Вежда рассмеялся и вдруг остановился как вкопанный. Илья удивленно повернулся к нему:
— Ты чего, учитель?
Лицо Вежды было таким, словно он спал. Даже глаза его были прикрыты. Илья испугался и подскочил к нему:
— Что с тобой?!
Но Вежда открыл глаза и сказал железным голосом:
— Поворачиваем оглобли. В селе беда.
И первый бросил на траву свой мешок. Уже повернувшись, чтобы бежать, он коротко приказал Илье:
— Меч тут оставь. Мешать только будет, — и рванул сквозь ветки. Илья бросил мешок на землю, с сомнением посмотрел на меч в ножнах, но, не смея ослушаться учителя, отцепил его вместе с поясом и кинулся догонять Вежду.
Только пробежав с дюжину стрельных перелетов, Илья начал различать между деревьев белую рубаху бегущего впереди Вежды. Он давно уже не удивлялся огромной выносливости учителя, но привыкнуть к тому, как тот бесшумно перемещался бегом даже по лесу, не мог. Скоро они уже бежали вровень, и разница была лишь в том, что чащоба трещала лишь там, где бежал Илья.
— Что там, Вежда? — на ходу выкрикнул Илья.
— Кочевники пожаловали. Поднажмем, — ответил Вежда и тотчас скрылся из глаз. Изумляться у Ильи времени не было, и он только прибавил ходу. И сейчас же лес расступился, и он вылетел на опушку, откуда было видно село и многочисленные дымы над ним.
Он увидел, как от околицы уже тянется вереница людей, сопровождаемая конными фигурами, и еще заметил белую молнию, летящую им наперерез. Это был Вежда.
На аркан сажали только подростков, и набралось их в этот раз две дюжины. Печенегов было столько же, но большинство из них еще орудовали в разоренном селе — выгоняли коров да ловили птицу, а еще били непокорных, рвущихся на подмогу детям, уводимым в полон. Иных кривой меч или стрела останавливали навсегда. Дети, навьюченные на длинную веревку, обмотанную каждому вокруг шеи, громко кричали от ужаса и горя, оторванные от дома и родителей, и их привычно правили плетью погонщики. На околице вереница пленных остановилась — верховой, к седлу которого была приторочена веревка, вглядывался куда-то в сторону леса. Вой невольников усилился: кто-то из мальчишек тоже заметил нечто, нагоняющее конвой и во что тревожно вглядывался раскосыми глазами степняк; дети отчаянно желали спасения. Вожак что-то непонятно крикнул своим подельникам, и те обнажили мечи, а двое натянули луки, пытаясь разглядеть,
— Вежда! — завизжали детские глотки, перехваченные жесткой веревкой, и степняк, не ведающий своей беды, вдел саблю в ножны, криво ухмыльнулся и худо сказал по-славянски:
— Ступай, старик, живи еще.
Их уже окружили пятеро всадников, гогоча и пряча оружие. Вежда заглянул в наглые щелки вожака и тихо ответил:
— Я ведь не только людей пользую.
Степняк загоготал, запрокидывая голову к небу, и тогда Вежда неуловимо взмахнул посохом, отчего вожак скатился из седла и остался неподвижно лежать под копытами своего коня. Пленники взвыли еще громче от ужаса и восторга, а изумленные печенеги, уже спрятавшие свои сабли в ножны, стали рушиться из седел один за другим. Вежда словно бы исчез, но о его присутствии говорил только стремительно рассекаемый его посохом воздух. Корова не успела бы моргнуть трижды, а полдюжины коней уже топтались на дороге без своих седоков.
— А ну-ка, ребятишки, освобождайтесь от веревки да не разбегайтесь, держитесь гуртом! — велел им Вежда. — А этих, — он кивнул на замершие в пыли тела, — не бойтесь, скоро не подымутся.
И он кинулся в село, откуда доносилось мычание коров и людские крики.
Илья еще издали увидел, что всадники у околицы опрокинуты Веждой на землю, а цепь пленников начала распадаться, и повернул в село. Он пересек огород старосты, увидел, как огонь рвется из окон дома, но прежде красного петуха нужно было управиться с разорителями из степи. Он услышал с улицы топот некованых конских копыт и кинулся туда, с размаху перелетев высокий плетень.
