пелена.
— Ринна?
— Да, папа, это я. — Она взяла его руку. Казалось, ему потребовалась вся сила воля, чтобы вновь открыть глаза. Затем он с облегчением произнес:
— Ринна.
— Молчи, папа, — сказала Ринна. — Доктор сказал, что тебе нужно беречь силы.
Отец кивнул, но продолжал говорить, хотя усилия, с которыми ему давалось каждое слово, уносили частицу его жизни.
— Я хочу знать… ребенок?
— Энди? — спросила она, едва сдерживая слезы. Она не может плакать, только не сейчас и не здесь. — С Энди все в порядке.
— Мальчик?
— Да, прекрасный мальчуган.
— Как и мой отец… — Дальше его слова было трудно разобрать, но Ринна поняла. Она назвала сына в честь своего деда по отцу. — На кого… на кого он похож?
— У него светлые волосы и голубые глаза. — Она улыбнулась, но радости в ее улыбке не было. — Думаю, его волосы становятся немного рыжими, как и твои, а характер у него просто ужасный.
Лес Уилльямсон слабо улыбнулся.
— Дьяволенок, да?
Ринна начала рыться в сумочке.
— Да, настоящий дьяволенок. У меня есть его фото. Хочешь, оставлю его тебе?
Кивок его головы был едва заметен. Наверху, там, где стоял монитор, послышались тревожные сигналы.
— Миссис Мартин, Миссис Мартин, боюсь, вам необходимо уйти, — тихо сказала медицинская сестра. — Частота сердечных сокращений мистера Уилльямсона усиливается. Не стоит его волновать.
Трэвис легким движением руки помог Ринне встать.
— Пойдем, Ринна, твоему отцу необходим отдых.
Ринна на мгновение заколебалась: может ли она остаться рядом с отцом или ей надо повиноваться?
— Папа, я должна уйти, но буду рядом. Здесь, рядом с тобой. Я скоро приду к тебе снова.
Лес Уилльямсон не ответил. Он с трудом дышал, но в руке он продолжал сжимать фотографию внука.
В сопровождении Трэвиса Ринна перешла в комнату для посетителей. Несколько минут оба не решались заговорить. Наконец Трэвис сказал:
— Хочешь кофе?
— Нет. — Она смотрела на него отсутствующим взглядом.
— Ринна, позволь мне принести тебе что-нибудь. Как насчет чая?
Она покачала головой.
— Нет, спасибо, ничего не надо.
Прошло несколько часов, но для Ринны время остановилось, она не знала, сколько провела здесь: несколько дней, недель, а может быть, всего несколько мгновений. Ей все было безразлично. Трэвис держал ее руку в своей, тепло его прикосновений придавало столь необходимое ей мужество.
Во время следующего посещения Ринна сжала руки отца, словно хотела этим вдохнуть в него частицу жизни, частицу мужества, переданного ей Трэвисом.
Да, именно Трэвис помог ей пройти через это. Она не помнила, когда осознала, что не может обойтись без его поддержки. Возможно, это произошло, когда в машине он взял ее за руку, а может быть, когда положил руку ей на плечо у постели отца. Она знала одно: без него ей пришлось бы еще труднее.
Но что бы она, ни делала, казалось, жизнь покидает Леса Уилльямсона. Тревожные сигналы монитора звучали все чаще и чаще. Менялись дежурившие около него медицинские сестры, появлялись и исчезали врачи, что-то тихо ей говоря. Ринна молила, чтобы к отцу вернулись силы, молила о провидении и всепрощении. Трэвис все время был рядом с ней. Он крепко обнял ее, когда они увидели, как дежурная бригада врачей стремительно ворвалась в реанимационное отделение и через некоторое время покинула его, безнадежно покачивая головами. Ринна в волнении стала ходить из угла в угол, но Трэвис подвел ее к стулу.
— Поешь немного супа. — Он поднес ложку к ее губам. Эта заботливость резко отличалась от его недавней манеры общаться с ней. — Тебе нужно сохранить силы.
Она не задавала вопросов. И не плакала. Ее отцу было бы неприятно, если бы она оплакивала его.
— Какая досада, — донеслись до нее обрывки разговора двух медицинских сестер, проходящих мимо, — подумать только, ведь у них медовый месяц.
— Мистер Мартин, я из канцелярии. Мне бы не хотелось беспокоить вашу жену… — Дальше — тихое бормотание: — Мне очень жаль.
— Мы делаем все возможное. — На этот раз говорил врач. — Ей необходимо немного отдохнуть. Она выбилась из сил. Заберите ее отсюда. Оставьте нам номер телефона, если что, мы вам сообщим.
Ринна не хотела уходить, но Трэвис настоял. Она удивилась, заметив за окном первые лучи восходящего солнца. Неужели уже прошла ночь?
Они сняли номер в гостинице. Ринна разделась, не отдавая себе отчета, что делает это в его присутствии, — она по-прежнему пребывала в каком-то полузабытьи.
— Трэвис. — Она повернулась, взглянув на него глазами, полными слез. — Что, если он умрет? Что, если мой отец умрет?
— Нет, Ринна, он не умрет, — сказал Трэвис, крепко обняв ее за плечи. Затем, не раздумывая, привлек ее к себе. У нее потекли слезы, сначала медленно, потом она разрыдалась. Он похлопывал ее по плечу, как похлопывают детей, стараясь успокоить. — Все будет хорошо, Ринна. Поверь мне, все обойдется.
Она верила ему, она верила в него. Ринна не протестовала, когда он мягко опустил ее на кровать и вытянулся рядом с ней, нежно держа ее руку в своей. Непонятно как, но ей удалось заснуть.
Вечером того же дня, когда они вернулись в больницу, ее отец был по-прежнему слаб, но цвет его лица изменился. Медицинские сестры больше не хлопотали около него. Ринна почувствовала облегчение. Трэвис прав. Ее отец поправится. Она взяла отца за руку и посмотрела на Трэвиса. Он безмолвно кивнул в знак одобрения.
— Трэвис? — Недоуменно произнес ее отец скрипучим голосом. — Трэвис Мартин? Это вы?
— Привет, Лес. Что это вы затеяли, хотите увильнуть, чтобы не ставить своего жеребца в скачках против моего?
— Мой жеребец медленным шагом обгонит вашу клячу. Ну и влипли вы с ним, Мартин. От таких, как он, одни неприятности.
— Думаете напугать меня? Давайте поднимайтесь и посмотрим, кто прав.
— Не рассчитывайте, вам не удастся поплакать на моей могиле. Увидимся на скачках в Дерби, а может, и раньше. — Вскоре он заснул. Когда он проснулся, стало заметно, что к нему возвращаются силы. Ринна осталась около него одна, Трэвис пошел позвонить Дэвиду.
Лес дотронулся до кольца на ее пальце:
— Кто?
— Трэвис. Мы поженились на прошлой неделе.
— Отец Энди?
Какого ответа он ждет на свой вопрос: подтверждения того, что ему уже известно, или сообщения о том, кто отец Энди? Что осталось в его памяти из прошлого?
— Да, — прошептала Ринна. Поймет ли он, что она имела в виду?
— Ты должна была сказать мне об этом тогда. Он хороший человек… настоящий лошадник.
Вероятно, он все же понял ее. Через три дня Лес Уилльямсон чувствовал себя значительно лучше.
