Сталинский неонэп (1934—1936 годы)

заработал 690 да 130 вышло по прогрессивке и ещё 223 рубля за уменьшение брака — всего вышло 1043 рубля…»

М. Дюканов: «Раньше, до стахановского движения я и Стаханов зарабатывали по 550—600 рублей… Сейчас, за сентябрь, я за 16 выходов, поскольку нас кое-куда таскают (имелись в виду широко вошедшие в обиход публичные чествования стахановцев.— В. Р.), заработал 1338 рублей. Орджоникидзе: А если бы не таскали? Дюканов: А если бы не таскали — больше двух тысяч…»

И. Славикова: «Наш нормированный заработок составляет 158 рублей в месяц. В сентябре я заработала 962 рубля. В октябре я заработала 886 рублей. Могла бы заработать, конечно, и больше, но были такие дни, когда нас отрывали от работы. Микоян: А ваша подруга сколько заработала? Славикова: Подруга заработала в октябре 1336 рублей…»

А. Омельянов: «Раньше я за 300 часов работы делал в месяц 1500 километров пробега и получал 400 рублей. Сейчас я за 192 часа… имею 1300 рублей…»

М. Пушкин: «Я раньше зарабатывал 375 рублей, а теперь 2 тысячи рублей…»

П. Макаров: «Если я в сентябре заработал около 700 рублей, то в октябре я заработал больше 1200 рублей. Кроме того, я получу около 200 рублей по хозрасчёту, и вкруговую получится 1500 рублей…»

Г. Лихорадов: «В январе 1935 г. без прогрессивной оплаты я зарабатывал 184 руб. 20 коп… в августе — 1220 рублей и в сентябре — 1315 рублей…»  [551]

Помимо сверхвысоких заработков стахановцы получали и натуральные привилегии — бесплатные квартиры, автомашины и т. д. Как говорил участник совещания рабочий Ф. Артюхов, «у нас стахановцы сейчас имеют все привилегии — для них и кино бесплатное, и медицинское обслуживание, и врача на квартиру вызывают и т. д.» [552]

Уже на следующий день после рекорда Стаханова партком его шахты постановил: через два дня предоставить ему квартиру, построенную для инженерно-технического персонала, оборудовать её за счёт шахты мягкой мебелью; выделить семейную путёвку на курорт и два именных места в клубе на все фильмы, спектакли, вечера. По этому примеру и на других предприятиях изобретали разнообразные привилегии для стахановцев, вплоть до бесплатного и внеочередного обслуживания в парикмахерских.

Вокруг стахановцев был поднят чрезвычайный ажиотаж. Усилиями пропаганды и опекавших их парткомов они превращались в личности неприкасаемые и исключительные. Не все выдерживали это испытание «славой» и «заботой». Сам Стаханов стал чванливо вести себя уже вскоре после начала поднятой вокруг него восторженной кампании. Писатель Александр Авдеенко, посланный Орджоникидзе в Донбасс для написания книги о Стаханове, так вспоминал спустя много лет свою первую встречу со «знатным человеком».

«— Дорогие гости,— говорит Стаханов,— добро пожаловать до хаты! Моя она теперь. Предназначалась главному инженеру, а попала в руки забойщику Алёшке Стаханову…

Входим в дом, забитый до предела вещами. Новенькое всё, ещё не до конца распакованное…

— Видали?! — смеётся Стаханов.— Добро юбилейное. Со всех концов Донбасса подарки шлют. Как отказать людям?

Стаханов чрезмерно счастлив, безмерно весел, а жена строга.

— Если бы по-настоящему захотел отказать, насильно бы не заставили подарунки взять. Они, дарители, на чужой счёт добренькие. Шесть ящиков пива! Пей — не хочу. Море разливанное. Зачем столько? Три ковра. Нам и одного, своего, хватало. И эта бандура ни к чему. Некому бренчать.

