Великая русская революция, 1905-1922

кругах были сформулированы три подхода к этой проблеме. Одни подчеркивали, что правительство Дербера, именем которого действовал ЗСК, есть правительство социалистическое, а не буржуазное: «Дербер, эсер, пользующийся широкой популярностью, не вошел бы в предательское буржуазное правительство»[705]. Таким образом выдвигалась «мысль об однородно-социалистической власти в Сибири»[706]. Другие считали, что «все классы должны принять органическое участие в возрождении нации, а это возможно только в том случае, когда у власти будут стоять люди всех классов сибирского населения»[707]. Следовательно, «нужна Сибири в настоящий момент именно коалиционная власть»[708]. До боли знакомый спор летом 1918 года продолжался, как будто опыта всего 1917 года просто не существовало.

Впрочем, оставался третий вариант, способный, как казалось, разрешить сложившуюся коллизию. Его сторонники утверждали: нет ничего страшного в приглашении представителей буржуазии в правительство, но не в качестве партнеров по коалиции, а как «технических исполнителей»[709].

Ясно, что такая позиция была наиболее популярна, позволяя с одной стороны разрешить кадровый вопрос, с другой — соблюсти положенный политес «ко всем классам» и с третьей — не вступать в формальную коалицию, связывая себя определенными обязательствами.

Вообще, изучая события революции, не устаешь удивляться упорным коалиционным стремлениям социалистических партий — вопреки всем фактам, опыту и доводам здравого смысла. Та же эсеровская партия, крупнейшая в России, имевшая до осени 1917 года неоспоримое большинство как в Советах, так и в местных Думах (Сибирская областная дума тому примером), обладала огромным кредитом народного доверия. Но вместо того, чтобы взять власть и приступить к государственным преобразованиям в соответствии со своей программой, раз за разом она влезала в коалиции с буржуазными партиями, вынужденная по итогам проводить в целом чуждую для себя политику. В 1917 году это оправдывалось соображениями о буржуазном характере революции, в 1918 в Сибири — уже патриотической риторикой про «возрождение нации», в котором должны принять участие «все классы». Эта полная благородного идеализма позиция упорно игнорировала простейший факт — раскол нации произошел именно по классовому признаку, в 1918 году он достиг уже стадии войны. Эсеры упорно пытались добиться единства, совместив несовместимое — условного Шульгина, мечтающего говорить с толпой на языке пулеметов, и саму эту «толпу», вряд ли одобряющую идеи Шульгина.

Третий вариант — привлечение в правительство буржуазных политиков и управленцев в качестве «технических исполнителей», был компромиссным, но он наткнулся на лоббизм ультраправого крыла партии, которое само давно мечтало о пулеметах. В итоге «технический кабинет», собранный в Омске социалистами ЗСК, оказался практически полностью буржуазным, стоявшим на позициях куда правее эсеров[710] — от монархических до корниловских. В него вошли кадеты, члены Омского военно-промышленного комитета, деятели частного капитала и т. д.

Формально «технические исполнители» подчинялись комиссариату, но на практике — уже 26 июня предприняли попытку перехватить власть. На совещании заведующих отделами было решено создать специальный орган, объединяющий «цензовых» специалистов — Административный совет Западной Сибири с полномочиями правительства.

Такой ход не на шутку встревожил эсеров. «Мы, Акмолинский губернский комитет партии социалистов-революционеров, — говорилось в эсеровском заявлении — всемерно протестуем против попыток введения бюрократического строя в пределах свободной Сибири… Мы знаем лишь коллегию уполномоченных Сибирского временного правительства, охраняющую полное народоправство и имеющую аппарат, восстанавливающий и укрепляющий народоправство, а не умаляющий его авторитета и власти»[711].

Указание на дефицит легитимности Административного совета натолкнуло его членов на новую идею — создание полноценного кабинета из оставшихся в Сибири министров правительства Дербера. В этом случае Западно-сибирский комиссариат просто прекращал бы свое существование, передавая власть правительству из пяти членов.

Напомним, что под сомнение ставился сам факт работы этих министров в эсеровском подполье. В свое время они отказались выехать в Харбин для работы в правительстве. Выдвигаемого же на премьерский пост П. В. Вологодского часто характеризуют как человека нерешительного, да и в воспоминаниях он постоянно подчеркивает, что был захвачен ходом событий и являлся их жертвой[712]. Исследователи не исключают, что это была лишь маска политика, но факт остается фактом.

23 июня министры получили одобрение на формирование кабинета от думских лидеров и 30 июня в накаленной атмосфере взаимных обвинений и завуалированных угроз[713] состоялась передача власти от Западносибирского комиссариата Совету министров. Новое Временное Сибирское правительство было создано. Формально оно по-прежнему являлось эсеровским, но опиралось уже на совсем другие силы.

Отсюда и вопиющие противоречия в действиях сибирской власти. Еще в 20-х числах июня Западносибирский комиссариат издал вполне социалистическое по духу постановление, в котором признавалось, что некоторые преобразования Советской власти «оставили глубокий след» и потому полное «установление прежнего порядка представляется либо уже невозможным, либо нецелесообразным». Комиссариат предлагал «произвести пересмотр распоряжений и законов Советской власти», но сохранить в силе те, которые «оказались жизнеспособны»[714].

Однако уже в июле Советом министров были приняты постановления об отмене декретов Советской власти, восстановлении законов Российской империи, денационализации промышленности, возвращении всех земель их бывшим владельцам. В августе правительство отдало приказ о запрещении деятельности Советов и аресте всех представителей Советской власти в Сибири[715].

Под руководством офицеров была начата принудительная мобилизация в сибирскую армию, численность которой к осени 1918 года была доведена примерно до 200 тысяч человек[716].

Эсер А. Аргунов, позже анализировавший деятельность Временного Сибирского правительства, отмечал: «смертная казнь, военно-полевые суды, репрессии против печати, собраний и пр. — вся эта система государственного творчества быстро расцвела на сибирской земле»[717].

* * *

Парадоксально схоже и в то же самое время иначе разворачивались события в Поволжье. Здесь формировался крупный эсеровский подпольный антисоветский центр, в Самару потянулись многие видные члены ПСР, в том числе члены разогнанного в январе Учредительного собрания. В переброске эсеровских сил на восток, в том числе в Поволжье, участвовал хорошо нам известный Союз возрождения России.

В конце мая начался мятеж Чехословацкого корпуса. Интересно, что член Учредительного собрания от Самары П. Климушкин впоследствии писал, что местный эсеровский штаб «еще недели за полторы — две» знал о том, что в Пензе готовится вооруженное выступление чехов. «Исходя из того, что интересы русского антибольшевистского движения совпадают, — писал Климушкин, — самарская группа эсеров, тогда уже определенно подготовлявшая вооруженное восстание, сочла необходимым послать к чехам своих представителей…»[718] .

В ночь на 8 (21) июня чехословаки ворвались в город. Сразу же все присутствующие в Самаре члены Учредительного собрания под охраной солдат корпуса двинулись к зданию местной думы, где утром и провозгласили создание правительства Комуча — Комитета членов учредительного собрания. Прокламации, которые развешивали на стенах зданий, призывали всех, «кому дороги идеи народовластия», «встать под знамена Учредительного собрания»[719].