лежащий на комоде.
Николь заметила ее взгляд и подумала, что надо включить телефон.
Вынув свой мобильный, Николь удовлетворенно кивнула: за последние сутки — восемь пропущенных вызовов от Люка. Сколько было до этого — она сбилась со счета. Что же делать? «Мэри тебе поможет», — сказал отец. Но как?
— Что у тебя там? — спросила старуха.
— А? Телефон. Просто…
— Что?
— Да мне кажется, что ничего у нас не получится с этими деньгами. И вообще…
— Конечно, не получится. Я тебе об этом уже говорила. — Мэри села за стол напротив Николь и внимательно посмотрела ей в глаза. Она явно не решалась начать какой-то важный разговор.
Николь вежливо откашлялась:
— А вы… что-то знаете об этой истории?
— Знаю, девочка, знаю.
— Вам Люк рассказал?
— Да какой там Люк! Он еще глупый, твой Люк. Глупый и наивный. Просто я уже много лет живу в этих краях, вот и знаю.
— Много лет? Но Люк сказал, что ваша родня перебралась сюда совсем недавно…
— Как недавно? Ну лет двести-триста назад. — Старуха рассмеялась, увидев, как вытянулось лицо Николь. — О, мой род пережил не в одном колене всяческие притеснения от англичан… Мы многое повидали, все у нас на глазах прошло.
— Но тогда я ничего не понимаю. Люк солгал мне?
— Может, и солгал. Только не спрашивай зачем, я не знаю.
— Странно. И он никогда ничего не рассказывал мне о себе. Где его родители? Где он жил, как… И вообще! — Николь разозлилась. — Мне уже надоели эти тайны, я устала от них! Как появился этот Голдфилд, так все в нашей жизни полетело кувырком!
— Голдфилд? Это который Мерисвейл?
— А вы откуда знаете?
— А кто ж их не знает! Все знают. Мерисвейлы — жадный английский род, давно породнились с нашим родом, как раз в разгар той самой истории, о которой мне рассказал Люк. Но вы с Люком очень многого не знаете. Я вообще удивилась, откуда это все у него: тут больше половины — чушь. Скорее всего, этот субъект — не настоящий Мерисвейл.
Николь лихорадочно соображала. Дать послушать диктофонную запись? Старуха могла бы многое для себя там почерпнуть. Сказать, что деньги эти нажиты на крови и на войнах? Может, Мэри и сама это знает. А может, знает и гораздо больше… Но это сейчас не главное. Главное, что не давало Николь покоя, это Люк.
— Подождите-подождите… Я не поняла. Люк что, все-таки ирландец?
— Почему «все-таки»? — изумилась старуха. — Он ирландец до мозга костей. И мать его была ирландка, и отец… Все они вышли из этой земли… в нее и ушли. — Глаза Мэри наполнились слезами.
Николь ничего не понимала. Мысли завертелись в голове с лихорадочной быстротой и оттого — запутались окончательно.
— Люк… Но он же говорил… А почему? Отец и мать… они что… вы сказали, «ушли в землю»?
— Они погибли пятнадцать лет назад. Люк только окончил школу. На этой самой дороге разбились на машине. А род наш — весь ирландский. Тот самый Патрик Халл, который нашел деньги полковника, был моим двоюродным дядей.
Николь показалось, что в этот миг перед ее глазами начали взрываться тысячи фейерверков. А потом стало темно.
— Патрик Халл… Ваш дядя? Я, простите, ничего не понимаю… Мы с Люком — родственники?
— Да какие там родственники! Если и так, то очень-очень дальние. Ваша общая кровь давно разбавилась. Знаешь, сколько бывает детей в ирландских семьях? У Патрика было много братьев и сестер, Люк — потомок одного из них.
— Можно мне воды? — тихо сползая со стула, пролепетала Николь.
Старуха вскочила, засуетилась, принесла ей воды и напоила, придерживая голову:
— Ну вот, уже началось… Надо же, как быстро-то…
— Это вы о чем?
— Да это я так, не слушай глупую… Нет, Николь, мы, наверное, на базар не пойдем сегодня.
— Сейчас пройдет. Это у меня бывает. Уже второй раз за последнюю неделю.
— Ну да, ну да. У всех бывает…
— Люк носит фамилию Халл?
— Да. А ты не знала?
— Я ни разу даже не додумалась спросить. Ну надо же!
Мэри улыбнулась:
— Вы искали счет, открытый на Мерисвейла, а он был совсем на другое имя.
— Нет, не только. Мы искали еще и на Салливана. Просто Патрик носил фамилию матери, Берты Мерисвейл. Но мы подумали, что он мог…
Мэри рассмеялась:
— Патрик был самый хитрый на свете человек. Это про него сказку сочинили — точно!
— Какую?
— «Хитрый Патрик». Он нашел-таки наследство. Где и как — никто не знает. И мне кажется, никогда уже не узнает. Но явно не все, хотя и найденного было довольно много. И перед тем, как застрелиться, хорошенько припрятал сокровища, воспользовавшись фамилией своего настоящего отца — Халл. Никто не мог догадаться, где искать эти деньги!
Да уж, подумала Николь. Ей самой и в голову не могло прийти, что из множества вариантов пути золото выберет наименее желаемый для самого полковника. Если бы он знал, что его миллиарды, которыми он так дорожил, оказались в Ирландии, наверное, он умер бы второй раз, не пережив такого унижения.
— Так что деньги ваши… и наши преспокойно лежат в Дублине, вклад оформлен на фамилию Халл, и никто, кроме меня, не знает, как их достать…
— Кроме вас?
— Да. Наша семья была очень дружна с дядей, и он, чтобы спрятать деньги понадежнее, открыл счет на мое имя, я тогда еще была совсем крохой… Он строго-настрого запретил трогать деньги в течение ближайших тридцати лет… Потом про них успешно забыли. Или просто решили, что он разорился тогда, во время кризиса… А денежки преспокойно лежат уже больше полувека, и, думаю, за это время они обросли немалыми процентами.
Николь потерла лоб. Хотя она уже решила больше ничему сегодня не удивляться, все равно получалось с трудом.
— Слушайте… ну это просто… А Люк об этом знал?
— Конечно. Честное слово, я его отшлепаю!
— За что?
Несмотря на серьезность момента, Николь невольно улыбнулась: представила себе, как маленькая сухонькая Мэри будет шлепать верзилу Люка.
— Он много тебе наврал. И многого не сказал.
— Ну, думаю, это объяснимо, — тут же обиделась Николь. — Он же собирался жениться вовсе не на…
— Нет, тут другое… — Старуха задумалась.
— Что?
— Как бы тебе это сказать… Я сама ирландка, но, честно говоря, никогда не понимала этого недоверия к англичанам, которое якобы у каждого ирландца в крови… Наверное, он настороженно относился к тебе, ты ему много рассказала, а он… Знаешь, ты спроси у него сама. Он очень ранимый человек, даже служба в армии не пошла ему на пользу.
