этой дороге ему предстоит реализовать все то, что он получил сегодня от Господа; и апостол, продолжая речь, напоминает нам принцип христианской жизни, надежно ограждающий нас от зла и греха:

Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною [29] .

Эти слова подводят нас к следующему действию – пострижению волос. Казалось бы, велика ли важность – отстричь прядку волос с головки ребенка. Однако в такой видимой ничтожности скрыт глубокий смысл: совершается первая жертва нового христианина. Что, кроме нескольких волосинок, может отдать младенец? Но в жизни – если это будет жизнь, а не «существование» – жертвенность, способность свободно отдать себя, свои силы, желания, интересы, способности, энергию Богу и ближнему будет во многом мерою ее успеха.

Постригается раб Божий (раба Божия) (имя) во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Тут самое время спросить: как же принцип свободы сочетается с выражением «раб Божий», которое мы постоянно слышим в церкви? Тем более что волосы на голове как раз остригались у человека, попавшего или проданного в рабство.

Чтобы понять это, надо самому не попадаться в плен к словам, не воспринимать слово раб в его современном узкосоциальном или политическом смысле. Греческое слово дулос имеет смысл гораздо более широкий, как и латинский его вариант servus, и переводы на современные европейские языки: Knecht, servant. И Сам Спаситель жил на этой земле и взошел на Крест, как пишет апостол Павел, «приняв образ раба» [30] .

Учтем, однако, и другой факт, прямо связывающий пострижение волос с принципом свободы и со всею христианскою жизнью: если мы рабы Божии, то уж точно более ничьи.

Вот и окончен чин крещения. Последнее наше действие – воцерковление, торжественный вход в храм. Священник с ребенком на руках встает у главных (западных) дверей храма:

Воцерковляется раб Божий (раба Божия) (имя) во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Внидет в Дом Твой, поклонится ко храму Святому Твоему.

Двигаясь на восток, к алтарю, останавливается в центре храма:

Воцерковляется раб Божий (раба Божия) (имя) во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Посреде Церкве воспоет Тя.

Продолжает движение и доходит до самого амвона – возвышения перед Царскими вратами:

Воцерковляется раб Божий (раба Божия) (имя) во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Здесь «пути расходятся»: если на руках у священника девочка, он подносит ее к иконе Пресвятой Богородицы, слева от Царских врат. Если же мальчик – то вносит его в алтарь через диаконскую (боковую) дверь и обходит с ним вокруг святого престола: кто-то из сегодняшних младенцев много лет спустя и сам пройдет тем же путем, под пение «Исайя, ликуй…», принимая от архиерея рукоположение в священный сан.

Передачей ребенка в руки матери и целованием креста заканчивается это торжество. Сделан первый шаг навстречу Спасителю: за ним должен последовать второй, потом третий, десятый, сотый, тысячный.

Разговор третий. После крещения

Дорога длиною в жизнь

Этот разговор будет самым коротким, но и самым емким, и, как ни странно, самым трудным. Если вначале мы говорили о жизненных, исторических и вероучительных фактах, затем о чине крещения и миропомазания, сложившемся и утвердившемся в Церкви на протяжении столетий, то здесь речь пойдет о вашей собственной судьбе, о судьбе ребенка, который, утомившись после долгого богослужения, мирно спит в своей коляске и даже не догадывается о том, что с ним только что произошло. А произошло-то, как мы уже поняли, не только с ним, но и с вами. О том и разговор.

Когда спрашивают о христианской жизни, ее основах и путях, каждый сознательный верующий, кем бы он ни был, священником или мирянином, прежде всего предложит вам книгу под названием «Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа». Ее часто называют Евангелием, хотя это и неточно: Евангелия, повествования о земной жизни Спасителя, – лишь первые четыре ее части. Вслед за Новым Заветом вам откроются и другие дары неохватного бесценного церковного Предания, святоотеческого наследия, – всего того, что передано нам в Церкви из поколения в поколение от наших далеких предшественников, от первых апостольских общин, от самих апостолов, от Господа Иисуса Христа… Читать их, изучать, исследовать – с избытком хватит на любую, самую долгую жизнь. И чем больше читаешь, чем больше узнаешь, тем яснее видишь, как многому еще надо в этой жизни научиться и как жаль, что не научился этому прежде: глядишь, и жизнь тогда бы пошла по-другому…

