некогда проезжей части лежали неубранные кучи мусора. Среди грязи особо выделялись лужицы нечистот. Тяжелое амбре дополнялось запахом мертвечины, который тянул из сгоревших домов. Кругом не наблюдалось ни одной живой души. Тишину нарушало лишь гудение множества пирующих мух.
От этого во рту у Вокши образовался мерзкий привкус, хотелось прополоскать горло и вволю отплеваться. Его стало подташнивать.
С трудом добравшись до небольшой площади, откуда отходило еще две улицы, он наконец смог перевести дух и прополоскал рот чистой водой из баклажки. Здесь уже начинались жилые дома, исчезли кучи мусора, Хотя грязи не стало меньше. Одна улица уходила налево к крепостной стене, другая вела на центральную площадь. На нее-то и стал выбираться маленький охотник, продолжающий мастерски маневрировать по небольшим сухим островкам среди жидкой грязи.
За его телодвижениями наблюдал какой-то чумазый босоногий мальчуган в рваной одежде, со спутанными волосами. Этот малец сидел на единственной полурассыпавшейся ступеньке покосившегося некрашеного одноэтажного дома, двумя низкими грязными окнами слеповато щурившегося на площадь.
«Хоть одна живая душа», — подумал Вокша.
Наконец ему удалось выбраться на относительно твердое покрытие третьей улицы. В конце ее, как и предполагал охотник, возвышался единственный на весь городок трехэтажный дом — управа. Впрочем, уже отсюда было видно, что даже это здание находится в плачевном состоянии. По когда-то крашенным в теперь уже неразличимый цвет стенам широкими языками спускались потеки. Несколько окон было грубо заколочено досками, а крыльцо заметно покосилось.
Продолжая недоумевать, что за бедствие постигло жителей городка, Вокша поднялся на скрипучее крыльцо. Потемневшая, грязная, держащаяся лишь на верхней петле и оттого покосившаяся тяжелая входная дверь была приоткрыта, и охотник зашел внутрь управы. Здесь словно похозяйничала банда разбойников. Мебель была поломана, пол запачкан чем-то таким, при одной мысли о чем охотника снова затошнило.
Как и на улице, внутри здания было абсолютно безлюдно, а тишину нарушало лишь гудение вездесущих насекомых.
Вокша стал обходить все помещения в надежде найти хотя бы кого-нибудь из местного руководства. Его старания вознаградились лишь на втором этаже. Среди множества открытых и заляпанных дверей нашлась одна более-менее отмытая и плотно закрытая. Охотник постучал в нее и вошел. Он попал в небольшой кабинет, казавшийся оазисом чистоты и порядка в мерзкой пустыне заброшенности, царившей вокруг. Справа поднимался высокий темный шкаф, слева стоял несколько более светлый сервант со стеклянными дверцами, за которыми виднелись корешки папок и книги. Прямо напротив двери оказался большой канцелярский стол с креслом и стулом для посетителей.
В кресле за столом восседал абсолютно лысый крупный человек лет шестидесяти — шестидесяти пяти, в огромных очках с дорогой роговой оправой, одетый в поношенный, но аккуратный костюм. Кроме очков, на его широком морщинистом лице землистого цвета выделялись неухоженные седые усы и борода. Некогда широкие плечи были безвольно опущены, а большие ладони неподвижно лежали на столе.
— Добрый день, — вежливо приветствовал его Вокша. — Мне хотелось бы спросить вас кое о чем. Можно?
— Проходите, садитесь.
Пожилой мужчина поднялся во весь свой немалый рост и сделал приглашающий жест в сторону стула. Теперь он более чем на голову возвышался над охотником.
— Спасибо.
Вокша сел, молча достал свою верительную грамоту и передал ее хозяину кабинета. Тот принялся внимательно изучать документ. Прошло некоторое время, и охотник начал проявлять признаки нетерпения. Сначала он поерзал на стуле, потом кашлянул. Пожилой мужчина оторвал взгляд от бумаги, улыбнулся посетителю и снова углубился в чтение.
Охотник смирился и затих.
