возвращения, то завтра ты пойдешь не в атаку, а… Побежишь с поля боя куда глаза глядят.
С размышлений о войне я плавно перешел на размышления о двух своих новых ролях: театральной и кинематографической. Все-таки мой будущий киношный фашист интереснее, чем мой будущий театральный Тит Андроник. Обидно будет не дожить… И не сыграть такую классную роль! Ведь меня даже без проб взяли… Сделали фотографии в гриме — и утвердили. Я на них хорошо получился. Правда, придется стричься. Таких длинных волос, как у меня, немецкие офицеры не носили. Но это — мелочи… Главное — я впервые сыграю в кино не жертву, а палача. В театре у меня были роли злодеев, в кино — никогда. Правда, мне придется изобразить палача интеллигентного, чувствительного, сомневающегося, мятущегося… То есть вызывающего сочувствие. Но все-таки палача! К тому же интересно, как публика встретит фильм о войне после столь долгого перерыва, тем более такой фильм: не про окопную грязь и жестокость СМЕРШа, а о героизме советских людей. Степка боится, что критики его сожрут… Но мне кажется, публике должно понравиться. И история любви там очень трогательная.
Я и сам не заметил, как заснул.
Разбудила меня Софья. Выглядела она на редкость свежей и милой. Личико — словно только что холодной водой умыла! Косы явно тщательно расчесаны и переплетены. Блестят, как две сытых змеи. Солнышко светит яркое… Полуденное…
— Костя! Сейчас половина второго. Уже скоро…
Я вскочил.
— Что же ты меня раньше не разбудила?
— А зачем?
— Но ведь могут явиться посыльные этих бандитов, разведывать, нет ли тут кого в засаде… А я сплю!
— Хорошо выспаться тоже важно. Не тревожься. Я давно проснулась. И бдю.
— А если бы они пришли, когда мы спали?! Вот ужас-то… Надо было кого-то выставить на страже!
Софья улыбнулась. И я тут же вспомнил, что вообще-то пообещал охранять ее сон. И перестал скандалить. В конце концов, ничего не случилось, так чего же впустую воздух сотрясать?
— Поешь.
— Перед боем не едят. На случай, если пулю в живот получишь.
— Милый, в нашей ситуации, если пулю в живот получишь, то следующая будет — в голову… Контрольный выстрел. Так что можешь спокойно позавтракать.
— Спасибо! Утешила!
— Стараюсь…
Мы поели пирожков, запивая их минералкой. Съели по кусочку шоколада. Софья посетовала на невозможность почистить зубы. Я нашел в кармане пачку «Орбита». Солнышко пригревало. Откуда-то доносились веселые крики ребятни.
Очень хотелось жить…
— Давай удерем! Пока не поздно!
— Нельзя. Я обещала.
— Кому? Этому бандиту?
— Это нужно прежде всего мне самой. Спасти Лешу. Успокоить Анюту и Анну Сергеевну. Отомстить за Матвея Николаевича. Я должна! Ты понимаешь? Я должна!
— Ты думаешь, он говорит правду? Ты думаешь, их действительно перестанут преследовать, если ты убьешь всех главарей? Но ведь те, кто их преследует, — мелкая сошка…
— Если ослабить влияние цыган в Москве, если власть сконцентрируется в руках Алексея Ивановича — возможно… Если он станет во главе всего их нищенского бизнеса, он прикажет, чтобы Лешу оставили в покое. У меня тоже есть сомнения. Но я считаю, что надо сделать хоть что-то. И посмотреть, что будет.
Где-то вдалеке завыла сирена «скорой помощи». Залаяла собака. Дети вопили все громче и радостнее. Наверное, лупили кого-нибудь.
Мой привычный мир — он так близко… И так далеко! Почти недосягаем. Чтобы попасть туда, надо пройти сквозь огонь и кровь. И бросить кольцо в жерло Ородруина.
Оставшиеся часы мы сидели в молчании. Софья, как мне казалось, дремала, держа на коленях автомат. Какие тонкие у нее руки! Какие нежные! Даже странно видеть в этих руках — орудие убийства… Вдруг она распахнула глаза — широко-широко, как разбуженная средь бела дня сова.
— Едут…
У меня сердце рухнуло куда-то в желудок.
Я тоже услышал шорох шин по гравию.
В узкий проем между складами въезжали машины. Две — справа. Три — слева. Из них начали выходить люди. Я узнал Кривого. Казалось, он не держится на ногах. Из машины его буквально выгружали телохранитель и Юраш. В свободной руке у Юраша был черный дипломат.
Я завороженно наблюдал, как Кривого окружают. Его телохранитель выглядел испуганным. Юраш злобно сверкал глазами, похоже, он готов был драться за своего хозяина когтями и зубами, убивать, пока его самого не убьют.
И тут Софья начала стрелять.
Два первых выстрела прозвучали с таким маленьким промежутком, что люди внизу не успели отреагировать на первый, когда раздался второй… Двое упали. Оба — цыгане. Остальные рассыпались, прячась за машинами и вытаскивая оружие. Шарили глазами по сторонам, пытаясь определить источник выстрелов. Я видел, как телохранитель Кривого шарахнулся в сторону и присел у машины. Видел, как Кривой неловко сползает по стене. Мне показалось, она и его подстрелила… Юраш пытался прикрыть его своим худым, жилистым телом.
Следующими тремя выстрелами Софья пригвоздила к земле еще троих. Но остальные поняли уже, откуда стреляют. И принялись стрелять в ответ.
Пули влеплялись в кладку снаружи и влетали в окна… Свистели над моей головой… Ударяли в стены и осыпали меня розовой кирпичной пылью…
Я упал на пол и накрыл голову руками.
Я сжался в комочек, стараясь сделаться совсем-совсем маленьким и незаметным.
И я слышал, как время от времени сухо потрескивает автомат в руках Софьи.
Не знаю, сколько времени это продолжалось.
Вечность?..
На самом деле, наверное, всего несколько минут.
Потом все кончилось и наступила тишина.
А я все лежал, не в силах даже шевельнуться.
Лежал и ждал контрольного выстрела в голову.
Я был уверен, что Софья — мертва.
Что сейчас к нам на чердак поднимаются озлобленные киллеры…
— Все, Костя. Вставай. Все кончено, — услышал я тихий голос Софьи.
Я поднялся.
Солнечный свет резал глаза. В воздухе кружилась розовая пыль. Софья была бледна и печальна. Но — вполне жива… И я тоже — жив.
Я почувствовал, что весь облился потом. Из глаз текли слезы. Руки и ноги тряслись. К горлу подкатывала тошнота. Я украдкой посмотрел на свои брюки. К счастью, я хотя бы не обмочился со страху.
Да, не получится из меня героя… На экране и на сцене я умею изображать их весьма внушительно. А в жизни — говнюк!
— Спускайтесь! — прозвучал бодрый голос Кривого.
А затем послышались выстрелы.
Я еле подавил в себе желание снова кинуться ничком на пол… Но Софья спокойно стояла у окна и смотрела вниз. Значит, стреляли не враги. Тогда — кто?
Я заставил себя сделать несколько шагов к окну и опасливо выглянул.