Если так, то вообще о чем говорить? Ведь все вроде бы уже сказано: читай, слушай, учись, иди вслед за Христом. Казалось бы, что еще нужно? Какой смысл писать новые книги о христианской жизни, если, как сказал апостол Павел, Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же? [31]

Христос в самом деле Тот же – но люди не те же. В этом нет ничего плохого или постыдного, но каждое новое поколение людей, с новыми особенностями и свойствами, с новыми достоинствами и недостатками, в новых условиях жизни, заново открывает для себя Христа, знакомится с Ним, учится любить Его и следовать за Ним. И все мы, а духовенство в особенности, обязаны поддерживать друг друга на этом пути.

Вот и в этом нашем разговоре попробуем сказать несколько слов о православном воспитании детей, о жизненном пути родителей и восприемников. Конечно, ни в малейшей мере не заменят они слов Священного Писания и всего церковного наследия, но, напротив, лишний раз покажут вам, насколько вы в них нуждаетесь ради того подвига , который начат сегодня, милостью Божией, в святой купели.

Разговор о детях естественно начать с самого простого вопроса: сколько? И приходится слышать – особенно в последнее время, когда мы наконец добились ощутимой финансовой поддержки для родителей и усыновителей, – «авторитетные мнения», что якобы «двое родителей, двое детей – идеальная пропорция», а демографическая политика государства продиктована заботой о пушечном мясе для генералов и рабочей силе для капиталистов.

...

В школу жизни

–  Сыну скоро в школу, а я не знаю, как его к ней подготовить. В садик он не ходил, но посещал разные кружки. Есть еще две младшие сестры. Он очень отзывчивый и послушный мальчик. Муж боится, что в садике, а потом и в школе его научат многим нехорошим вещам, поэтому не разрешает мне его туда отдавать. Я в недоумении, как мне поступить…

– Из вашего письма заметно некое противостояние между вами и мужем: «Муж не разрешает… Я в недоумении…» Это никуда не годится! Для благополучия вашего ребенка гораздо важнее супружеское согласие и любовь родителей, чем подготовка к школе. Будут в школе трудности – вы поможете сыну, а при неладах в семье ничем не поможешь… Если сын ходит в кружки, имеет большую семью, то психологически он готовится к школе. Но школа – это «школа жизни», а не оранжерея. И он также должен быть готов встретить там всевозможные конфликты, неприятности, проявления зла. И увидеть, понять на деле, на своем опыте, что родной дом – это и есть лучшая защита от зла окружающего недоброго мира.

…И не забудьте обсудить это с мужем!

Задача этой злобной пропаганды – разорвать нацию по социальным, экономическим, этническим швам, внушить неприязнь, ненависть друг другу, убежденность в том, что человек человеку волк, что вокруг нас прожженные мерзавцы и паразиты, а мы, народ, жертва их произвола и алчности. В начале прошлого века это удалось сделать – и в России произошла страшная катастрофа: больше мы ее не допустим. «…А то, что люди волки, сказал латинский лгун» [32] .

Но вот что интересно: хотя генералы и капиталисты тут совершенно ни при чем, двоих детей в семье, в самом деле, мало.

Вспоминаю эпизод, мало кем замеченный, но весьма характерный. Во время поездки В. В. Путина в один из областных центров разговор зашел о демографии, и кто-то решил сострить: вот, дескать, Владимир Владимирович настаивает, чтобы в каждой семье было не меньше троих детей. Последовал дружный смех, но закономерной была бы совсем другая реакция: «А что, разве не так?..»

Доказать это можно логически. Ваша семья, ваш дом – это ваш мир, микрокосмос, и для ребенка дом также должен быть его миром. Но если в семье один ребенок, это недостижимо: приходя домой, он не находит там себе подобных. Дом оказывается для него миром родителей, а не его собственным, с младенчества он привыкает к этой грустной реальности. Мысль о том, что я чужой в своей семье, что родители здесь хозяева, а я – никто, становится бомбой замедленного действия, которая обязательно взорвется, быть может, с грохотом, быть может, исподволь, в подростковом

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату