— О, Господи, нет, мисс, не надо, мисс…
— Останься здесь, Эмилия, или подожди у дверей. Да, так будет лучше. Подожди у дверей.
Он распахнул двери в партер и закрепил их. Эмилия вошла.
— Ну, Хокинс?
— Наверху, мистер Джей. Идите туда. Я не могу. Меня вырвет, честное слово.
Перигрин взбежал по изящной лестнице на площадку перед круглым фойе. Было темно, но он не забыл про фонарик. Луч света стрельнул вперёд и упёрся в то, что осталось от Джоббинса. Фетровая шляпа не свалилась с головы. Она была вмята в неё. Из красного месива, бывшего не так давно лицом, тускло таращился широко раскрытый глаз.
Рядом валялся улыбающийся бронзовый дельфин.
Перед глазами Перигрина все слегка поплыло. Ему показалось, что он смотрит в телекамеру, видя одновременно и кружок света на дальней стене, и фонарик в своей руке, и макушку Хокинса внизу на лестнице. Мистер Джей попятился к перилам, опёрся на них и, преодолевая острый приступ тошноты, выдавил:
— В полицию звонили?
— Да, надо бы позвонить. Мне, что ли? — промямлил Хокинс, не трогаясь с места.
— Ладно, стойте, где стоите. Я сам позвоню. В нижнем фойе, рядом с кассой, был телефон-автомат. Перигрин добрался до него и, стараясь сдержать дрожь в руках, набрал всем известный номер. Как быстро ему ответили и как спокойно отнеслись…
— Есть ли шанс, что он ещё жив, сэр?
— Господи, нет! Я же говорю…
— Ничего, пожалуйста, не трогайте. Бригада будет через несколько минут. Откуда можно войти? Спасибо. Перигрин повесил трубку.
— Хокинс, ступайте к служебной двери и ждите полицию. Идите.
— Да, хорошо. Слушаюсь, мистер Джей.
— Да идите же!
Есть ли в фойе автономное освещение, или все управляется из-за сцены? Кажется, нет. Перигрин никак не мог вспомнить. Нелепо. А Эмилия там одна в тёмном партере. Перигрин кинулся туда — девушка стояла прямо у дверей.
— Эмилия?
— Да. Я здесь. Все в порядке, Он почувствовал её руки в своих.
— Плохо. Произошла беда, Эмили.
— Я слышала, как ты говорил по телефону.
— Они сейчас будут.
— Понимаю. Убийство, — почти беззвучно произнесла Эмилия.
— Пока точно не известно, — беспомощно сказал Перигрин.
Они замолчали. У Перигрина звенело в ушах, тело пронизывал холод. Неужели он сейчас потеряет сознание? Он непроизвольно потянулся к Эмилии, и они обнялись.
— Нужно вести себя правильно, — пробормотал Перигрин. — А как? Ты знаешь? Невозмутимо? Собранно? Так, как люди нашей профессии никогда и нигде себя не ведут?
— Мы попробуем.
— Ты ли это, Эмили? — трепетно спросил Перигрин, наклоняясь к ней.
В тишине вдруг раздался глухой звук, похожий на тяжёлое прерывистое дыхание. Они прислушались, затем Перигрин, исполненный нехорошего предчувствия, отстранил от себя Эмилию.
Включив фонарик, он осветил центральный проход, а затем медленно двинулся вперёд, и там, где кончался бельэтаж, под которым они стояли, луч света уткнулся в маленький, прерывисто дышащий комок; Перигрин опустился рядом с ним на колени. Мальчик был без сознания.
— Тревор, — произнёс Перигрин. — Тревор…
— Его убили? Он умирает? — донёсся до него голос Эмилии.
— Я не знаю. Что делать? Позвонить в «Скорую помощь»? Или снова в полицию? Куда?
— Не Трогай его. Я позвоню в «Скорую помощь».
— Хорошо.
— Слушай. Сирены.
— Полиция.
— Я все же позвоню, — сказала Эмилия и ушла. Казалось, не прошло и секунды, как «Дельфин» заполнили широкоплечие полицейские с крепкими шеями и спокойными голосами. Перигрин подошёл к сержанту.
— Вы здесь главный? С тех пор, как я позвонил, мы нашли ещё мальчика. Он ранен, но пока жив. Вы посмотрите?
Сержант посмотрел и сказал:
— Это может быть серьёзно. Вы не трогали его, сэр?
— Нет. Эмилия… мисс Дюн, которая была со мной, звонит в «Скорую помощь».
— Свет здесь есть?
Перигрин, вспомнивший наконец, где находятся выключатели, засветил люстры. Через служебную дверь входили ещё полицейские. Перигрин вернулся к сержанту. Тот как раз велел одному из констеблей оставаться рядом с мальчиком и сообщать о любых переменах. Затем он обратился к Перигрину:
— Разрешите взглянуть на тело.
Эмилия в фойе говорила в телефонную трубку:
— Это очень срочно, действительно срочно… Пожалуйста…
— Извините, мисс, — сказал сержант, взял у неё трубку и веско рявкнул:
— Полиция!
Не дослушав, он повесил трубку и сообщил Эмилии:
— Будут через пять минут, — Слава Богу.
— А теперь, мистер Джей…
— Можно мне вернуться к мальчику? — перебила Эмилия. — На тот случай, если он придёт в себя? Я его знаю.
— Хорошая мысль, — добродушно пробурчал сержант. — Значит, вы останетесь с ребёнком, мисс…
— Дюн.
— Мисс Дюн. Вы — члены здешней труппы, не так ли?
— Да, — сказал Перигрин. — Мы были в новом бистро на Причальной набережной и вернулись за зонтиком и плащом.
— Вот как? Понятно. Значит, мисс Дюн, вы останетесь с ребёнком и расскажете врачу все, что знаете. А теперь, мистер Джей…
Перигрин понял, что не в силах вернуться на лестничную площадку.
— Да, я вам покажу, но… Если можно, мне не хотелось бы… Это ужасно. Извините, что задерживаю. Сюда.
— Наверху лестницы? — спокойно уточнил сержант, словно спрашивал дорогу в контору. — Вам не стоит подниматься, мистер Джей. Чем меньше топтаться, тем лучше.
— Да, конечно. Я забыл.
— Будьте любезны, подождите здесь.
— Да, хорошо. Спасибо.
Сержант не стал задерживаться наверху. Перигрин, который был не в силах отвести от него глаз, видел, что полицейский тоже не стал заходить дальше верхней ступеньки, а постоял немного, повернулся и пошёл к телефону. Проходя мимо Перигрина, он сдавленно произнёс:
— Скверное дело. Очень скверное. Разговора по телефону Перигрин толком не слышал. До него доносились только отдельные слова:
— Типа смотрителя… Джоббинс… и мальчик… похоже на то. Хорошо, сэр. Да… да… Хорошо, — и после паузы среди неразборчивой фразы чётко прозвучало:
