более сносных условиях? Пренебрегает ли он сыновьим долгом? Хотя эта мысль меня смущала, я сохраняла надежду застать его здесь. Может быть, он остановился у матери и был так занят, что ему не хватало времени написать мне.
Поверх жидкой грязи на кирпичах были уложены мостки из досок. Мы с Эллен, осторожно ступая, прошли по ним, а потом поднялись по ступенькам к номеру 20. Я постучала в дверь.
— Войдите, — донесся изнутри слабый женский голос.
В комнате, куда мы вошли, царил полумрак, муслиновая занавеска на окне была почти задернута. На стуле в углу сидела женщина в белом чепце и в белом переднике поверх темного платья. Ее лицо скрывал сумрак.
— Миссис Уайт? — сказала я.
— Да. А кто это? — робко ответила женщина, вытягивая шею.
— Меня зовут Шарлотта Бронте, — сказала я. — А это моя подруга Эллен Насси.
Мои глаза понемногу свыклись с сумраком, и я увидела, что миссис Уайт около шестидесяти и что выглядит она очень хрупкой. Изможденное худое лицо, бледное, морщинистое; и все-таки в нем я увидела то же точеное изящество, которое отличало Изабель. На коленях у нее лежала ткань, возможно, простыня. Ее пальцы сжимали иголку с ниткой, быстрыми стежками подрубая край.
Меня удивило, как она умудряется шить при таком скверном освещении, но затем, с более близкого расстояния, я увидела белесо-голубые глаза, глядящие в никуда. Миссис Уайт была слепа.
— Боюсь, ваши имена мне не знакомы. — Она говорила голосом Изабели, погрубевшим к старости. — Мы встречались раньше?
— Я знала вашу дочь, — сказала я, с неловкостью понимая, что она все еще носит траур по своей дочери и что время для визитов самое неподходящее. — Мы познакомились в лондонском поезде. Она попросила меня побывать у вас.
— А, так вы подруга Изабели? Я рада познакомиться с вами. — Привстав, миссис Уайт протянула костлявую тонкую руку. Я пожала ее, Эллен тоже.
— Прошу вас, садитесь, — пригласила миссис Уайт.
Вдоль стен стояли диван, стол, комод, сундук и буфет, на полу был расстелен вязаный коврик. Все было безупречно чистым, хотя с улицы и просачивался смрад. Мы с Эллен сели на диван. Баул я поставила рядом с собой.
— Вы пришли с весточкой от Изабели? — спросила миссис Уайт. — Вы недавно ее видели? Как она?
Мы с Эллен обменялись взглядами, полными тревоги и недоумения: ведь судя по этим словам, она не знала, что ее дочери больше нет в живых.
Радостная улыбка исчезла с ее губ, она наклонила голову, пытаясь понять причину нашего молчания.
— Что случилось? — спросила она с внезапным страхом. — Что-нибудь с Изабелью?
Увы, выбора у меня не было. И на мою долю выпало сообщить известие, которое Гилберт Уайт, видимо, так и не сообщил, хотя и сказал мне, что едет в Брэдфорд повидаться с матерью.
— Мне так жаль, — с трудом произнесла я, — но ваша дочь… Изабель умерла.
Секунду миссис Уайт сидела в полной неподвижности, ее лицо ничего не выражало, затем она медленно разжала пальцы, державшие шитье, и простыня сползла с ее колен.
— Нет! — прошептала она.
— Мне так жаль, — повторила я снова, сокрушенная последствиями удара, который нанесла.
Слезы лились из глаз миссис Уайт, хотя она продолжала качать головой, все еще не приемля случившееся.
— Но Изабель навестила меня всего три недели назад. Она была совершенно здорова. Как могла она умереть?
С великой неохотой я сообщила миссис Уайт об убийстве, опуская устрашающие подробности. Миссис Уайт сотрясали отчаянные рыдания:
— Нет! Этого не может быть. — Ее руки шарили, будто отчаянно ища дочь. — Изабель! Изабель!
