предполагал трансформацию взаимоотношений России и НАТО из системы 19 плюс 1 в «систему двадцати участников», где Россия могла бы даже подписать Вашингтонский договор (возможно, без параграфа 5 — о том, что нападение на одного члена альянса равнозначно нападению на всех членов союза). В условиях глобального смещения угроз для Запада Россия могла бы войти в Североатлантическую организацию не как некая периодически консультируемая величина, а как интегральная часть новой системы безопасности в Европе. Как писала американская газета «Крисчен сайенс монитор», «вступление России в НАТО завершит процесс создания такой структуры взаимоотношений европейских государств, которая в конечном итоге принесет постоянный мир. Неопределенность же с принятием России в альянс не только будет большой прорехой в мозаике, но также может возродить традиционную российскую ксенофобию… У Запада есть второй шанс навсегда закончить „холодную войну“, покончить с разделением Европы и сделать Россию полноценным партнером НАТО в борьбе с терроризмом и в деятельности по предотвращению распространения оружия массового поражения».
Речь зашла о геополитическом сдвиге впечатляющих пропорций: Россия входит в обновленный западный союз, приобретает новых союзников и представляет собой фактор его фактической глобализации в стратегически важных по времени и месту основных событий обстоятельствах. В Москве заговорили о важнейшем после 1989-1991 гг. повороте во внешнеполитической ориентации России. Вхождение в западный военный союз России могло бы иметь главное для нее позитивное значение — блок НАТО потерял бы свою антироссийскую направленность. И это была бы уже новая НАТО, потенциально полезный партнер в реализации российских интересов.
Выдвижение инициативы Блэра вызвало на Западе борьбу двух политических проектов.
Первый, олицетворяемый британским руководством и поддерживаемый такими лидерами Запада как канцлер Шредер и президент Ширак, ориентировался на идею вовлечения Российской Федерации в стан Запада: у Москвы ослабнет соблазн воссоздавать некий «третий мир» на оси Пекин-Нью-Дели-Москва; Россия встанет лагерь защитников столь выгодного Западу статус кво в мире; пути распространения российского оружия массового поражения (биологического, химического, ядерного) будут заблокированы; североевразийская нефть и газ станут подлинной альтернативой энергетическому сырью бунтующего против Запада Ближнего Востока; проблема потенциальной реинтеграции постсоветского пространства на антизападной основе будет если не решена, то минимизирована. (В русле этого подхода генеральный секретарь НАТО лорд Робертсон высказался весьма оптимистично: «Я знаю, где место России. Оно между Испанией и Португалией»).
Второй проект представили противники введения Москвы в круг Запада. Он исходит из того, что огромная неуправляемая Россия, чреватая внутренними конфликтами, способна дестабилизировать пространство западного ядра; по своим экономическим показателям (2,4 тыс. долл. в год на душу населения) Россия никак не соответствует общему уровню в 30 тыс. долл. в год на душу «золотого миллиарда»; Запад лишится благоприятной для него «прокладки» между североатлантическим миром и колоссальным Китаем и миллиардной мусульманской цивилизацией; НАТО возьмет на себя опасную функцию гаранта границы России с Китаем в необозримой Сибири; поток наркотиков, нелегальных иммигрантов и российского криминала захлестнет (через неуправляемую Россию) благополучный Запад.
Типично мнение Г. Киссинджера: «С принятием России в НАТО Североатлантический Союз превратится в мини-Организацию Объединенных наций, либо в антиазиатский — особенно антикитайский союз западных индустриальных демократий. Русское членство в Европейском Союзе, с другой стороны, разъединило бы два берега Атлантики. Такой шаг неизбежно подтолкнет Европу к поиску различной от американской позиции… Более тесные отношения России с Европой, чем у Европы с США (или просто сравнимые) вызовут кризис в межатлантических отношениях — вот почему Путин так обхаживает некоторых из американских союзников».
