спасительный плод «в силу совершённого действия» (ex opere operato) — как об этом соблазнительно учит католицизм и во что мы православные, к сожалению, совсем не против верить. Святые Отцы единогласно утверждают, что Бог не может спасти человека без воли самого человека, без его духовного соучастия, поэтому, где нет нашей личной молитвы, нашего понуждения к жизни по евангельским заповедям, Он не может помочь нам — не может услышать той молитвы, которой нет. Вера в то, что при поминовении усопшего главное — это вынимание частицы и произнесение имени за Богослужением, а не соединенные с ними молитвы верующего и священнослужителя, является одним из самых распространенных и губительных заблуждений — губительных потому, что оставляет нас и наших усопших без Бога, без плода. Святитель Иоанн Златоуст писал: «… ни Крещение, ни отпущение грехов, ни ведение, ни приобщение таин, ни священная трапеза, ни сподобление Тела, ни приобщение Крови, и ничто другое не может принести нам никакой пользы, если мы не станем вести жизнь честную, строгую и чуждую всякого греха»[68].
В качестве примера правильного православного (в отличие от языческого) отношения к молитве за другого человека приведу такой случай. У одного московского священника дочь сломала ногу. И он, будучи человеком вполне воздержным, тем не менее принял такое решение: «Я больше не выпью ни глотка вина до тех пор, пока сломанная нога дочери не станет здоровой». Он свою молитву соединил с подвигом, ограничил свою плоть, отнял от себя часть приятной жизни ради того, кого любил. Это было реальным проявлением любви, это была реальная жертва, которая очищая его, принесла и ему, и его дочери свой благой плод — не только телесный, но и что несравненно больше — духовный.
Еще раз хочется подчеркнуть, что только понуждая себя к жизни по заповедям, к молитве, мы, как писал преп. Антоний Великий, вступаем в общение с Богом и в меру этого духовного единения становимся способными оказать духовную помощь другому человеку. И чем чище наша душа, тем в большей степени может измениться состояние души усопшего, которая с нами и через нас соединяется с Богом там в той мере, в какой мы Ему приобщаемся здесь. Ибо в молитве происходит духовное единение душ человеческих. Но не просто единение, а единение в Боге. Поэтому нельзя верить глупым басням о том, что за кого-то нельзя молиться, будто бы это опасно. Молитва всегда полезна. Она привлекает милость Божию к самому молящемуся, и, безусловно, приносит пользу усопшему. Великое благо найти и сомолитвенника, сподвижника, хотя бы в эти самые ответственные 40 дней.
Что такое геенна? Каковы мучения в ней? Каков ее смысл и назначение? Вопрос этот волнует очень многих. И прежде всего он связан с учением Откровения о вечных муках грешников. Сложность понимания этого вопроса заключается не только в том, что то закрыто от нас непроницаемой завесой, но и в том, что вечность — это совсем не время (От. 10, 6: «времени уже не будет»), и человеческому сознанию, погруженному в поток времени, ее невозможно представить. Апостол Павел, например, был восхищен до третьего неба (2 Кор.12;2–4). Где же он был? — В Вечности. А затем опять вернулся во временность. Там нет времени, там — Вечность. Но она — не бесконечность времени, а нечто совсем другое. Знаем лишь, что из временности можно, оказывается, перейти в Вечность, а из Вечности возвратиться во временность. Вот, наверное, и всё[69].
Что рассказал апостол Павел, когда вернулся из Вечности? По-славянски это звучит очень выразительно: он слышал неизреченны глаголы, ихже не леть есть человеку глаголати (2 Кор.12;2,4) — то есть он слышал слова, которые другому человеку невозможно пересказать. Там язык совсем другой, здесь совсем непонятный: как если бы кто заговорил сейчас среди нас, например, на древне-эфиопском языке. Там всё не так.
Потому рассуждать о том, что там, что такое вечность, бессмысленно. Господь Своим Евангелием открывает человеку не тайны будущего века, а предлагает путь и средства вхождения в тот век, где человек всё увидит лицом к лицу (1Кор. 13, 12). И сами догматические истины открыты лишь постольку, поскольку это необходимо для нашей правильной духовной жизни, которая только приводит к зрению тайн того мира. Глубоко ошибается тот, кто думает, что будто бы мы понимаем, или способны понять, тайны Троичности единого Бога, Боговоплощения, Креста Христова и др. Все богооткровенные христианские истины необходимы человеку как твердые ориентиры на пути спасения, в его духовной жизни. Очень важно понять, что Благовестие Христово носит характер воспитательный, нацеленный исключительно на преображение человека, обожение, а не наполнение его рассудка новой информацией о том мире. Реальности того мира для земного человека всегда остаются тайной.
Этот характер Откровения распространяется в полной мере на все вероучительные истины, включая и возвещение о рае и аде. Слово Бога о бесконечных муках было предельным напряжением голоса Его любви, хотящей спасти человека от ужаса посмертных гееннских страданий. Это вполне понятно — любовь не может не сделать всего, чтобы предупредить и избавить любимого от мучений. Потому уста многих святых Отцов повторяют слова Евангелия: да, для праведных будет Царство вечной радости, а нераскаянные пойдут в муку вечную. И точка. Даже не ставится такой больной вопрос: как совместить христианское учение о Боге-Любви с учением, что эта Любовь дает жизнь тем, о которых знает, что они добровольно изберут зло и подвергнутся нескончаемым мучениям? Хотя совершенно ясно, что Любовь не может совершить подобного, что здесь что-то не то. Святой Исаак Сирин очень сильно сказал об этом: «Если человек говорит, что лишь для того, чтобы явлено было долготерпение Его, мирится Он с ними [грешниками] здесь, с тем, чтобы безжалостно мучить их там — такой человек думает невыразимо богохульно о Боге… Такой … клевещет на Него»[70]. «Не для того милосердный Владыка сотворил разумные существа, чтобы безжалостно подвергнуть их нескончаемой скорби — тех, о ком Он знал прежде их создания во что они превратятся после сотворения, и которых Он все-таки сотворил»[71].
И в Откровении мы находим прямые утверждения и о вечности мучений, и, одновременно, учение о их конечности и спасении всех человеков. О последнем можно привести хотя бы следующие места Священного Писания:
Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше (Лук. 12,47–48).
Посему, как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою одного всем человекам оправдание к жизни (Рим. 5: 18).
…каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем, сам спасется, но так, как бы из огня (1 Кор. 3; 13–15).
Когда же все покорит Ему, тогда и Сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем (1Кор. 15, 28).
А Христос а всех у (2Кор. 5, 15).
Ибо мы ого и и поноения терпим, что уповаем на Бога, Который есть Спаситель всех человеков, а наипаче вер (1 Тим..
Ибо явилась спасительная для всех (Тит.,11).
О том же писал и целый ряд Отцов (см. ниже) — и совсем не в духе осужденного Пятым Вселенским Собором оригеновского апокатастасиса, говорящего о повторяющемся восстановлении всего бытия.
В богословско-умозрительном плане этот вопрос не имеет однозначного решения. Это и не удивительно. Любой разумный человек понимает, что если в познании даже нашего видимого мира человеческий разум наталкивается на непреодолимые границы, то тем более в понимании реальностей
