— Гляньте, — вдруг сказал низушек. — Кто-то к нам спешит.
— Бежим! — взвыл Лютик.
— Спокойно, спокойно, — широко улыбнулся Даинти и прошелся по шевелюре пальцами. — Я его знаю. Это Ондатр, местный купец, казначей цеха. Мы вместе торговали. Смотрите, какая у него мина! Словно в штаны наделал. Эй, Ондатр, ты не меня ищешь?
— Клянусь Вечным Огнем, — просипел Ондатр, сдвигая на затылок лисью шапку и вытирая лоб рукавом. — Я был уверен, что тебя заточат в казематы. Истинное чудо. Поразительно…
— С твоей стороны, — ехидно прервал низушек, — очень мило поражаться. Порадуй нас еще, скажи, почему?
— Не прикидывайся дураком, Бибервельт, — поморщился Ондатр. — Весь город знает, сколько ты огреб на кошенили. Все об этом только и болтают, небось и до иерархии дошло, и до Ляшареля, какой ты ловкий, как хитро воспользовался тем, что произошло в Повиссе.
— О чем ты, Ондатр?
— О боги, прекрати мести хвостом, будто лиса. Ты кошениль купил? Купил. Воспользовавшись плохим спросом, заплатил авализованным векселем, не выложив ни гроша наличными. И что? За один день распродал весь груз в четыре раза дороже, да еще и за звонкую монету. Может, станешь утверждать, будто тебе случайно повезло? Мол, покупая кошениль, ты ничегошеньки не знал о перевороте в Повиссе?
— О чем? О чем ты болтаешь?
— В Повиссе был переворот, — рявкнул Ондатр. — И эта, как там ее… Леворюция! Короля Рыда свергли, теперь там правит клан Тиссенидов! Двор и войско Рыда одевались в голубое, потому тамошние ткачи покупали одно индиго. А цвет Тиссенидов — пурпур. Индиго тут же упало в цене, а кошениль пошла вверх, и сразу стало ясно, что именно ты, Бибервельт, наложил лапу на единственный доступный груз. Хе!
Даинти, задумавшись, молчал.
— Хитро, Бибервельт, ничего не скажешь, — продолжал Ондатр. — И никому ни слова, даже друзьям. Шепни ты мне, глядишь, мы бы все заработали, даже факторию можно было бы совместную основать. Но ты предпочел один, втихую. Твоя воля, но и на меня теперь не рассчитывай. О Вечный Огонь, а ведь и верно: что ни низушек, то самолюбивая дрянь и дерьмо собачье. Мне, к примеру, Вимме Вивальди никогда аваля на векселе не дает, а тебе? Запросто. Потому как вы с ним одна банда, вы, нелюди, окаянные низушки и краснолюды. Чтоб вас холера…
Ондатр сплюнул, развернулся и ушел. Даинти, задумавшись, чесал в голове так, что аж шевелюра хрустела.
— Что-то мне светит, ребята, — сказал он наконец. — Знаю, что надо сделать. Пошли в банк. Ежели кто и может разобраться, так только мой знакомый банкир Вимме Вивальди.
— Иначе я представлял себе банк, — шепнул Лютик, осматривая помещение. — Где они тут держат деньги, Геральт?
— Черт их знает, — тихо ответил ведьмак, прикрывая разорванный рукав куртки. — Может, в подвале?
— Вряд ли. Я смотрел — нет тут подвала.
— Ну значит, на чердаке.
— Извольте в контору, господа, — сказал Вимме Вивальди.
Сидевшие за длинными столами молодые люди и краснолюды неведомого возраста занимались тем, что покрывали листы пергамента рядами циферок и буковок. Все без исключения кособочились, и у всех были слегка высунуты языки. Работа, как расценил ведьмак, была чертовски однообразна, но, казалось, поглощала клерков без остатка. В углу сидел дед с внешностью попрошайки, занятый тем, что чинил перья. Дело у него шло ни шатко ни валко.
Банкир старательно запер дверь конторы, пригладил длинную белую ухоженную бороду, местами испачканную чернилами, поправил бордовую бархатную куртку, с трудом сходящуюся на выдающемся брюхе.
