Смерть в театре «Дельфин»

— Почему же не очень? Вполне благосклонно.

— Будете, значит, иметь меня в виду?

— Буду, — пообещал Перигрин.

— Спасибо и всего наилучшего, шеф, — поблагодарил Джоббинс и ретировался в проулок.

Перигрин перешёл через улицу и вступил под портик своего театра, который украшало броское объявление:

Театр «Дельфин» вскоре открывает сезон под новым руководством.

Оно висело непосредственно под обрывком той самой старинной афиши, которую мистер Джей заметил во время своего первого достопамятного появления здесь:

«СВАДЬБА ПОПРОШАЙКИ»

По настоятельным требованиям! мистер Адольфу с Руби…

Когда маляры очистили и заново отштукатурили фасад, Перигрин велел им сохранить случайно уцелевший обрывок, а Джереми Джонсу заявил:

— Пока я в театре, эта афиша останется здесь, и точка. Он мягко толкнул парадную дверь, которой вернули прежнее достоинство: отмыли, отскоблили и покрыли лаком, поставили новые замки.

В фойе кипела жизнь. Стены были заново окрашены, а все остальное отполировано и позолочено. Люди на стремянках, лестницах и в люльках спешно доделывали работу. На полу искрилась огромная люстра. Умытые и ухоженные херувимы сверкали толстенькими щёчками над окошком театральной кассы.

Перигрин поздоровался с рабочими и поднялся по плавно изогнутой лестнице в верхнее фойе.

Задняя стенка бара по-прежнему была отделана зеркалом, однако теперь мистера Джея от приближавшегося к нему двойника отделяла окованная медью стойка красного дерева. Весь бар был выдержан в паточно-мелассовой гамме.

— Светло, уютно, ничего вызывающего, — пробормотал Перигрин.

Реставрационные работы тут уже закончились, и на пол скоро будет положен ковёр. Они с Джереми и молодым декоратором остановились наконец на классической темно-красной гамме с белым и золотым, а по краям — традиционный узор из дамасских роз. Мистер Джей пересёк фойе и исчез за дверью с надписью: «Дирекция».

Театр «Дельфин» состоял под контролем одноимённой корпорации, которую субсидировала «Консолидэйтед Ойлс», а породил, образно говоря, мистер Гринслэд. В кабинете за новым столом сидел мистер Уинтер Моррис, необыкновенно способный театральный менеджер. По предложению Перигрина мистер Гринслэд заключил с ним контракт — после ряда собеседований и, в чем мистер Джей не сомневался, тщательной проверки. Во все это время мистер Кондукис оставался фигурой совершенно призрачной, ни во что не вмешивающейся, но при этом столь могущественной, что само его существование излучало флюиды уверенности, изгоняя малейшие сомнения в возможности ренессанса. Мистер Моррис имел все полномочия по ангажементам с актёрами, декораторами, костюмерами, статистами, обслуживающим персоналом и так далее и тому подобное, в общем, распоряжался всем и вся.

Это был низенький, бледный, суетливый человечек с густыми курчавыми волосами, который все свободное от работы время (довольно скудное) посвящал коллекционированию старинных безделушек.

— Доброе утро, Уинти.

— Перри, — сказал мистер Моррис, что прозвучало гораздо более похоже на констатацию факта, чем на приветствие.

— Что хорошего?

Мистер Моррис покрутил головой.

— Да, пока не забыл: нам нужен сторож на дневное или ночное время, смотритель, швейцар на служебный вход или ещё кто-нибудь в этом роде?

— Через пару дней понадобится.

Перигрин поведал Уинтеру о мистере Джоббинсе.

— Прекрасно, — сказал мистер Моррис. — Если рекомендации в порядке, считай, что дело улажено. Теперь моя очередь. Ты уже набрал труппу?

— Не совсем. Есть некоторые сомнения.

— Что ты думаешь о Гарри Граве?

— Как об актёре?

— Да.

— Как об актёре я много чего о нем думаю.

— Ну и хорошо. Считай, что ты его нанял.

— Уинти, что ты несёшь? О чем ты?

— О поступившей директиве, мой дорогой. О приказе из головного офиса.

— По поводу В. Хартли Грава?!

— Ты наверняка найдёшь его в своей почте. Перигрин направился к своему столу и ловко выхватил из кучи корреспонденции письмо от мистера Гринслэда, поскольку прекрасно освоился с видом его посланий.

«Уважаемый Перигрин Джей?

Все, похоже, идёт гладко и в соответствии с планом. Мы очень довольны общим замыслом и воплощением первоначального проекта, а также Вашим решением открыть сезон собственной пьесой, особенно если учесть успех Ваших, постановок, в „Единороге“. Хочу обратить Ваше внимание на мистера В. Хартли Грава. Вам, безусловно, известно, что это опытный актёр с хорошей репутацией. Мистер Кондукис будет доволен, если Вы при наборе труппы уделите своё благосклонное внимание мистеру Траву.

С уважением, преданный Вам

Стэнли Гринслэд».

Когда Перигрин дочитал это письмо, его охватило настолько острое предчувствие беды, что он сам растерялся. Ведь, собственно, ничего необычного или непредсказуемого не произошло. Театр держится на личных связях. Нет, пожалуй, ни одного актёра, который откажется воспользоваться ими при удобном случае. Неужели его гложет зависть, или он уже настолько испорчен полученной властью, что не в состоянии спокойно отнестись к вмешательству в «свою» епархию? Хотя… если подумать, неприятное чувство вызвано гораздо более серьёзными причинами.

Тут Перигрин поднял глаза на Морриса и обнаружил, что Уинти наблюдает за ним с иронической усмешкой.

— Мне это не нравится, — сообщил мистер Джей.

— Вижу, приятель. Можно узнать почему?

— Конечно. Мне не нравится репутация Хартли Грава, хотя я старательно пропускаю мимо ушей театральные сплетни.

— А что о нем говорят?

— Очень уж странно он ведёт себя. Я как-то ставил спектакль с его участием; впрочем, мы встречались и раньше. Однажды он забыл вернуться после уик-энда. Был скандал, который быстро замяли. Женщины, конечно, находят его привлекательным. Правда, не могу сказать, — добавил Перигрин, ероша себе волосы, — что в последних постановках он вёл себя предосудительно. Признаю даже, что лично я считаю его занимательным типом. Только вот в труппе он никому не нравится, кроме двух женщин. Они, конечно, ни за что в этом не признаются, но какие взгляды будут кидать на него!

— Полагаю, что письмо, адресованное тебе, не менее категорично, чем вот это, — сказал Моррис, помахав конвертом, который лежал на его столе.

— Да, будь оно проклято.