— Извините, но мне правда нужно спешить, — вырвалась-таки Леночка и рванула в метро. Она не услышала последних слов белоглазого мужчины с черной тростью. Подумала только про себя: «Еще чего не хватало…»
Удивительно, но турникет больно ударил ее по ноге, хотя она как всегда правильно вставила карточку. Грохот разбудил дремавшую в своей будке женщину-контролера. Она захлопала круглыми глазами спросонья и стала похожа на волнистого попугайчика. Лена улыбнулась виновато, словно что-то сломала. Ей показалось, что странный мужик провожает ее взглядом и довольно улыбается. Но она твердо решила не оборачиваться и, превозмогая боль, как можно быстрее спустилась к платформе. В электричке она не думала ни о чем особенном. Ей хотелось спать…
…Теперь Лена с благодарностью вспоминала тот сломанный турникет — он обеспечил ей свободный вечер. Почему она сейчас подумала про вчерашний вечер? По двум причинам: во-первых, синяк побаливал, во-вторых, Лена наткнулась в кармане пуховика на кусочек картона, когда искала мелочь, чтоб купить в аптечном ларьке в переходе валерьянки. Это оказалась черная визитная карточка, которую ей вчера пытался всучить вчерашний знакомец. Девушка повертела в руках гладкий прямоугольник глубокого черного цвета. Выпуклые белые рельефные буквы, дорогое тиснение. Английский. «Cleaning. То, что вам действительно нужно». Ни адреса, ни телефона. Лена снова почувствовала на себе взгляд вчерашнего белоглазого незнакомца. «Странно», — подумала она. И карточка была странная, и человек, и то, что Леночка нашла ее в кармане, хотя точно не брала.
Но все теряло свое значение перед перспективой всласть поработать в любимой кондитерской! Ни о чем другом Леночка и думать не могла сейчас. Она автоматически сунула черную картонку в карман и забыла о ней. Даже не заметила, как вышла на поверхность. Улыбнулась: «Сапоги дорогу знают!» — и с удовольствием подставила лицо навстречу пушистым перышкам снега.
Лена представила себя снежинкой — чистой, белой, воздушной, летящей. Полет — вот что она чувствовала, когда бежала в свою кондитерскую. Кофейного цвета окна-витрины сейчас еще были тусклыми: только новогодняя гирлянда по контуру лежала звездной дорожкой. Облепленные снегом стекла казались щедро обсыпанными сахарной пудрой. Черная ручка на двери — лакричный леденец… Ее кондитерская — ее пряничный домик. Как и положено, со всеми сладкими чудесами из детских сказок. Все, о чем мечтала «Семенова-обжора» в детстве. Там даже своя Баба-Яга была — заведующая. Она «чахла над златом» после каждой смены и зыркала на приходящих детей так, словно готова была съесть их прямо сейчас, не дожидаясь, пока они растолстеют на ее сладостях.
Разница только в том, что теперь в этой сказке Семенова смотрела на сахарные чудеса с другой стороны витрины. Она работала в кондитерской. В той самой, в которую их водили еще в школе. Ничего особенного? А чем не воплощенная мечта?!
— Привет, малышка! Ты испортила мне утро. — Снежинка рухнула в серую слякоть. У перехода стоял Сашка. Бордовым пятном своей куртки он прорезал снежный воздух. «Ты мне тоже», — хотела ответить Леночка. Но опустила глаза.
— Привет, Саша, — захлюпала бывшая снежинка. Голос ее стал серым, как химическая слякоть на тротуаре.
— Я не подвез вчера. Ты так быстро убежала, а мне нужно было закончить дела. Я хотел выспаться, но твой звонок меня перепугал. Я же не справлюсь без своей рыжей «зажигалки», ты самая успешная официантка в этом месяце в моем клубе. — Снежинки таяли от этого хорошо поставленного баритона. Снежинка Лена тоже едва держалась. — И самая моя любимая. — Ее физически тянуло к нему. — «Три «я» в первой же реплике», — вдруг заметила она про себя. А вслух сказала:
— Я упала вчера, было скользко. Заработала синяк. Буду выглядеть некрасиво. Не хочу тебя подводить. — Она попыталась спастись словами, не поднимая глаз. «Оправдываюсь, как школьница в японском мультике».
Снег пошел гуще. Сашку стало хуже видно.