— А я? — хохочет Стаханов. Подбежал к пианино, раскрыл крышку и одним пальцем постучал по белым и чёрным клавишам.— Симфония! Марш! Концерт! Вальс! Чижик-пыжик, где ты был!» [553]

В тот же вечер после митинга, организованного в честь Стаханова, первый секретарь Сталинского обкома Саркисов рассказывал писателю:

«Балует Алексей Григорьевич… От семьи отбился. Любовь закрутил с девчонкой-десятиклассницей… В Москве он с дружками, Митей Концедаловым и другими, крепко выпил, ввязался в драку. С него содрали пиджак с орденом Ленина, с партбилетом. Ну и что? Выдали новый партбилет, походатайствовали… о выдаче дубликата ордена». Саркисов сообщил, что даже «до Кремля, до товарища Сталина дошли слухи о загулах Стаханова. И знаете, что товарищ Сталин велел передать от его имени Алексею Григорьевичу?.. Скажите этому добру молодцу, что ему придется, если не прекратит загулы, поменять знаменитую фамилию на более скромную» [554].

Но даже увещевание вождя не побудило Стаханова изменить своё поведение. Спустя несколько месяцев на Всеукраинском съезде Советов он потребовал сделать делегатом съезда свою новую жену. «Мандатная комиссия поёжилась, посовещалась, проконсультировалась и в конце концов уступила энергичному напору. „В виде исключения… Принимая во внимание…“ Новоиспечённая жена получила мандат делегата с совещательным голосом. Знатная личность возмутилась, потребовала мандат с решающим голосом. Вежливо, терпеливо объясняли, что… Не захотел слушать. „Если не выдадите!..“

Выдали! А что оставалось делать мандатной комиссии? Не могла же она позволить, чтобы Всеукраинский съезд остался без главного лица — родоначальника стахановского движения. Если бы такой ляпсус, упаси боже, допустили, могли бы без голов остаться» [555].

Создание культа стахановцев, предоставление им бытовых привилегий и более благоприятных условий для труда вызывало негативную реакцию в рабочей среде. Как бы в предвидении такой реакции партком шахты «Центральная-Ирмино» указывал: «Пленум шахтпарткома считает необходимым заранее указать и предупредить всех тех, кто попытается клеветать на тов. Стаханова и его рекорд как случайность, выдумку и т. п., что партийным комитетом они будут расценены как самые злейшие враги, выступающие против лучших людей шахты, нашей страны» [556].

Восторженные гимны стахановцам перемежались в публикациях печати с сообщениями об «отсталых» рабочих, упрекавших стахановцев в том, что их рекорды ведут к повышению норм и снижению расценок. Газеты пестрели рассказами о «беспримерном и неприкрытом саботаже» стахановского движения со стороны мастеров, начальников цехов, профсоюзных организаций [557].

На Всесоюзном совещании стахановцев «вожди» заявляли, что беспощадная борьба с «вредителями», «саботажниками» и «сопротивленцами стахановскому движению» становится «важнейшим участком классовой борьбы». «Враги стараются всячески опорочить стахановское движение,— говорил Постышев,— и не только опорочить — враги советской власти преследуют стахановцев» [558]. Ещё более определённо высказался Жданов: «На некоторых наших предприятиях стахановское движение встретило сопротивление со стороны оппортунистических консервативных элементов в наших партийных, хозяйственных и профсоюзных организациях и со стороны отсталой части рабочих… Но мы крепко по этим настроениям ударили, одёрнули, призвали к порядку саботажников стахановского движения, дали им понять, что партия не остановится ни перед чем, чтобы смести с пути победоносного стахановского движения всех ему сопротивляющихся» [559] .

Подлинный смысл расточительного поощрения рекордистов и угроз против «саботажников» был раскрыт в выступлении Сталина. Оно показало, что огромный рост зарплаты стахановцев является кратковременным маневром бюрократии. Сталин провозгласил, что следует пересмотреть действующие технические нормы и заменить их более высокими, которые «проходили бы где-нибудь посредине между нынешними техническими нормами и теми нормами, которых добились Стахановы и Бусыгины» [560]. Разумеется, за пересмотром норм должно было последовать снижение расценок для всех рабочих.

Сталинское руководство надеялось, что стахановское движение откроет новый «большой скачок» в экономике. В выступлении Молотова было прямо заявлено: это движение «в короткий срок обеспечит нам удвоение и утроение промышленной продукции» [561].