индустриальным Руром. Американцы уже решили не ограничивать свой срок пребывания в Германии. Американцы, англичане и французы решили сблизить свои зоны. Что оставалось делать четвертому, отринутому бывшему союзнику?
Оказалось, что не существует документов, регламентирующих въезд западных союзников в Берлин. Права въезда, говорил генерал Клей, оговорены устно и покоились на трехлетней привычке.
31 марта Советский Союз начал «миниблокаду» Берлина. В конце апреля военный министр Ройол пишет бывшему военному министру Стимсону: «Ясным кажется намерение Советского Союза вытеснить нас из Берлина так как четырехсторонний контроль над Берлином и над Германией более не действует. У Советов есть определенные основания так думать ввиду трехсторонних действий, которые мы предприняли в отношении Германии как результат краха заседания министров иностранных дел в декабре. Они могут аргументировать с определенной логикой, что трехсторонние переговоры по Германии, начатые в Лондоне в феврале являются доказательством наших намерений отказаться от четырехстороннего контроля. Они могут также кивать на установление нашего экономического совета по Германии… Козырные карты русских заключаются в контроле над железнодорожными и шоссейными магистралями, ведущими к Берлину, в контроле над тепловой станцией, снабжающей город электричеством».
Ключевой фигурой на этом этапе развития «холодной войны» становится американский военный губернатор Германии Люшиус Клей. Примечательна эволюция этого американского генерала и политика. Во время первого года службы в Германии (будучи заместителем Эйзенхауэра) Клей превосходно сотрудничал с советской администрацией. Наиболее некооперабельными он считал французов, он критически воспринял «длинную телеграмму» Кеннана. Сложные межсоюзнические проблемы, как и тяжесть восстановления Германии поубавили оптимизма у Клея, хотя близкая сердцу русских идея репараций вполне разделялась Клеем. И только во второй половине 1047 г. генерал Клей переходит в группу ястребов.
Однажды, после яростной словесной перепалки с советскими представителями Клей спросил Джеймса Ридлбергера: «Является ли все это прелюдией к объявлению войны?» Ридлбергер ответил: «Вовсе нет. Иногда это звучит похоже, но я не думаю, что это так».
Одиннадцать раз генерал Клей выкладывал прошение об отставке, но он любил свой пост — «благожелательный деспотизм», как он это называл. Он понимал, что его ждет. Телетайпом он 10 апреля 1948 г. посылает сообщение начальнику штаба армии Омару Бредли: «За нашей сепаратной валютной реформой последует создание германского правительства во Франкфурте, а это вызовет подлинный кризис… Зачем мы в Европе? Мы потеряли Чехословакию. Мы потеряли Финляндию. Норвегия под угрозой. Мы уходим из Берлина… Америка еще не знает, что жребий брошен… Я полагаю, что мы должны стоять, пока нас не выдворили силой».
18 июня 1948 г. три западные державы объявили о валютной реформе в трех своих зонах. Берлин пока исключался. Советская сторона снова начала ограничении перемещения в Берлин. Указывая на то, что западные страны разделяют Германию, советская сторона объявила, что весь Берлин включается в зону восточных денежных знаков. 23 июня западные державы объявили, что новые деньги Западной Германии будут иметь хождение в западных секторах Берлина. На следующий день советская сторона перекрыла сообщение между Западной Германией и Западным Берлином. Было отключено электричество, началась блокада города. В Западном Берлине угля должно было хватить на 45 дней. Теперь все зависело от авиационных возможностей. Клей приказал все транспортные самолеты С-47 бросить на берлинский маршрут.
Только воздушные транспортные коридоры были гарантированы письменными соглашениями военных союзников. Если советские вооруженные силы начнут перехватывать самолеты, то это всех поставит на грань войны. В воздухе дело было серьезнее, чем на автобанах. Трумэн объявил: «Мы собираемся держаться». Бевин в Лондоне: «Оставление Берлина будет означать потерю Западной Европы». Начиная с 22 июля 1948 г. американские С-47 и С-54 стали делать два полета в день. Одновременно западные власти начали останавливать советские автомашины , превышающие скорость. Маршал Соколовский провел час в полиции за превышение скорости на пути из Потсдама в служебные помещения.
