человек был безоружен перед ней. Он был словно заворожен ее властью. Она же чувствовала только неистощимую потребность любить его. Его сильное, мускулистое тело дрожало – от жажды слиться с ней. И это было прекрасно.
Косой свет лампы высвечивал его глаза. Сейчас они затуманились страстью. Ее соблазнял, искушал его рот, и она приникла к нему, ощутив жаркое, влажное, прерывистое дыхание. Но вдруг она ощутила необыкновенно остро еще один запах, запах мастики, которой натирали пол, запах лимона. Теперь всегда, всю жизнь, этот аромат будет напоминать момент, когда Слейд был полностью в ее власти.
Она отдалась ему, вобрав его в себя всего целиком в безумном соитии. Перед глазами стоял серебристый блеск воплотившегося, осуществленного наслаждения. Волна схлынула, она словно растворилась в нем. Так они и лежали, обнявшись, чувствуя совершенную, полнейшую удовлетворенность, насытившись друг другом.
Слейд попытался привести мысли в порядок, но оказалось, что всеми его мыслями завладела Джессика. Сейчас она обессилела, и тело ее было почти невесомо. Он совсем не ощущал ее тяжести, но она все равно сохраняла над ним власть. Он хотел отодвинуться и, возможно, доказать и ей и себе, что он еще сохраняет свободу выбора, но его пальцы только глубже зарылись в ее волосах и коснулись мягкой тонкой шеи. Хотя она лежала неподвижно, почти бездыханно, он ощущал грудью сильное биение ее сердца. И никаким усилием воли он не мог утихомирить свой собственный пульс, хотя его желание, казалось, было полностью утолено. Нет, он хотел ее, он хотел только, чтобы она была рядом.
– Джесс. – Он приподнял ее лицо, но не знал, что сказать. Глаза у нее были огромные, веки отяжелели. Лицо было кроткое, усталое, еще хранившее жар отпылавшей страсти. «У меня нет права, – подумал Слейд, остро ощутив свою вину, – нет никакого права доводить ее до такого изнеможения. На ней просто лица нет».
– Не надо, – сказала Джессика, увидев, что выражение его лица изменилось и он уже хочет взять обратно то, что совсем недавно подарил. – Не отгораживайся от меня, – попросила она тихо.
Он обвел контур ее губ большим пальцем.
– Останься здесь со мной ночью. – Только это он и сказал.
Слейд ждал, пока не убедился, что она уснула, и лишь тогда встал с постели. Глядя на Джессику, он тихо стал одеваться. Слабый лунный свет заливал его лицо и голые плечи. Иногда, когда облако закрывало луну, наступала полная тьма. Если повезет, подсчитал он, то после тщательной проверки первого этажа он сможет провести в гостиной пару часов и потом вернуться к ней. Она будет мирно спать, не подозревая, что он уходил. Взглянув на нее в последний раз, Слейд выскользнул из комнаты. Ловко, без малейшего шума – следствие многолетней тренировки, – Слейд обследовал множество дверей и окон. С большим неудовольствием отметил ненадежность бесхитростных замков, которые могли воспрепятствовать только самым заурядным новичкам.
В доме полно серебра, много небольших ценных вещей, которые легко унести, размышлял Слейд. Просто рай для грабителя – и все это богатство она запирает на замки, которые легко открываются кредитной карточкой или шпилькой для волос. Надо обязательно проследить, чтобы до его отъезда Джессика поменяла все это убожество.
Грудой белого меха возвышался, слегка похрапывая, на полу, выложенном плиткой, спящий Улисс. Он даже не пошевельнулся, когда Слейд перешагнул через него. Слейд, легонько стукнув, повернул ручку задней двери. Улисс по-прежнему ровно, спокойно храпел.
– Ты, негодный пес, проснись!
Услышав команду, собака открыла один мутный от сна глаз, два раза вяло шлепнула хвостом и опять заснула.
Потерев одеревеневший затылок, Слейд напомнил себе, что в данном случае его заботит отнюдь не сбежавший из тюрьмы вор. Он снова переступил через пса, предоставив ему храпеть сколько влезет.
Он осторожно двигался теперь по тому крылу дома, которое занимали слуги. Из-под одной двери пробивался свет и слышался приглушенный смех, кто-то смотрел полуночное шоу. Во всех других комнатах было тихо. Взглянув на часы, Слейд увидел, что всего несколько минут первого. Он отправился в гостиную. Сев в кресло с высокой выгнутой спинкой, незаметное в темноте, он стал ждать. Ничего другого он сейчас сделать не мог, хотя его так и разбирало желание как-нибудь продвинуть расследование и поскорее довести его до конца. Наверное, комиссар сделал неправильный выбор. «Что-то мало от меня толку», – подумал Слейд. Но, кто бы ни нанял киллера, он заплатит за это сполна, в этом Слейд не сомневался. И что скрывать, он хотел бы поймать его лично.
Женщина, лежавшая сейчас в его постели наверху, только она имела для него значение. Бриллианты – это так, ерунда, это просто камешки, имеющие рыночную ценность. А Джессика бесценна. Улыбнувшись, Слейд вытянул ноги. Вряд ли Додсон предполагал, что его тщательно отобранный телохранитель влюбится в свою подопечную. Слейд ведь пользовался репутацией человека проницательного, точного и хладнокровного.
