специально оговорен суверенитет Китая в Маньчжурии, особо указано на правомочность передачи Курильских островов СССР.
Этот документ отражает определенное противоречие в отношении Рузвельта к правительству Чан Кайши. С одной стороны, он не согласился с послом Гарриманом, требовавшим снять недвусмысленную фразу из документа: «Главы трех великих держав пришли к согласию, что эти требования Советского Союза должны быть безусловно выполнены после поражения Японии». Рузвельт явно считал, что отсутствие этой фразы сделает неизбежными американские консультации с Чан Кайши, вызовет необходимость давления на Китай, согласование с ним указанных условий и т. п. Видно, что Рузвельт фактически не воспринимал правительство Чан Кайши в какой-либо мере равным «великой тройке». С другой стороны, президент добавил к процитированной фразе текста следующее: «Соглашение относительно Внутренней Монголии, портов и железных дорог потребует согласия генералиссимуса Чан Кайши». Это означало, что националистическому правительству Китая давалась в будущем зацепка дипломатически «торговаться» с Советским Союзом, особенно если этого потребуют обстоятельства гражданской войны. В своих мемуарах Черчилль называет все эти переговоры и «китайские тонкости делом американцев… Для нас эта проблема была отдаленной и вторичной по значению».
Очевидец — адмирал Леги свидетельствует об удовлетворенном состоянии президента Рузвельта — «нет сожалений относительно того, что получили русские. Он думал, что русские заслужили всего этого». Позитивный ответ на вопрос о возможности сотрудничества с русскими, поставленный два года назад Идену. Рузвельт как бы создал свою — «ялтинскую аксиому».
С нашей точки зрения, справедливы слова американского историка Д. Йергина, который обобщил конференцию так: «В общем и целом, русские сделали больше уступок, чем Запад; и когда они представляли свои предложения, они, по существу, просто возвращали предложения, переданные им ранее западными державами. Русские помнили свои трудности в Лиге Наций, которые, в конечном счете, привели к их исключению. Они беспокоились о том, что найдут себя изолированными в новой международной организации, контролируемой Соединенными Штатами и Объединенным Королевством посредством своих союзников, клиентов, доминионов и „добрых соседей. Русские приняли американский компромисс, при котором великие державы сохраняли право вето в Совете Безопасности, а западные лидеры согласились поддержать принятие двух или трех советских республик. Англичане добились модифицированной роли великой державы для Франции, включая зону оккупации в Германии и участие в Германской контрольной комиссии“.
Относительно позиции Сталина приведем слова британского историка Овери: «Сталин не обманывал Запад, они обманывали себя сами. Ничто в Сталине не позволяло предположить, что он отойдет от политического оппортунизма и защиты собственных национальных интересов… Его приоритетом была советская безопасность, вот почему Польша так много значила для него». По окончании конференции Рузвельт пишет: «Конференция в Крыму была поворотным пунктом — я надеюсь, и в нашей истории и в мировой истории… Крымская конференция должна положить конец системе односторонних действий, особых союзов, сфер влияния, баланса мощи и всех прочих средств, которые опробовались в течение столетий — и всегда приводили к краху. Мы предлагаем замену всему этому в виде всеобщей организации, в которую все миролюбивые нации в конечном счете будут иметь возможность войти. Мы должны либо взять ответственность за мировое сотрудничество, либо нести ответственность за следующий мировой конфликт».
Сталин сказал, что мир будет сохранен, по крайней мере, на период жизни трех руководителей- участников. Но он не знал — не мог ответить — каким будет мир через десять лет. Через некоторое время он сказал, что «есть вопросы более важные, чем создание международной организации». Не следует слишком большое внимание уделять малым государствам. «Самую большую опасность несет конфликт между тремя Великими Державами». Главная задача — предотвратить их конфликт, «обеспечить их единство на будущее».
Польша
На третьем пленарном заседании Рузвельт объявил, что хотел бы обсудить польский вопрос. «Я проделал самый длинный путь и, находясь на самом большом удалении, имею преимущества взгляда издалека». Касательно Польши вопрос вставал о границах и правительстве. Отметим, что польский вопрос обсуждался в Ялте больше и детальнее, чем какой-либо другой.