— Мне кажется, что ты просто меня морочишь…
Лене в этот момент захотелось, чтоб снежинки превратились в камни. Чтоб завалили его или ее. Чтоб выросла стена между ними. Чтоб…
— Я выписал тебе премию, и твоя сотня в моем кармане. Хочу вручить тебе ее лично сегодня вечером, у меня. Извинения не принимаются. — Он сделал еще один шаг к ней. Она подняла глаза. За его спиной падающий снег превратился в плотную белую стену, отрезая путь к теплеющей кондитерской. А сам Сашка стоял на мокром асфальте, попирая разгваз-данную жижу бывшего снега. Его шузам было все равно, на чем стоять. Снежинки, что падали у его ног, серели и исчезали в луже. «Грязь засасывает», — подумала Леночка, глядя на их трагический финал. Но ей на секунду показалось, что за спиной у парня снег плотнее, чем везде.
— Что? — не понял Сашка. — Что ты сказала?
Она и не заметила, что говорила. Но вдруг решила не молчать:
— Я сказала, что моя сотня в твоем кармане. Но не моя жизнь. Оставь деньги себе. А меня не трогай больше. Я устала. Я не хочу.
Произносить «Я» было сладко, как хрустеть меренгой. За Сашкиной спиной в воздухе снег еще уплотнился, обрисовав мужской силуэт.
— Не понял, — пробасил парень.
Его растерянность окрылила девушку. Она почувствовала, что сейчас или никогда. Нельзя брать пауз, нужно завершить начатое.
— Я не желаю больше у тебя работать. Я надеялась, что для тебя я нечто большее, чем просто самая успешная официантка месяца.
— Давай не будем выяснять отношения на улице, а? — Он поскучнел: опять женская истерика. — Мы с тобой давние друзья, даже немного деловые партнеры. У нас почти семейное предприятие. — Сашка много раз говорил ей что-то подобное, это действовало обычно как валерьянка. «Пусть девочке будет приятно». — Просто сейчас трудные времена, а когда мы окончательно встанем на ноги, раскрутим наш клубешник, то станем говорить о совсем других суммах… — Но он ошибся, сегодня все пошло иначе, уловка не удалась.
— Да пошел ты со своими деньгами! — вдруг ясно сказала Лена. В ее глазах отразился снег. — Ты обращаешься со мной как с продажной девкой, даже деньги за меня берешь. Хотя не имеешь на это права. Мне это не нравится. Мне это противно. Я хочу быть просто официанткой в кофейне. Подавать детям кофе и мороженое. Сделать чью-то жизнь немного слаще. Так тебе понятнее?
— Ты что разоралась? Успокойся, детка. Тебе ж нужны эти деньги, — попытался перехватить инициативу парень. Он не ожидал такого взрыва. Но злость, захватившая Лену, придала ей сил.
— Засунь свою сотню себе… И еще — вот! — Она достала из кармана «моторолку» и со всего размаха швырнула ее Сашке под ноги. Пластиковый корпус снежком разлетелся об асфальт. Черной бабочкой сверху на осколки опустилась картонная визитная карточка. На ней ничего не было написано.
— Сдурела совсем, истеричка! — заорал парень.
Но Ленка ничего этого не видела. Она быстрым шагом переходила улицу, задержав дыхание. Боялась, что прорвется удушливый кашель или что услышит позади себя красивый Сашкин баритон. Нет. Ничего этого не произошло. Грязная «зебра» под ее ногами превращалась в глазированное пирожное.
— Дура! Вот дура! — ругался парень, пиная осколки телефона. — Официантка хренова! Сдохнешь одна без меня в своей… кондитерской, за своей… стойкой! — Он резко повернулся, чтоб крикнуть вслед убегающей девушке вечное «Да пошла ты!», но звуки застряли вдруг в его горле. Он уткнулся носом во что-то белое.
Прямо перед оторопевшим Сашкой стоял бледный высокий мужчина в белом длинном пальто. Такой высокий, что Сашка при своих 188 сантиметрах роста доставал ему только до присыпанного снегом плеча. Такой бледный, что почти сливался со снегом. В руках мужчины была черная трость с костяным набалдашником. Он холодно смотрел на парня своими белыми глазами без зрачков.
— Она-то пойдет, — словно прочитав его мысли, вдруг заговорил мужчина. — А кто возьмет тебя за руку и отведет к свету? — Он глянул на оробевшего парня в упор. — Ну, ты и критин, парень! Удержать