Эллен обняла миссис Уайт. Хорошо, что Эллен поехала вместе со мной, ведь утешать она умела куда лучше, чем я! Наконец рыдания миссис Уайт стихли. Эллен пошла на кухню приготовить ей чашку чая, а я осталась со старушкой. Она выглядела съежившейся, растерянной и внезапно много старше своих шестидесяти лет. Ее глаза покраснели, а лицо пошло пятнами от слез.
— Когда я была в Лондоне, я познакомилась с вашим сыном, — сказала я. — Он знает о смерти Изабели. Разве он не приезжал к вам?
— С моим сыном? Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите. У меня нет сына.
Ее очевидная растерянность не шла ни в какое сравнение с той, какую испытала я.
— Но он представился как брат Изабели. Его имя Гилберт. Он намеревался поехать сюда к вам.
— Тут какая-то ошибка, — сказала миссис Уайт. — Изабель мой… то есть она была моим единственным ребенком.
Какой ужас и изумление сковали меня! Гилберт Уайт (я не знала, как еще его называть) солгал мне о своем имени, о своем прошлом и о причине, почему он хотел узнать все подробности о смерти Изабели. Он, видимо, придумал ложный адрес, чтобы получать мои письма. Была ли его внимательность ко мне частью обмана? Внутри меня разверзлась темная пустота и тут же заполнилась паникой. Из хаоса в моем сознании родилось предположение.
— Какой-нибудь мужчина посетил вас после того, как вы в последний раз видели Изабель? — спросила я миссис Уайт.
— Только священник по поручению благотворительного общества. Я забыла его фамилию. Это было немного странно. Пока мы беседовали, он тихонько ходил по дому, открывал ящики и передвигал вещи.
У меня заколотилось сердце. Может быть, Гилберт Уайт был тем неизвестным, который расспрашивал обо мне в Хоуорте? Если он к тому же проник в дом миссис Уайт под ложным предлогом, чтобы обыскать его в поисках пакета Изабели, не едет ли он сейчас в Хоуорт, чтобы заполучить пакет любым способом? Эта мысль наводила леденящий ужас.
Вошла Эллен с чашкой чая для миссис Уайт. Я решила больше не упоминать Гилберта Уайта, так как не хотела пугать ни миссис Уайт, ни Эллен. И как могла прятала свои чувства, пока миссис Уайт прихлебывала чай. Вскоре она заговорила тихим скорбным голосом:
— После смерти ее отца Изабель была моим единственным утешением. Он работал на фабрике, пока не взорвался котел и не убил его. Изабель рассказала вам про это?
— Нет, — ответила я.
Но ведь мне про это сказал мистер Уайт! Какой бы ни была связь между ним и Изабелью, он должен был хорошо ее знать, и она умерла насильственной смертью. Теперь он много знает обо мне. Для какой зловещей цели использует он свои знания?
— Когда ее отец погиб, Изабели было десять. — Миссис Уайт сжала чашку обеими ладонями, точно взыскуя ее тепла. — Я нашла работу на фабрике у крутильной машины. Изабель училась в школе. Но моего заработка нам на жизнь не хватало, и она тоже пошла на фабрику.
Мое воображение нарисовало миловидную белокурую женщину и ее дочку, трудящихся на грязной шумной фабрике, а затем бредущих домой по грязным унылым улицам Брэдфорда.
— Я хотела лучшего для Изабели, но, казалось, надеяться было не на что. Затем как-то в воскресенье в нашу церковь пришли незнакомые люди. Преподобный Гримшо и миссис Гримшо. Они сказали, что руководят благотворительной школой в Скиптоне и ищут бедных девочек, которые хотят учиться. Они пришли к нам и беседовали с Изабелью наедине долгое время.
Потом сказали, что она как раз такая девочка, каких они ищут, и увезли ее в своей карете. Мне было тяжко отпускать Изабель — мы обе плакали, — но я знала, что это к лучшему.
Я представила себе испуганную юную Изабель, уезжающую в неизвестность, как и я в моей собственной первой поездке в Школу для дочерей священнослужителей.
— Пока она оставалась там, — продолжала миссис Уайт, — она писала мне про все, чему училась, и про всех хороших людей, с которыми знакомилась, и, казалось, была счастлива. Однако когда она приехала