— Знаете, мэтр Лютик, — сказал он, усаживаясь за огромный красного дерева стол, заваленный пергаментами. — Я тоже совершенно иначе вас себе представлял. Я знаю ваши песенки, знаю, слышал. О принцессе Ванде, которая утопилась в реке Поппе, потому что никто ее не хотел. И о воробушке, который попал в… тепло и зачирикал…
— Это не мое. — Лютик покраснел от бешенства. — Никогда не певал ничего подобного!
— Вот как? Ну тогда извиняйте.
— А может, перейдем к делу? — вставил Даинти. — Время уходит, а вы о глупостях… Я в серьезном затруднении, Вимме.
— Я этого боялся, — покачал головой краснолюд. — Если помнишь, я тебя предостерегал, Бибервельт. Говорил я тебе три дня тому: не всаживай деньги в прогорклый рыбий жир. Что из того, что он дешев, номинальная цена не имеет значения, важен размер дохода на перепродаже. То же самое с розовым маслом, и воском, и глиняными мисками. Что тебя дернуло покупать эту дрянь, да вдобавок за наличные, вместо того чтобы по-умному заплатить аккредитивом или векселем? Я же тебе говорил, стоимость хранения в новиградских складах чертовски высока, за две недели она трижды превысит стоимость товара, а ты…
— Ну, — тихо простонал низушек. — Говори, Вивальди. Что — я?
— А ты в ответ: мол, ничего страшного, мол, продашь все за двадцать четыре часа. А теперь являешься и сообщаешь, что ты в затруднении, при этом глупо и подкупающе лыбишься. Не идет товар, верно? А издержки растут, а? Эхе-хе, скверно, скверно. Ну как тебя вытаскивать, Даинти? Если б ты застраховал свой хлам, я послал бы кого-нибудь из своих, чтобы он втихаря подпалил склад. Нет, дорогой, единственное, что можно сделать, это подойти к вопросу философски, то есть сказать себе: «Хрен с ним». Это торговля — раз получишь, раз потеряешь. Да что это, в конце концов, за деньги — рыбий жир, воск и масло? Смешно. Давайте поговорим о более серьезных вещах. Скажи, уже пора продавать кору мимозы, ведь спрос начал устанавливаться на пяти и пяти шестых?
— Что?
— Ты оглох? — поморщился банкир. — Последнее предложение было равно пяти и пяти шестым. Ты вернулся, надеюсь, чтобы согласиться? По семь ты все равно не получишь, Даинти.
— Вернулся?
Вивальди погладил бороду и выскреб из нее крошки рулета.
— Ты был тут час назад, — сказал он спокойно, — и распорядился держать до семи. Семикратное превышение при цене, которую ты заплатил, — это две кроны сорок пять копперов за фунт. Чересчур высоко, Даинти, даже для удачно выбранного рынка. Кожевенники успели договориться и будут солидарно держать цену. Голову даю…
Дверь отворилась, и в контору влетело нечто в зеленой фетровой шляпе и шубейке из вывороченного кролика, перепоясанной конопляным жгутом.
— Купец Сулимир дает две кроны пятнадцать! — запищало оно.
— Шесть и одна шестая, — быстро подсчитал Вивальди. — Что делать, Дан?
— Продавать! — крикнул низушек. — Шестикратное превышение, а ты еще раздумываешь, холера?
В контору влетело другое нечто, в желтой шапке и плаще, напоминающем старый мешок. Как и в первом, в нем было около двух локтей роста.
— Купец Бибервельт велит не продавать ниже семи! — пискнуло оно, вытерло нос рукавом и выбежало.
— Так, — сказал краснолюд после долгого молчания. — Один Бибервельт велит продавать, другой Бибервельт велит ждать. Любопытная ситуация. Что делать, Даинти? Ты сразу начнешь объяснять или тоже подождем, пока какой-нибудь третий Бибервельт прикажет грузить кору на галеры и вывезти в Страну Песоглавцев?
— Что это? — заикаясь, спросил Лютик, указывая на нечто в зеленой шапке, все еще стоявшее в дверях. — Что это, черт побери?
