достойно.
— Что ты имеешь в виду? — Она почувствовала, что отцовская сдержанность благотворно повлияла на нее.
— Твой ответ. Ты умеешь защищать. — Светлосерые глаза смотрели на нее с гордостью. — Не думал, что в тебе столько сил.
Лилит с удивлением взглянула на него.
— Тебе нравится, как я себя веду?
— В общем-то нет, но сейчас понравилось, — ответил отец, как всегда, скупо выражая свои чувства. — Что-то в тебе изменилось.
— Мне кажется, — начала девушка, — что за это я должна благодарить Хосе.
— Так где же этот испанец? И почему при упоминании его имени ты чуть не расплакалась? Давай, выкладывай…
2
— Дыши, черт тебя побери! — прогремел рассерженный голос откуда-то из темноты. — Ты должна жить!
Сознание Лилит, объятое густым фиолетовым туманом, с трудом уловило смысл этих слов. Сначала показалось, что это ночь обращается к ней, а может быть, море, вдруг заговорившее человеческим языком. Нет, не может быть! Эти теплые, ласковые волны Средиземного моря, которые вот-вот унесут ее в бесконечность, не способны разговаривать так грубо. Голос волн должен быть тихим, убаюкивающим, таким же вкрадчивым, как при накате на песчаный берег. Сейчас они нежно играют с ее длинными, темными волосами. А скоро укутают всю в легкий, прозрачный саван и поглотят навсегда, навсегда…
Скорее бы опуститься на дно этого глубокого голубого океана. Только это не океан, а море у берегов Испании. Скорее бы оказаться на дне. Очутиться в компании резвящихся рыбок. Увидеть, как они подплывают. Одна, вторая…
— Как ты отважилась на это? — прогремел голос, разрушая приятные мечты. — Как посмела?
— Я ничего такого не сделала. — Лилит заставила себя говорить как можно вежливей в ответ на негодующий тон незнакомца. — Совсем ничего…
Хотелось, чтобы слова и мысли исчезли из головы. Теперь ничто не имеет значения. Осталось только одно — плыть среди волн, между морской бездной и небом и чувствовать, как душа становится умиротворенной.
Рука, словно клещи, впилась в плечо. Но девушка не сделала ни одного движения, не шевельнулась. Сейчас все воспринималось ею с покорным безразличием. Даже не пришло в голову оказать какое-нибудь сопротивление.
— Совсем ничего, — повторила Лилит, скользя по воде вслед за тянущей ее рукой. — Только бы исчезнуть в каком-то прекрасном…
— Нет ничего прекраснее Средиземноморского побережья летом.
Эти слова, произнесенные необыкновенно убедительно, прозвучали под аккомпанемент усыпляющего шороха волн. В голосе плывшего рядом мужчины не осталось следа прежнего раздражения, в нем была жизнеутверждающая сила.
— Добровольно расстаться с жизнью — величайший грех. А сделать это в июне, на Средиземном море, — мускулистая рука направляла ее движение, — еще большее преступление перед жизнью, ничем не оправданная глупость.
— Вы испанец, да? — Лилит, почти потерявшая способность самостоятельно двигаться, плыла, взятая на буксир незнакомцем. — Мне нравится, как вы произносите слова. Они звучат, как музыка…
— Испанцы вообще музыкальный народ. — Девушка инстинктивно прониклась доверием к человеку, который принял на себя ответственность за ее жизнь. — Для нас музыка почти то же самое, что разговор Господа Бога с ангелами. — Мужчина удерживал ее на плаву, стараясь приподнимать голову над гребнями волн. — Ты еще услышишь эту музыку.
— Услышишь эту музыку, — повторила Лилит, стараясь скопировать произношение спасителя. — Я услышу… со дна морского.
— Ты услышишь ее на земной тверди.
— Нет, нет. С земной твердью покончено. — Она попыталась тряхнуть головой. Намокшие волосы не слушались. — Теперь я принадлежу морю.
— А море вовсе не желает тебя принимать.
— Наоборот, оказывает мне гостеприимство. Оно возьмет меня. Я знаю, что сначала оно не хотело. Там мелководье. Зато потом подхватило и понесло далеко…
— Хм, на какую-то сотню метров, ну может, на сто пятьдесят, — возразил голос из ночного мрака. — Но и на таком расстоянии его глубина доходит только до плеч. В этих местах ежедневно резвятся дети. — Едкая ирония прозвучала в словах незнакомца. — И тебе не стыдно?
— Не говори со мной таким тоном! — капризно потребовала неблагодарная, ощущая рядом теплое тело, вызывавшее непонятное беспокойство. — Замолчи! И отпусти меня…
Левиафан не ответил, только крепче прижал ее к своему телу, состоящему из одних мускулов. Предупредив возможное сопротивление, мощные руки приподняли Лилит чуть выше. Стало легче двигаться, она почувствовала усилившееся земное притяжение.
— Отпусти меня!
Из-за волос, упавших на глаза, девушка почти потеряла возможность что-либо видеть и попыталась смахнуть с лица мокрые, слипшиеся длинные пряди. Но это не помогло. Удалось разглядеть только неясный контур головы, профиль, обращенный к звездам, остальное расплывалось во мраке.
— Ты мне противен, — выдавила она, захлебываясь слезами. — Почему не хочешь оставить меня в покое?
Незнакомец молчал, продолжая одной рукой поддерживать спасенную, другая принялась отыскивать поручень на борту суденышка. Наконец, он ухватился за него, подтянулся, не отпуская девушку, и перебрался на палубу.
Так Лилит втолкнули обратно в живой мир, в реальность, из которой она попыталась убежать. Пока эта мысль еще не дошла до сознания, она судорожно старалась освободиться от железной хватки. Разозлившись, она отбросила от себя сильную руку и с торжествующим видом вскинула голову, но тут же острая боль пронизала мозг. Внезапно звезды заплясали перед глазами, ярко вспыхнули и исчезли.
И вновь она куда-то поплыла, хотя больше не чувствовала воды, в которой находилась еще недавно. Наоборот, все стало сухим, словно ее окутало теплое пушистое одеяло. Темно-фиолетовое небо изменило свою окраску, став золотисто-белым, а по нему поплыл такого же цвета тигр с орлиными крыльями.
— Что ты здесь делаешь? — пробормотала Лилит, стараясь понять, почему тигр живет в поднебесье.
— Я слышал, как ты пела какую-то песенку, — произнес тигр низким человеческим голосом. — Я ловил рыбу…
— Рыбу? Значит, ты рыба?
— Вовсе я не рыба…
— Ну, конечно, ты нечто другое, ты… — Она открыла глаза и попыталась что-то договорить, по губы не шевелились, а из груди вырвался только стон. — Ох…
Тигр, который еще мгновение назад парил над нею, теперь сидел на лавке напротив. В ярком свете, заливавшем каюту, он действительно казался золотисто-белым, хотя цвета стали более насыщенными, чем минуту назад. Белая роба из грубой ткани, золотисто-коричневые ноги… Лилит перевела взгляд на мощные руки и подумала, что они могли бы удержать на поверхности моря не только слабую женщину. Она заворочалась на подушке, зажмурила от боли глаза и коснулась рукой головы.
— Увы, здесь будет шишка. Придется потерпеть какое-то время. Но это не так уж страшно. Думал, будет хуже. Ты даже не повредила кожу.