Головной болью западных союзников польский вопрос встал еще на предварительном заседании на Мальте. Было ясно, что реформировать эмигрантское лондонское правительство уже поздно. Советская армия стояла на польской территории и вовсе не просила о воздействии на лондонских поляков. В то же время Рузвельт и Черчилль не были готовы признать люблинское правительство. Бросить все ради защиты старой Польши? Госсекретарь Стеттиниус предупредил президента Рузвельта, что неразрешенность польской проблемы может в конечном счете поставить под вопрос наиболее ценимое американцами — создание Организации Объединенных наций.
Три фактора воздействовали на Рузвельта в польском вопросе: решения Тегеранской конференции; реалистическая оценка потребности Советской Армии в дружественном, а не враждебном тыле; и, главное, учет того, что в общую международную организацию главные военные союзники должны войти, соблюдая интересы своей безопасности. Последнее касалось СССР не в меньшей степени, чем США.
Складывается впечатление, что в «польском вопросе» Рузвельт был гораздо менее связан идеей американского самоутверждения, чем многие его дипломатические помощники. Как пишет американский историк Р. Даллек, у Рузвельта не было особых иллюзий относительно американского влияния в этой стране, но «он надеялся, что Сталин примет предложения, которые сделают Польшу меньшим по значимости предметом обсуждений внутри США и за границей… Он утверждал, что удаленность Америки от Польши делает его объективным в отношении этой проблемы. Но в США проживает от шести до семи миллионов поляков, и ему было бы легче иметь с ними дело, если бы советское правительство изменило „линию Керзона“ — в частности, отдав Польше Львов и нефтяные месторождения в прилегающей области. Но он лишь делает предложения, — добавил быстро президент, — и вовсе не настаивает на них».
Польский вопрос был единственным, при обсуждении которого хладнокровие едва не покинуло руководителя советской делегации. Сталин после испрошенного им десятиминутного перерыва сказал: «Если для Великобритании вопрос о Польше является вопросом чести, то для России это не только вопрос чести, но и вопрос безопасности… В течение последних тридцати лет Германия дважды пересекала этот коридор вследствие того, что Польша была слаба. В русских интересах, как и в польских интересах, иметь сильную Польшу, мощную и имеющую возможность собственными силами закрыть этот коридор. Этот коридор не может быть механически закрыт извне Россией. Он может быть закрыт лишь изнутри самой Польшей. Необходимо, чтобы Польша была свободной, независимой и мощной… Я должен напомнить вам, что „линия Керзона“ была изобретена не Россией, а иностранцами Керзоном, Клемансо и американцами в 1918-1919 годах. Россия не изобретала ее и не участвовала в этом… Некоторые люди хотят, чтобы мы были меньше русскими, чем Керзон и Клемансо».
Военная необходимость диктует предотвращение стрельбы советским войскам в спину. Следует предотвратить подобные действия АК. Почему не признать сотрудничающий с советскими войсками люблинский комитет? Его права на представительство польского народа не меньше чем у де Голля, с согласия союзников представляющего французский народ. 6 февраля Сталин пригласил в Ялту руководителей люблинского правительства, а 7-го февраля Молотов предложил советский пакет решения польского вопроса: союзники признают «линию Керзона» (с некоторыми изменениями в пользу Польши на востоке и с границей по Одеру-Западной Нейссе на западе), в люблинское правительство будут включены «некоторые эмигрантские лидеры» — расширенное правительство будет признано Соединенными Штатами и Британией, в Польше при ближайшей возможности будут проведены всеобщие выборы. Трехсторонняя комиссия оценит расширение польского правительства и даст соответствующие рекомендации своим правительствам.
Президент Рузвельт назвал эти предложения интересными, к нему присоединился Черчилль, оба они испросили время подумать над данными предложениями. По существу Рузвельт предложил отложить обсуждение польского вопроса. В течение последующих трех дней он и Стеттиниус стремились достичь продвижения за счет «тихой дипломатии». Все же Рузвельт посчитал нужным уведомить Сталина, что он не признает люблинское правительство в его нынешнем составе. Тут же он добавил, что, не решив этот
