отчетность, обязательные собрания всех сотрудников, сложные и не очень интриги, мощные газовые печи для уничтожения отбракованного материала без малейшего следа и вредных воздействий на окружающую среду, шикарные машины руководителей, узкие пеналы-квартирки холостяков, бесконечные лифты высотных домов, остекленные переходы огромных магазинов, великое разнообразие продуктов питания, бытовых мелочей, кухонной техники, сумрачные залы кинотеатров, веселые аттракционы, бесконечные телемарафоны, сводки новостей, излагаемых за короткие пятиминутки, затяжные совещания, вынесение вердиктов по открытым и закрываемым темам работ, настойчивое любопытство работников особых отделов, тихий шепот, громкие слова с трибун, крепкий местный табак, огненную водку с перцем, короткие минуты близости с женщинами, долгие размышления о себе, о человеческом, обо всем на свете
— …Вот так все и получилось, — печально сказал Герд, поглядывая на Зину, которая промолчала все это время. — Нас выбросили здесь, с орбиты, на возвратном боте… о том, чтобы зарегистрироваться, объявить себя, я даже и не думал. Понимаете, наша госбезопасность способна на очень многое, чтобы продемонстрировать людям неотвратимость наказания. Конечно, на планете никакой официальной информации о моем бегстве и об исчезновении Зины, наверняка, не было, но… слухи могли пойти, ведь многие меня знали, и вдруг я нигде не появляюсь, фактически — исчез без всяких законных оснований, а такие слухи уже сами по себе — подрыв авторитета власти. Ну, вот, я и решил сразу после посадки, когда мы остались вдвоем на планете — в очередной раз нарушить закон, теперь уже галактический. Выхода другого я просто не видел. А сейчас, стоит вам внести в базы данных Сто восемнадцатой мое имя, как об этом будет известно везде.
— Ты думаешь, ваши эти… как их… госбезопасники рискнули без прямой санкции начальника Сто восемнадцатой и планетарного Инспектора появиться у нас? — деловито уточнила Ника, лихорадочно соображая, какой же приговор она может вынести, да и стоит ли его выносить злосчастным беглецам.
— Не знаю, — честно ответил Герд, глядя в глаза блондинке. — Я думаю, что могут. И даже выкрасть меня могут, чтобы потом публично наказать. А может быть, и не станут этого делать. Как там повернулись события, какой образовался расклад после моего исчезновения вместе с Зиной — я не знаю.
Мне у вас понравилось. Очень свободно, очень… дышится легко. Пусть нет всемирной сети, нельзя прямо так, лежа в постели, посмотреть нужный фильм или включить кухонный комбайн… это мелочи, мелочи. Но я могу ходить там, где захочу, делать то, что захочу, улыбаться, кому захочу… и никто не требует неизбежной отдачи долга обществу…
У нас это почему-то невозможно, там мы все ведем себя так, как предписано, как положено… и всегда мы должны… что-то, кому-то, почему-то, но непременно — должны. Вот, посмотрите — я просто отрастил длинные волосы. Захотел — и отрастил. А дома… конечно, можно, никто же ничего у нас не запрещает, но — нельзя. Тебя не поймут, станут хуже относиться, раз ты не такой, как все, на работе будут лишний раз перепроверять твои данные, может быть, потеряешь и в зарплате, соседи будут постоянно