Наконец старый бюрократ удовлетворил свое любопытство, сложил грамоту и вернул ее Вокше. Затем неторопливо снял очки, протер их платком и снова водрузил на свой крупный нос. После этой процедуры, растягивая слова, наконец произнес:
— Рад вас видеть. Чем могу служить?
Охотник вздохнул с облегчением и приступил к изложению своих пожеланий.
— У меня три вопроса. Во-первых, скажите, есть ли в городе или где-то поблизости еще охотники Лиги? Если есть, то как я могу с ними встретиться? Мне нужно узнать от них, что тут происходит. Во- вторых, подскажите, где бы я смог переночевать сегодня? Знаете, я уже две недели в пути, хотелось бы обсохнуть, помыться и вообще отдохнуть по-человечески. В-третьих, что происходит с вашим Лаговым? Откуда такое запустение, если не сказать больше. Может, и до вас добрались хищники?
Чиновник молча пожевал губами, словно пережевывая вопросы, и начал, как и опасался Вокша, с последнего.
— Понимаете, — с тяжелым вздохом, неторопливо начал он, — как только в соседних поселениях начались нападения диких животных, наиболее состоятельные жители покинули Лагов и уехали кто на восток, кто к вам, на юг. В один день мы остались без руководства и практически без тех, кто мог хоть что- то сделать и хоть как-то организовать жизнь.
Крупные серые глаза клерка стали совсем печальными, и он продолжил с ноткой трагизма:
— По сути дела, в городке остались только люмпены и тихони. Первые сразу сорганизовались и стали громить брошенные дома и магазины, а потом добрались и до небогатого скарба тех людей, что еще оставались дома. Пролилась кровь, появились жертвы, и это послужило сигналом для оставшихся. Они уже бросали все и спасались бегством, по сути, кто в чем был. Теперь Лагов полностью во власти разбойного люда, и на ночь я вам тут оставаться не советую. Кроме того, вчера вечером у стен видели двух очень крупных волков странного окраса, так что, возможно, вам нужно постараться дотемна уйти как можно дальше от городка.
— Спасибо, — поблагодарил Вокша, — я не ищу неприятностей, постараюсь дотемна выбраться из Лагова и уйти подальше. Но как же вы? Вы-то почему здесь? Неужели вам некуда уйти?
— Некуда, молодой человек, — ответствовал чиновник, и взгляд его совершенно потух. — Сын мой давно покинул эти края, а дочь…
В этот момент самообладание, казалось, покинуло старика. Его крупный кадык судорожно задергался, а из горла донеслись звуки подавленного рыдания. Но он смог справиться с собой и охрипшим голосом продолжил:
— Ей не довелось пережить этого. Она погибла со всей семьей от рук этого сброда. И она, и муж, что попытался отбиваться, и моя маленькая внучка Жоэна.
Тут он не справился с собой, и из глаз потекли прозрачные стариковские слезы. А Вокша начал «закипать». Правая рука стиснула рукоять кинжала, глаза сузились до крошечных щелочек, сердце застучало чаще и сильнее. Если дела обстояли так, как рассказывал этот чиновник, то в городке обосновалась банда разбойников, встреча с которыми не сулила ничего хорошего.
Конечно, в поле или знакомом лесу маленький охотник вполне мог совладать с десятком-другим не обученных бандитов, но в городе это становилось проблематичным. Прекрасно стреляя из лука и великолепно владея кинжалом, Вокша оставался посредственным мечником, и это могло подвести его в сложившейся ситуации. Ведь из Лагова, похоже, придется выходить с боем.
Теперь охотник понял, почему к нему не проявили никакого интереса неопрятные стражники, стоявшие в воротах. Видно, у них был приказ «Всех впускать и никого не выпускать!». Каждый вошедший в городок становился либо одним из разбойников, либо их добычей. Тут было над чем задуматься.
Эти мысли вихрем пролетели в его голове. Впрочем, Вокша быстро одернул себя: «И чего это я так завелся? Мало ли что говорит этот странный старик. Может, он просто выжил из ума или пытается ввести меня в заблуждение».
Поэтому, не делая скоропалительных выводов и видя, что пожилой чиновник пришел в себя, охотник продолжил расспросы.
— Зачем же вы здесь остались? Убьют ведь.