Да, вот так, пользовался и вдруг утратил всю свою хладнокровность при первой же встрече с этим смерчем в юбке, маленькой блондинкой со скулами викингов. Сейчас он торчал тут, чувствуя себя не полицейским, но мужчиной, жаждущим отомстить. А это опасно. Пока он работает в полиции, он должен играть по правилам. И первейшее из них – никакой личной заинтересованности.
И тут Слейд едва не рассмеялся вслух. Это правило он уже давно отправил на ближайшую помойку, так что нечего притворяться. Он уже влюбился в эту женщину, он уже ее любовник. Куда уж больше! Говорить о большем – значит, жениться на ней и нарожать детей.
«А вот об этом думать не следует», – холодно сказал он себе. Нельзя позволять своим мыслям подобных вольностей. Она не для него. И дорожки их разойдутся, как только расследование закончится. У него своя жизнь, у него есть профессия, обязательства, его литературный труд. Даже если бы в его жизни нашлось место для женщины, это не может быть Джессика. Они встретились совершенно случайно, обстоятельства толкнули их друг к другу. Да, возникла привязанность, бо́льшая, чем хотелось бы. Но он ее забудет. И Слейд ущипнул себя за переносицу. Черта с два, забудет.
«Неужели мужчине нельзя и помечтать? – возмутился он, сидя в комнате, где пахло мастикой для пола с лимонной отдушкой и осенними цветами. – Неужели нельзя помечтать о будущем с женщиной, которая лежит в твоей постели, такая нежная и теплая? Неужели нельзя позволить себе иногда быть немного эгоистом?» И, тихо вздохнув, он откинулся на спинку кресла. Мужчина может, а полицейский – нет. А Джессика, напомнил он себе, нуждается сейчас именно в полицейском, что бы она сама на этот счет ни думала.
Усилием воли Слейд отринул все посторонние мысли и продолжал сидеть, не шелохнувшись, ожидая в темноте. Прошло примерно три часа. Инстинкт ему подсказывал, что он даром теряет время. Но ему необходимы хотя бы несколько часов сна, если он хочет оставаться достаточно бодрым, чтобы обеспечить Джессике защиту и работать в течение дня. Тело у него затекло от долгой неподвижности, и он рассеянно разминал суставы, направляясь к лестнице. «Еще день, – размышлял он, – самое большее два, если агент Брюстер действительно на хвосте у преступников, как он его заверил».
Как только Слейд встал и позволил мускулам расслабиться, он почувствовал навалившуюся усталость. Четырехчасовой сон восстановит его силы. Случалось обходиться и меньшим. Слейд тихо повернул дверную ручку.
Джессика, сжавшись в комочек, сидела на середине кровати. Она дышала тяжело и прерывисто, словно утопающая, которая борется за последний глоток воздуха. Залитая лунным светом, она не могла унять дрожь.
– Джесс.
В горле у нее закипал крик. Она резко подняла голову, и Слейд видел, как блестят страхом ее глаза. Но вот она всмотрелась и узнала его. Джессика сумела не закричать, но все еще дрожала крупной дрожью. Слейд быстро подошел к ней. Кожа у нее была липкая от страха, лицо мокрое от слез и пота. Он решил было, что кто-то сумел проскочить мимо него, войти к ней и сильно напугать. Но сразу же отвел эту мысль.
– Что такое? – крикнул он. – Что случилось?
– Ничего. – Она отчаянно старалась подавить дрожь. Ей опять приснился кошмарный сон. Такой ужасающе яркий, явственный, он ударил по ее нервам, совершенно разболтавшимся в последнее время. Холодный ветер, соленый запах моря, рев прибоя – и чьи-то тяжелые шаги. Кто-то бежит за ней. Облака закрывают солнце, и во рту у нее появляется железный привкус ужаса. И, что самое страшное, она боится обернуться, боится увидеть лицо преследователя, потому что это кто-то из тех, кого она любит.
– Я проснулась, – еле-еле выговорила она, – и, наверное, очень испугалась, увидев, что тебя нет.
Отчасти это соответствовало истине. Но ей трудно было сознаться во всем. Она не могла допустить и мысли, что может так испугаться сна.
– Да я вниз спустился, только и всего. – Он откинул влажную от пота прядь волос с ее щеки. – Хотел убедиться, что все заперто.
– Профессиональная привычка? – Джессика почти улыбнулась и уронила голову на его плечо.
– Ага. – Несмотря на то что он обнимал ее, она все еще дрожала. «Сейчас не время читать ей нотации насчет ненадежных замков и цепочек», – решил Слейд. – Спущусь и принесу тебе бренди.
– Нет! – Она даже прикусила губу, так страстно вырвалось это восклицание. – Нет, пожалуйста, я уже и так чувствую себя полной идиоткой.
– Успокойся, Джесс. – Он тихо поцеловал ее в волосы.
Ей хотелось прижаться к нему и умолять не оставлять ее в одиночестве ни на миг. Она хотела излить на него все свои страхи, фантазии и кошмары. Но она не стала этого делать, и ради него тоже.
– Я стараюсь. У меня
