невесомое платье. С легким шорохом оно опустилось на пол, будто и зеленый шелк поддался чарам Габриеля.
Джулия осталась в комбинации цвета слоновой кости, ко¬торая едва доходила до подвязок ее черных чулок. Габриель едва не вскрикнул: сейчас Джулия действительно была похо¬жа на ангела. Кареглазого ангела с темными, немного вскло¬коченными волосами, ниспадавшими на кремово-белые пле¬чи, в белой комбинации, черных чулках с черными подвяз¬ками. Целомудрие и эрос.
— Этого я не ожидал, — сказал Габриель, осторожно до¬трагиваясь до подвязки.
Джулия покраснела:
— Я знаю, ты не хотел видеть на мне черное. Я собира¬лась переодеться, но…
— Но переодевание не состоялось, — засмеялся Габриель и провел рукой по ее пылающим щекам. — Знаешь, ты об¬ворожительна даже в этом одеянии. И потом, я не говорил, что не люблю черное. Если хочешь переодеться, я подо¬жду. — Габриель вопросительно посмотрел на нее.
Джулия покачала головой: слишком долго она ждала. Она провела руками по его сильной груди, а потом притянула к себе. За галстук. Подражая Габриелю, она старалась не торо¬питься. Развязав галстук, Джулия бесцеремонно бросила его на пол. Потом быстрее, чем хотелось бы, расстегнула пугови¬цы рубашки, сняла ее, а потом и футболку, бросив их поверх галстука. Джулия прижалась губами к его груди, обняла за спину, наслаждаясь ощущением упругих мышц.
— Я чувствую биение твоего сердца, — прошептала она.
— Оно бьется для тебя, — обдавая ее огнем глаз, отве¬тил он.
Джулия с улыбкой коснулась его живота и поясницы. Кожа была теплой; намного теплее ее собственной. Теплой и зовущей. Сложнее было с брюками. Эта часть его одежды требовала не только сноровки, но и определенной смелости. Габриель помог ей справиться с брюками. Теперь он стоял перед нею в одних трусах; носки и ботинки он успел снять раньше. Джулия глубоко вздохнула, ожидая его кивка, после чего сняла с него трусы.
Желая полюбоваться им, она отошла на пару шагов. Она улыбалась и облизывала губы. Широко улыбалась. Габриель был восхитителен.
Возможно, его совершенное тело было результатом на¬следственности, или даром богов, или того и другого вместе, а также следствием правильного питания и занятий спортом. Она любовалась его мускулами, плоским рельефным живо¬том и чувствовала, как у нее внутри что-то тает. Теплая вол¬на достигла ее лона и ушла глубже; особенно когда восхи¬щенные глаза Джулии разглядывали его божественно краси¬вые гениталии. Перед нею стояла современная живая копия микеланджеловского Давида, но не такого кряжистого и с бо¬лее выразительными руками. Возможно, в Джулии сейчас го-ворил дурной вкус, но она испытала странное удовлетворе¬ние, подумав, что даже по «мужской снасти» Саймон значи¬тельно проигрывал Габриелю.
Возможно, у нее такая карма, но жизнь достаточно рано показала Джулии мужские гениталии. Правда, то было при¬нудительное созерцание, без особого любопытства с ее сто¬роны. Она закусила губу, но не от стыда, а чтобы не захихи¬кать, как школьница, случайно увидевшая мужской член.
Габриель заметил ее странную реакцию, но промолчал. Он подавил усмешку, мысленно сказав себе, что сейчас не время отпускать шуточки по поводу размеров его члена. Он вовсе не стремился ошеломить свою любимую, однако знал, как выглядит, когда стоит перед женщиной совершенно го-лым.
— А теперь можно мне? — прошептал он, осторожно ка¬саясь ее волос.
Джулия молча кивнула, и он начал аккуратно вынимать заколки, высвобождая ее локоны. Она закрыла глаза, упива¬ясь ощущением его пальцев, порхающих в ее волосах. Ей сразу вспомнилось, как в доме Ричарда Габриель решил по¬играть в парикмахера и расчесывал ей волосы.
Он не пропустил ни одной заколки, и теперь волосы сви¬сали с ее плеч, словно плотный темный занавес. Потом Габ¬риель осторожно снял с нее комбинацию, и Джулия осталась в черном кружевном лифчике, черных кружевных трусиках и черных тонких чулках с подвязками.
«Эротическое совершенство черного в сочетании с крас¬неющей невинностью».
