вокруг раненого, чувствуя постоянно на себе его внимательный взгляд.
— Спасибо, Малыш. Ты по-настоящему заботишься обо мне.
— Пожалуйста, мистер Кэлхоун.
В глазах Джерета заплясали озорные огоньки, и он принялся за еду.
— Очень вкусно, — похвалил он, — а твой сэндвич, Малыш, он такой же пресный, как и вода?
— Мне он нравится.
— Вы давно живете здесь по соседству? — неожиданно спросил Кэлхоун.
— Двести лет.
На лице Джерета промелькнуло удивление, затем он рассмеялся:
— Старое фамильное гнездо?
Кортни кивнула:
— Да, мои предки обосновались здесь еще когда это была дикая местность.
— И с тех пор все сохранилось в первозданном виде?
— Нет. Многие годы здесь была ферма. Но после смерти дедушки мои родители преподнесли сто десять акров земли в дар Нешвиллю, и город объявил эту территорию заповедником. У меня же остался участок, на котором стоит дом, еще немного мне платят за экскурсии по заповеднику и за то, что я здесь живу.
— Но вы же не ухаживаете абсолютно за всем, не так ли?
— Конечно, нет. Это забота города. Я же поступила на заочные курсы, чтобы получить степень по зоологии.
Джерет в удивлении поднял брови:
— Но тогда вы, должно быть, очень заняты?
— Мне нравится учиться. Естествознание — это удивительная наука, заповедники ведь могут сохраняться и развиваться по-разному, есть, на самом деле, много путей. Это особая наука.
— А это природный заповедник или исключительно для птиц?
— В основном, птичий. Но мы называем его природным, так как здесь водятся и мелкие животные: кролики, опоссумы, белки, — сообщила Кортни, удивляясь тому, как легко можно с ним разговаривать. — А в пруду есть рыба, водятся черепахи и змеи. Имеется небольшое здание, где расположена выставка, три родника, природные тропы и еще один пруд, который захватывает и часть вашей территории. — Помолчав, Кортни осторожно спросила: — Как давно умерла ваша жена?
— Тринадцать месяцев. От злокачественной опухоли.
— Мне очень жаль.
Ответ Джерета прозвучал очень спокойно, но по тому, как болела ее мать, Кортни знала, что такое рак. Боли, мучения и большое горе.
Они ели молча. В комнате витала атмосфера уюта. Прошло целых десять долгих минут, прежде чем Джерет взглянул на нее:
— Малыш, я очень рад, что время от времени ты не возражаешь помолчать.
Кортни улыбнулась в ответ:
— Я была единственным ребенком в семье и много времени проводила в одиночестве. Я люблю тишину и молчание.
В дверь позвонили, и Кортни поднялась:
— Пойду посмотрю, кто там.
На крыльце она с удивлением увидела участников экскурсионной группы. Они хотели повидать хозяина. Кортни попросила их подождать и вернулась в спальню.
— Это пришли мои любители птиц, они интересуются, все ли у вас в порядке.
— Впустите их, — разрешил Джерет.
— Они очень приятные люди.
— Я тоже.
— Забавный вы все-таки человек, мистер Кэлхоун.
Кортни вернулась, приведя с собой трех натуралистов, и представила их хозяину дома:
— Мистер Кэлхоун, рада познакомить вас с Генри Твиллингом, миссис Джоунз и мисс Барнхил.
— Отодвиньте книги и присаживайтесь, господа. Очень любезно с вашей стороны заглянуть ко мне. Мы как раз пьем пиво, хотите присоединиться?
Все трое отказались.
— Как вы себя чувствуете, мистер Кэлхоун? — вежливо спросила мисс Барнхил.
— Прекрасно. Малыш во всем помогает мне. Правда?
Три головы одновременно повернулись к Кортни, и она покраснела.
— Можем ли мы что-нибудь для вас сделать?
— Да нет, спасибо. Хорошо, что вы заскочили на минутку. Знаете, я даже благодарен этому ранению. — Он посмотрел на Кортни, и девушка поняла, что за слова сейчас прозвучат. Джерет не заставил себя ждать: — Если бы Малыш не выстрелила в меня, мы не смогли бы познакомиться. По крайней мере, так быстро и так близко.
Кортни возмущал яркий румянец, так некстати выдававший ее. Возмущал так же, как и сам Джерет Кэлхоун, который тихо смеялся.
— О да, — быстро вмешалась она, — мы очень приятно побеседовали о наших детях. Оказывается, сыну мистера Кэлхоуна столько же лет, сколько моему Райану.
Кортни щебетала, Джерет ухмылялся, а трое гостей глазели на них.
— Да, пожалуй, сегодня особенный день, — продолжал дразнить ее Джерет, — Малыш хлопочет и суетится вокруг меня, как курица возле единственного цыпленка. Вы, господа, любите маленьких птичек?
— О да, — сказал Генри Твиллинг, оживляясь, когда разговор коснулся знакомой темы, — у нас зимуют златоглавые корольки и голубые птицы[3], они в заповеднике круглый год, а вот дикие канарейки только летом. В марте прошлого года была замечена острокрылая ласточка, и мы надеемся, что этой весной она прилетит снова.
— Да ладно, рассказывайте. Я ни разу в жизни не видел голубых птиц, но зато этой зимой у меня живет длинноухая сова, а в оттепель я встретил у пруда мухоловку с хвостом, похожим на ножницы, — сообщил Джерет, с подчеркнутой медлительностью растягивая слова, что выдавало в нем южанина.
— О Господи! Второй раз я слышу, что кто-то заметил в наших краях мухоловку с подобным хвостом! — восторженно воскликнул Генри. Кортни бросила на Кэлхоуна изумленный взгляд. И когда только он успел научиться распознавать птиц? Он казался ей человеком, страшно далеким от того, чтобы разбираться в птицах, за исключением, может быть, лишь тех, на которых охотятся. А между тем он совершенно свободно рассуждал на тему, самодовольно поглядывая на Кортни.
— Хотите — верьте, хотите — нет, но недавно я заприметил в роще домашнего зяблика, — продолжал Джерет.
— Домашнего зяблика! — воскликнула Кортни. — В этом регионе они не водятся.
— А я видел одного около пруда на опушке. Я не мог ошибиться. Впрочем, мне удалось сделать снимок.
— Неужели?
— Правда-правда, я отыщу его для вас. О Боже! Она рассуждает с ним о птицах!
Кортни умолкла, и Джерет ободряюще улыбнулся ей. Поразительно! Оказывается, у них есть общий интерес! «Ах, это просто здорово!» — обрадовалась она.
Генри Твиллинг вмешался вновь:
— Это очень интересно, Кортни, ведь Джефф Ридон тоже видел в заповеднике домашнего зяблика.
— Я не знала этого, — рассеянно ответила девушка. Мысли ее витали далеко в облаках. «Какой все- таки Джерет Кэлхоун сложный и неоднозначный человек! Но почему у него такой дурной нрав?» — удивлялась она. Он знает о птицах больше, чем любой сидящий здесь в этой комнате натуралист, он такой восприимчивый, тонко чувствующий, увлекающийся… и такой досадный. Рассеянно она выглянула в окно и похолодела — на форточке сидел Эбенезер. Кортни, затаив дыхание, следила за Джеретом, который
