Торцы сталинских домов подсвечены снизу сильными фонарями, и снег в их свете поднимался вверх, в небо. Разноцветные огни и полосы освещали салон, скользили по нашим головам, по моим синим рукам с надувшимися венами. Иногда Генка вспыхивал, сиял глазами и языком у моих ног и также резко исчезал.
«…что ла-ла-ла колокола, и ты войдешь в распахнутые двери… что ла-ла-ла колокола, и ты…»
— Слушайте, не может быть, это же капитализм какой-то?! — мне приятно было играть простака и наивно удивляться.
— Вот здесь остановись, — сказал Герман.
Генка, услышав голос, перелез к нему на колени. Остановились возле киоска. Кучка девушек.
— Стройся! — повеселевшим голосом крикнул Герман, и они вдвоем с Генкой высунулись из окна.
Широкое лицо толстой деловой женщины.
— Ой, девочки, они с собакой! — весело крикнула она в сторону.
— Ой, какая собачка! Как тебя зовут?
— Генка.
— Да не вас, а собачку.
— Генка!
— Может, вот эту девушку возьмете?
Подошла девушка, нагнулась и выставила отрешенное лицо. Она жевала.
— Нет, так не пойдет.
Герман передал мне Генку и вышел. Он о чем-то говорил с толстой, тепло одетой женщиной. Извивалось и хлопало сорванное рекламное полотнище.
— А она не кусается у вас? — подошла еще одна девушка, она тоже жевала.
Водитель не ответил.
«…что ла-ла-ла колокола, и ты войдешь в распахнутые двери… что ла-ла-ла колокола, и ты…»
— Поехали дальше, — сказал Герман.
Мы тронулись. Я не удержал Генку, и он снова перелез к Герману.
— Вот здесь остановись.
— Вас сколько будет? — спросила другая толстая женщина.
— Трое вместе с собакой.
Она засмеялась.
— У нас девочки только от ста долларов. Вы сколько будете брать?
— Одну.
— Ой, смотрите, собака!
Подошли две девушки. Обе жуют.
— Возьмите нас двоих за сто пятьдесят.
— Генка, тебе нравятся эти? — спросил Герман.
Генка дружелюбно и радостно лизал девушкам руки.
— Может быть, вон ту маленькую возьмете? — вдруг сказал водитель. — Ничего так вроде?
— Где? Эта? Как она тебе, Анвар?
— Не знаю, Герман, сойдет, ты сам смотри.
Герман вышел вместе с Генкой договариваться. Девушки сутуло поднимались из подземного перехода и выстраивались в ряд, закрываясь ладошками от снега и ветра. Им было холодно в легкой одежде.
— Это капитализм. Это капитализм…
— Поехали дальше.
— Смотрите-смотрите, клиенты с собакой! А она у вас тоже будет трахаться, ха-ха?!
— Генка, они тебе нравятся? He-а, не нравятся.
— А чё?
— Он говорит, что ему не нравится!
— Ничё девочки? Чё не берете?
— А тебе как, Анвар?
— Вон та вон ничего, скромная такая, — снова сказал водитель.
Герман промолчал.
— Ой, бляха, Тань, смотри, здесь клиенты с собачкой!
— Ой, какая собачка, а ее можно погладить? Собачка, собачка.
— А она не кусается?
— У нас девочки по сто! Скидок не делаем, даже в честь праздника. Вон ту вон можно взять, Га-ал, подойди сюда!
От кучки отделилась замерзшая девушка. Она жевала, и было видно, что она шмыгает носом.
— Повернись, Гал.
Она повернулась.
— Ну как? Она нравится клиентам, жалоб не было. Просто гейша.
— Может, вон ту возьмем, Герман?
Я вдруг заметил, что ищу девушку, похожую на Асельку. Как-то автоматически, будто не желая изменять ей.
Мы остановились возле магазина «Дары моря».
— У нас все девочки хорошие, жалоб не было.
— А? Как ты, Анвар?
— Возьмите, не пожалеете. Еще приедете, вот увидите.
— Не знаю… а не скажете, кто вон та вон девушка по гороскопу?
— Что? Какая?
— В короткой белой куртке.
— Анжел, повернись, ты у нас кто по гороскопу? Ха-ха. Она не знает. А вам не пох? Кто? А? Телец? Она Телец.
— Ну как, Герман?
— А ты как?
— Или вот эту возьмите, которая сбоку, у нее грудь третий номер!
— Кто?
— Корнелия, повернись!
— Что-то не очень, а может быть, вы сами с нами поедете?
— Нет, я сегодня не работаю, то есть я работаю, но только со своим материалом.
— Как это?
— Решайте скорее, а то холодно.
— Нет, Генка не хочет тельцов, Корнелий, поехали дальше.
— Ну, смотрите, дальше будет только дороже.
Меня так удивляла эта простота, веселье и легкость продажи, будто мы все сообща покупали кого-то третьего. Медленно ехали и останавливались везде, где они стояли. Герман выходил договариваться, рассматривал девушек, шутил с ними. Всерьез подбирал партнершу для Генки. Генка прыгал на колени девушек, ласкался, крутил хвостом. Девушки жевали, смеялись и заигрывали с ним, как простые люди. По Тверской шли иностранцы с красными лицами, с рюкзачками за спиной и смотрели на нас круглыми, детскими глазами сквозь круглые очки.
— Бля-адь, я не знал, — играл я. — Это капитализм.
Мы поехали дальше. Становилось все темнее и безлюднее. В темноте, возле машин напротив «Интуриста», стояла высокая черноволосая девушка в светлом и длинном шерстяном пальто.
Герман вышел и говорил с кем-то в заснеженной машине. Девушка не смотрела в нашу сторону.
Ничего уже не получится у него, нет никого.
— Все, Анвар, двигайся… Садись, — сказал Герман. — Все, можно ехать.
Я подвинулся, и она села ко мне, пытаясь как-то устроить свои длинные полные колени в черном,
