после собственной апробации на определенном числе пациентов начинаешь «чувствовать» метод, препарат и пользоваться им более уверенно. И тем не менее медицина была и будет всегда работой с индивидом – с учетом всех конкретностей данного клинического случая. И здесь надо согласиться с Клодом Бернаром в том, что статистическим показателям, в том числе средним величинам, нет места в медицинской практике.
И еще давайте вспомним высказывание крупного врача и ученого Уильяма Ослера: «Медицина – это наука неопределенности и искусство вероятности».
Именно там, на грани знания, умения, достоверности и неопределенности, логики и интуиции, но только в зоне высочайших человеческих добродетелей свершается таинство врачевания.
К тому же совершенно очевидно, что для того чтобы «набрать» достаточное для статистической обработки количество материала, необходимо определенное, часто очень немалое число больных и/или десятки лет наблюдений. В течение этого времени могут пострадать сотни, тысячи людей, пока ученые-медики сделают свои правильные или полуправильные выводы. Так что признавать статистические исследования альфой и омегой медицинской науки, вероятно, неверно. Тем более что получить абсолютную чистоту исследований в силу самых различных факторов все равно не удается.
Даже в рандомизированных [12] исследованиях, объявленных золотым стандартом качества, это все равно невозможно, потому что, как написано – «к сожалению» (если, конечно, стоит об этом сожалеть), продолжает действовать человеческий фактор, вносящий субъективность и в доказательную медицину. И врач, и пациент пока не стали абсолютными роботами, лишенными чувств, совести, сочувствия. И несмотря на то, что случайной выборкой компьютер может больного, действительно нуждающегося в лекарстве, определить в группу «плацебо» и послать ему конверт с «номером» предписанного ему «нелечения», не исключается, что врач как-нибудь узнает об этом или почувствует интуитивно и параллельно что-нибудь назначит больному: не дать же ему «умереть за науку». Тщательно описав все «достоинства» двойных-тройных слепых методов, авторы в конце приводят факторы, перечеркивающие все эти достоинства: рандомизированные исследования чаще всего выполняются по заявкам фирм-изготовителей, результаты их являются «собственностью» этих фирм [13] . Результаты таких исследований «плохо приживаются», особенно в хирургических областях. Хирурги (да и терапевты, думаю, тоже) предпочитают принимать решения на основе личного опыта, стремятся к индивидуальной, а не командной (обезличивающей врача) работе, сомневаются в получении оптимального для больных лечения, что является самым благородным импульсом в деятельности врача и т. д. Действительно, пока все звенья этой цепи не стали компьютерами, «врач – больной» в том числе, абсолютно доказательных данных получить невозможно.
Приведу еще пример из этой книги: «Результаты даже крупных исследований (таких как мега-трайлы) не совпадают, иногда даже противоречат друг другу. Так, в исследовании ELITE (оценка блокатора рецепторов лозартана у пожилых людей) продемонстрировано, что назначение лозартана больным с застойной сердечной недостаточностью вызывает более выраженное снижение смертности и частоты госпитализаций, чем назначение ингибитора АПФ каптоприла. Однако исследование ELITE II, проводившееся у таких же больных, показало полную идентичность влияния лозартана и каптоприла на смертность».
В одних журналах приведены
3. Охватить все факторы, наносящие вред и делающие современную медицину больной, почти невозможно. Однако есть еще один грубый фактор, влияющий на объективность и рациональность, на этику и духовную высоту современной медицины. И этим фактором является всевозрастающий компонент бизнеса в медицинских технологиях, науке и фармацевтике, что обобщенно называется «засильем фармацевтических фирм». Так, нередко ими финансируются непрерывное медицинское образование, курсы усовершенствований, научные исследования и конференции. Согласно статистике, только одна фармакомпания в течение года 36 % своей прибыли потратила на маркетинг, общие расходы всех фармакологических фирм на «работу с врачами» составляют 12–15 млрд долларов ежегодно. В США в 2001 году было 90 000 дистрибьюторов лекарств, пропагандистов, «рекламных агентов», в то время как врач перед назначением каждого лекарства должен был бы семь раз отмерить, а сегодня в духе возрождающейся религиозности сказали бы «помолиться», как бы, во-первых, не нанести вреда, а во-вторых – еще и помочь. А компании работают с психикой врачей самыми изощренными методами: от примитивных подарков до спонсирования развлекательных мероприятий, выплаты значительных гонораров за «полезные» для них статьи и т. д.
Именно в силу этих трех факторов:
• специфики медицины как науки и несовершенства статистического метода как основного научного базиса современной медицины;
• роста научной информации и параллельного снижения уровня научной добросовестности;
• растущего воздействия бизнес-фактора во всех областях медицинской индустрии: науке, диагностических технологиях, хирургии и лекарственной терапии —
уже заранее можно предсказать исход тех решений, которые сегодня кажутся почти спасением и даже революцией, а именно: доказательная медицина и рациональная фармакология обречены на провал, ибо «Какая польза в напрасных законах там, где нет нравов» (Гораций) и «Любая реформа, кроме моральной, бесполезна» (Томас Карлейл). А до моральной реформы, как я понимаю, еще долог путь человека, называющего себя
Доказательная медицина
Определяя необходимость внедрения доказательной медицины (ДМ) –
Мысль о необходимости обобщений, экспертизы первичной информации зародилась у британского гинеколога-эпидемиолога Арчи Кокрейна в 1972 году и через 20 лет превратилась в общественно значимое явление, затем и организацию –
Вроде с точки зрения логики это и неплохо для того, чтобы «перепахать» массу достоверной и не очень достоверной информации и предложить врачу клинические рекомендации – «золотой стандарт». Однако считать это «панацеей» для нашей больной медицины, революцией в медицине, как это преподносят апологеты метода, конечно же, совершенно неоправданно.
Посмотрите, однако, как об этом пишет в приветственном слове академик:
Думаю, делать надстройку на кривые сваи медицины не стоит. На те же средства можно было бы капитально перестроить здравоохранение: проект нашей панацеи, нашей революции в медицине будет приведен далее.
На встречах и семинарах по доказательной медицине ее представляют как нечто особенно важное, новое, от чего ожидают огромные полезные последствия. Так чем же она отличается от простого «творческого подхода к медицине»?
Давайте рассмотрим известные основополагающие, базисные шаги