Идея трансформации НАТО, предусматривающая непосредственное членство России, рассматривалась на главном форуме Североатлантического Союза 7 декабря 2001 г. Запад не был единодушным. Великобритания, Италия, Испания в общем и целом показали свое желание видеть Россию в рядах НАТО. Франция и Германия не спешат, боясь, что традиционные дипломатические отношения, основывающиеся на столкновении-согласии между США и Евросоюзом (в котором Париж и Берлин играют первую роль) будут сотрясены вхождением неудобной России. Наибольшими противниками введения Москвы в круг НАТО стали ее недавние союзники по Организации Варшавского договора — принятие России, с их точки зрения, обесценивало их недавно приобретенное членство в главной организации Запада, девальвировало их новую идентичность. В этой ситуации критически важное значение приобретала позиция единственной оставшейся сверхдержавы — Америки. Решающим было мнение американского руководство и оно не поддержало британскую идею.
Вашингтон в конечном счете посчитал, что двум военно-стратегическим гигантам «не место в одной берлоге», что полнокровное принятие РФ в Североатлантический Союз грозит подорвать фактическое единоначалие, создаст фактор нежелательной напряженности, в определенной степени свяжет руки Вашингтону в проведении его глобальной политики. В результате идеи России как полнокровного двадцатого члена НАТО оказались похороненными.
Администрация Буша — не поддержала инициативу Блэра, сведя радикальные предложения о России как полноправном члене, к банальным благоглупостям о необходимости расширять дискуссионное сотрудничество. Британский научный журнал: «Администрация Буша, находясь под давлением сторонников жесткого курса в США, давления со стороны Пентагона Рамсфелда, со стороны восточноевропейских и балтийских государств и их лобби в Соединенных Штатах, резко отвергли предложение Тони Блэра, направленное на укрепление связей НАТО с Россией». Вопреки ожиданиям российских западников, прорыва в отношении новой, дружественной России сделано не было.
Паллиатив был найден в формировании совещательного органа «НАТО-РФ», параллельного уже имеющемуся (с 1997 г.) Комитету Россия — Североатлантический союз. Получила развитие идея «бокового приставного стула» в виде приглашения Москвы в сугубо совещательный «Совет двадцати», в рамках которого Москва могла бы обсуждать острые международные вопросы вместе с девятнадцатью членами Североатлантического союза. Вместо выражений признательности России США подтвердили дату «ноябрь 2002 г.» как время принятия решения относительно очередного расширения НАТО в восточном направлении, включая Прибалтику.
Заметим, что ничего подобного не говорилось в ноябре 2001 г., когда американские и британские специальные войска отчаянно нуждались в Афганистане в боевой поддержке. Пыл тех, кто приветствовал новое отношение к России в момент, когда стояла задача взятия Кабула и Кандагара вооруженным русским оружием Северным Альянсом, значительно остыл. Мавр сделал свое дело, он больше не был нужен.
Нейтральные страны Западной Европы охарактеризовали ситуацию так: «В определенных вопросах НАТО хотела бы иметь Россию в качестве союзника: в борьбе против терроризма, в решении проблем нераспространения оружия массового уничтожения, в вопросах противоракетной системы тактического назначения, а также при проведении поисковых и спасательных работ на море. Предоставить России право соучастия в принятии решений, предусматриваемых статьей 5 Североатлантического договора о нападении на одного из союзников по НАТО Америка не решилась. В основополагающих вопросах, имеющих стратегическое военное значение, таких как прием в Союз трех стран Балтии, НАТО решительно внес оговорку, обеспечивающую ее тыл. Так, если кто-то из членов альянса будет возражать против решения, принятого в рамках двадцатки, Россия должна будет выходить за дверь, а решение утверждают уже только представители 19 стран. Альянс не желает ни в коем случае предоставлять России право вето.
Обходится официальным молчанием тот факт, что в 2004 г., по меньшей мере, восемь из пятнадцати советских республик — нынешних ближайших соседей России — либо вступили в НАТО (как балтийские государства), либо допустили присутствие американских войск на своей территории (Грузия, Узбекистан, Азербайджан, Киргизия, Таджикистан).
В России впервые стало расти понимание того, что она не столь уж важна и привлекательна для Запада. Общая тенденция к созданию ресурсосберегающих технологических процессов может ослабить прежнюю значимость российского энергетического сырья для Запада. Пик запоздалого отрезвления — это появление точки зрения, что Россия — одна из развивающихся стран. До сих пор Запад не показал своей заинтересованности в возникновении экономически сильной России. Опыт должен продиктовать и то, что страна, способная на величайшее самоотвержение и жертвы, едва ли согласится на положение сырьевого