Джулия была обворожительна. Но она всегда нервничала, если ее начинали разглядывать. Особенно полуобнаженную. У нее не было оснований стесняться своего тела, но она все равно стеснялась. Почувствовав это, Габриель осторожно прижал ее к себе и целовал до тех пор, пока оцепенение не ушло из ее плеч.
— Джулия, я хочу увидеть тебя целиком, — прошептал он.
Она кивнула, и он с величайшей неторопливостью рас¬стегнул подвязки и стал медленно снимать с нее чулки, сво¬рачивая их, пока возле ступней они не превратились в два черных жгута. Ее эрогенные зоны с внутренней стороны ко¬леней получили новую порцию ласки. Прерывистое дыхание Джулии подсказывало ему, что он все делает правильно. Встав сзади, Габриель стал покрывать поцелуями ее плечи и только потом расстегнул лифчик. Джулия подхватила его и бросила в общую кипу одежды. Она вдруг подумала, что даже эта кипа на полу смотрится очень эротично.
Стоя сзади, он приподнял ей груди и почему-то сам по¬краснел вместе с нею. Он слегка помассировал каждую грудь, потер большими пальцами соски и лизнул кожу за ее ушами. Потом он стал ласкать и массировать ребра Джулии и лишь затем опустил руки ниже. При этом языком он исследовал ее ушную раковину. И наконец длинные пальцы медленно и торжественно сняли с Джулии черные трусики.
Сбылось его мечтание: перед ним стояла его любимая женщина. Совершенно нагая.
Габриель обнял ее за талию и развернул к себе, заметив, что вгляд Джулии устремлен в пол, а нижняя губа снова за¬кушена. Руки Джулии стали беспокойно двигаться. Еще не¬много — и ладони инстинктивно прикроют низ живота.
— Ты богиня. — С этими словами Габриель осторожно разжал ей губы и приподнял подбородок. Он несколько раз обвел ее взглядом с головы до ног — пусть видит восхищение
в его глазах. — Когда-нибудь я состарюсь, и память у меня ослабеет. Но и тогда я буду вспоминать эти мгновения. Впер вые в жизни я держу в своих объятиях ангела. Ангела во плоти… Я вспомню твое тело, глаза, прекрасное лицо, грудь, гра¬циозные линии твоей фигуры и это. — Он дотронулся до се пупка, а потом коснулся самого края ее завитков внизу живо¬та. — Я вспомню твой запах, твои прикосновения. Вспомню, что чувствовал, когда любил тебя. Но крепче всего я запомню твою красоту, внешнюю и внутреннюю. Любовь моя, ты со¬вершенна душой и телом, щедра духом и сердцем. И вряд ли небеса подарят мне более красочное видение рая, чем ты. — Габриель обнял ее, покрывая все тело легкими поцелуями. Он старался губами поведать Джулии о своей любви. Пальцы коснулись бриллиантовых сережек, а следом губы поцелова¬ли мочки ее ушей. — Нагота твоего совершенного тела — вот лучший наряд. Когда ты со мной, прошу тебя, всегда наряжай¬ся так. Твоя нагота и эти серьги. Все остальное — лишнее.
Джулия торопливо поцеловала его и улеглась, бросая на него робкие взгляды. Габриелю пришлось собрать в кулак всю свою волю и успокоить себя глубоким дыханием. Зрели¬ще обнаженной Джулии, призывно раскинувшейся на посте¬ли… Он с трудом сдерживался, чтобы не овладеть ею прямо сейчас.
— Дорогая, ляг на живот. Я хочу полюбоваться твоей прекрасной спиной.
Улыбнувшись, Джулия выполнила его просьбу, положив голову на руки, что позволяло ей смотреть на Габриеля. До¬вольный, он навис над нею и поцеловал обе лопатки.
«Совсем как на той черно-белой фотографии. Недаром она мне так понравилась», — подумала Джулия.
— Джулия, под каким углом на тебя ни взгляни, ты оста¬ешься обворожительно прекрасной. Настоящий шедевр искус¬ства. — Он медленно повел пальцем по ее спине, заставляя вздрагивать от прикосновения. Другой рукой он ласкал ей щеки.
— Ты поменял музыку, — заметила Джулия, услышав ро¬мантическую песню Мэтью Барбера «And You Give».
— Это ты меня вдохновила.
Габриель взял с ночного столика бутылочку с массажным маслом, сочетавшим в себе аромат сандалового дерева и япон¬ского мандарина «сацума». Подождав, пока масло согреется на его ладони, он принялся втирать благовоние Джулии в пле¬чи. Она закрыла глаза и громко вздохнула.