Двое косорылых на конях тащили заарканенного телка вон со двора Борыни, а сам кузнец лежал в уличной пыли в исподнем, все еще сжимая большими руками схваченный второпях цеп, и под ним уже натекла густая черная лужа. Холодная ярость поднялась было страшной волной в душе Ильи, но он, стиснув зубы, заставил ее улечься, памятуя уроки Вежды, и тотчас подскочил к ближайшему всаднику. Тот заметил летящую ему на спину тень слишком поздно — Илья сшиб его с седла, и пока они оба падали по другую сторону коня, своротил печенегу немытую шею. Второй выпустил аркан и мигом выхватил меч, направляя коня к уже поднявшемуся на ноги Илье. Горсть пыли, захваченная Муромцем, полетела в узкие глаза. Пока степняк вслепую замахивался мечом, Илья оказался у него за спиной. Разбойник так и не увидел в последний раз уже показавшееся над лесом солнце.
Илья отступил от поверженного тела и огляделся.
Улица была пуста — только три тела недвижно лежали в пыли, топтались не у дел кони, да искал у плетня траву телок, путаясь ногами в печенежском аркане. От соседнего дома раздавался бабий крик, дым поднимался по другую сторону улицы, а изба старосты вовсю полыхала, расклевываемая красным петухом. Илья хотел было кинуться посмотреть, нет ли дома живых душ, но на улице показался конник. Сразу поняв, что случилось с его товарищами, тот живо убрал меч и потянул из-за спины лук.
Вежда уже успел дать Илье несколько уроков по искусству уклонения от стрел, и теперь Илья ждал, широко расставив ноги, когда наконечник стрелы сольется с оперением в одну точку. Тонко взвизгнула тетива, а Илья уже повел тело в сторону, как учил Вежда. «…Ноги в один миг становятся корнями осины, все остальное выше коленей — ствол да ветки. Ты чувствуешь страшный порыв ветра, ты изгибаешься, как змея, как лента на ветру, но корни твои остаются в земле крепко…» Как учил Вежда, так и вышло к изумлению самого Ильи, будто уклонялся он не от каленого жала, а от Веждиной особой стрелы с тупым наконечником. Точка стрелы на его глазах превратилась в черточку и прошла мимо, пропев там, где миг назад был бок Ильи. Муромец не стал дожидаться второй стрелы, которую уже тянул из колчана степняк, а сам бросился к нему.
И на ходу узнал его.
И тотчас вновь увидел око луны на черном морозном небе, и двор пастуха Свири в мертвом свете, и тело Сневара Длинного с торчащей из спины стрелой. И еще сразу не то что увидел, но ощутил каждой точкой своего тела глаза Оляны, испуганно и с надеждой смотрящие на него.
Силы, несшие его вперед, утроились. Сделав очередной шаг, он просто оттолкнулся от земли и полетел прямо навстречу ненавистному лицу. И увидел, как лицо это, означающее для него все зло со стороны Великой Степи, и смерть Сневара, и потерю Оляны, — исказилось от ужаса. Нет, он не узнал в огромном парне с бородкой да кудрями, перехваченными тесьмой, загнанного парнишку с норманнским мечом в дрожащих руках. А коли бы и узнал, может, сам умер бы с перепугу.
Печенег не успел вновь снарядить лук, и до меча не было у него времени дотянуться. Илья сшиб его с седла, как сшибают горшок с верхушки плетня озорные мальчишки.
— Где моя Оляна? — спокойно и страшно произнес Илья, сидя верхом на оглушенном падением степняке. — Что ты сделал с ней, сын голодной пустоты? Отвечай!!
Ставшие шире глаза кочевника с ужасом смотрели на Муромца. Илья сгреб его за шею и медленно сжимал пальцы.
— Эк-ххе!.. — сдавленно зашипел лучник. — Пагади, урус!.. Пастой…
— Где Оляна? — также негромко повторил Илья. — Говори.
— Кто… мой не знает, — прохрипел печенег, пытаясь разжать пальцы Ильи на своем горле.