Берлинский кризис впервые поставил Америку и Советский Союз на грань войны. Бевин заявил, что отныне «понимает агонию Невилля Чемберлена в сентябре 1938 г.». 28 июня американцы запросили англичан о возможности перевода на Британские острова американских тяжелых бомбардировщиков. Согласие было получено в тот же день. 60 «Б-29», известных миру как «атомные бомбардировщики, разместились в пределах полета к территории СССР. Другой отряд „Б-29“ прибыл на Окинаву. России показали, что ее будут бомбить атомным оружием с двух противоположных сторон. За что? За опасения в отношении восстановления мощи Германии? А если бы вместо мирной Канады у США на севере располагалась страна, убившая 27 млн. американцев — и некие страны начали через три года после окончания этой войны восстанавливать мощь убийцы?
Размещение американского атомного оружия на Британских островах было грозным символом. Теперь США показывали миру, что всякий несогласный с их политикой может попасть в атомный прицел. «Холодная война» поднялась на свою вершину. Американский историк Уолтер Миллис пишет, что «введением ядерного оружия впервые непосредственно в систему дипломатии и насилия», сдерживание перестало быть просто теорией и стало частью американской военной стратегии. В Вашингтоне сравнивали военную мощь США и СССР. Согласно данным американской разведки, Советская армия располагала 2 500 000 солдатами и офицерами в регулярных войсках и 400 000 — в специальных. Именно в данное время начинается советско-югославский разлад. По мнению американцев, «Соединенные Штаты в военном смысле были сильнее, и они обладали ядерным оружием».
Заметим: четырьмя днями после начала блокады Западного Берлина Москва начала великую ссору с маршалом Тито, исключив его из Коминформа. Напрашивается простой вопрос: если бы Советский Союз готовился к великой и последней войне мировой истории, то стал бы он одновременно объясняться с балканским «уклонистом»? неужели американское руководство, разведка и стратеги не задумались над этим?
Если Сталин в пылу невероятного ожесточения не ввел войска на территорию коммунистической Югославии (где половина коммунистов выступила бы за него и против Тито), то готов и мог ли генералиссимус всерьез думать о полномасштабном вторжении на Запад? Нужно обладать очень некритичным сознанием и ничего не знать о Сталине как о личности, чтобы всерьез увидеть в нем нового Чингизхана, размышляющего о захвате Парижа, Лондона и Нью-Йорка.
И, помимо прочего, Сталин помнил черчиллевскую калькуляцию октября 1944 г., где Югославия была обозначена как «50-50», что давало возможность предположить вмешательство Запада. Странно, но американские военные вначале абсолютно не верили в серьезность ссоры Сталина и Тито. Хорошо же понимала Америка Сталина, если готова была рискнуть мировой войной, не зная при этом характера противника, мотивов его действий и целей.
Идти на войну ради возможности перевооружения Германии? Есть ли в новейшей истории еще пример подобной «легкости»? Ведь в Европе — и по восточную и по западную сторону от германии жили миллионы немецких жертв. Согласились ли бы они воспринять развязываемую американцами войну как свою? Даже англичане начали останавливать своих американских союзников. Бевин: «Я знаю, все вы американцы хотите войны». Американский дипломат: «С политической точки зрения Берлин стал важным символом только потому, что мы сделали его таковым». Был смысл в словах посла Уолтера Беделла Смита: «Наш нынешний истерический взрыв чувств по поводу берлинцев заставляет меня помнить, что три с половиной года назад меня считали бы героем, если бы я преуспел в уничтожении бомбами этих самых немцев».
Американский комендант Берлина Хаули в июне 1948 г. выразил надежду на то, что «русские не окончательно захлопнули дверь пред германским единением и союзным соглашением». Дело-то было в том, что западные союзники с грохотом закрыли дверь перед прежде обусловленным четырехсторонним сотрудничеством по Германии. Советской стороне оставался единственный доступный ей метод воздействия на Запад — усложнение доступа к Западному Берлину. Те, кто не верил в компромисс, увидели в этом знак неотвратимого столкновения. Клей сказал, что «если русские пойдут на боевые действия — то не из-за валюты в Берлине, а потому что момент кажется им подходящим. Неправда. Россия агонизировала именно из-за восстановления германского колосса, от которого Россия пострадала больше всех в мире.
Это более всего очевидно из встреч посла Смита со Сталиным в конце июля 1948 г. Тот сказал, что, если не сомневается в главном смысле происходящего: западные союзники готовятся восстановить
