химии. В эту группу также входили: Карл Фридрих фон Вайцзеккер, выдающийся физик; Вальтер Герлах – руководитель германских ядерных исследований; Курт Дибнер, Эрих Багге и Пауль Гартек – специалисты по изотопному разделению; Карл Уирц и Хорст Коршинг. Научным руководителем проекта был упомянутый выше Вернер Гейзенберг.
Команда немецких ученых, вероятно, была не менее квалифицирована, по сравнению со своими заокеанскими конкурентами. Особенно сильно у немцев была развита химическая промышленность, поэтому им не требовалось строить, как американцам, огромные заводы по обогащению урана.
Кроме того, все немецкие ученые, конечно, были не менее преданы своему отечеству и фюреру, чем американские ученые и эмигрировавшие европейцы в США – ее президенту Рузвельту. Так что о преднамеренном саботаже немецких ученых и речи не может быть.
Главная причина существенного отставания немецких ученых в области создания ядерного оружия состояла в том, что их фюрер, Гитлер, не сумел понять чрезвычайной актуальности и срочности таких работ, не сумел увидеть своего счастья. Было время, когда «тысячелетний рейх», можно сказать, был почти в кармане фюрера. Однако ее величество, случайность, а также самоуверенность Гитлера в быстрой победе над «неполноценными» славянами с помощью обычного оружия помешали ему завоевать весь мир.
Вместе с тем, если бы в 1939 г. немцы засекретили открытие Отто Гана (именно его открытие деления урана убедило американцев в реальности создания атомной бомбы) и вложили в это дело необходимые ресурсы, которые у них после завоевания Западной Европы были, то уже к средине 1943 г. атомная бомба могла бы быть только у Гитлера.
В этом случае даже в настоящее время трудно спрогнозировать, как закончилось бы великое противостояние народов, в частности, например, Курская битва. Скорее всего, окончательный перелом в нашу пользу в Великой Отечественной войне не состоялся бы. И не было бы у нас Великой Победы, хотя число жертв, безусловно, с нашей стороны значительно бы возросло.
Однако, к нашему счастью, Гитлер не нашел необходимым выделить немецким ученым требуемые ресурсы, реальная отдача от которых могла быть только через несколько лет. По его, фюрера, меркам, это было слишком долго.
Это обстоятельство привело немцев к принципиальной ошибке в расчетах: в январе 1941 г. они пришли к выводу о якобы невозможности осуществить цепную реакцию, используя в качестве замедлителя нейтронов графит.
В результате чего, вместо недефицитного и дешевого графита, В. Гейзенберг и его коллеги решили использовать тяжелую воду, которая была не менее эффективным замедлителем нейтронов, если не считать её исключительно высокую энергоемкость, сложность процесса и значительного времени, необходимого для накопления тяжелой воды в требуем количестве.
Захватив Норвегию, вместе с заводами тяжелой воды, немцы смогли увеличить производство этого дефицитного продукта до 1360 кг, а в 1942 г. – до 4536 кг в год. Однако недостаточное внимание к этой проблеме верховного руководства Германии привело к тому, что норвежским партизанам в 1943 г. удалось вывести завод из строя и одновременно уничтожить около 1300 кг тяжелой воды.
По этой причине немецкие ученые смогли приступить к сборке ядерного реактора только лишь в январе 1945 г. Вначале этот реактор строился в одном из подземных бункеров Берлина, а затем, из- за постоянных бомбовых ударов по городу, его вынуждены были эвакуировать на юг Германии, в ни чем не примечательную деревню Хайгерлох. Здесь немецкие физики во главе с тем же Гейзенбергом завершили строительство реактора и приступили 28 февраля 1945 г. к его запуску. В реактор стали медленно закачивать тяжелую воду, поток нейтронов нарастал, однако цепная реакция не возникла: для устойчивой работы реактора не хватило, как потом оказалось, полторы тонны тяжелой воды. В это время взять ее уже было негде, Германия была накануне окончательного поражения и капитуляции.
Но уже 3 мая 1945 г. В. Гейзенберг и его коллеги – физики оказались в плену у американцев. Они незамедлительно были направлены в США, где знания и опыт этих немецких ученых использовались сначала для завершения «Манхэттенского проекта», а затем – для подготовки ядерного удара по Советскому Союзу. Позже, упомянутый выше руководитель «Манхэттенского проекта» генерал Л. Гровс признал, что операция по захвату одного Гейзенберга значила для США больше, чем разгром десяти немецких дивизий.
Результаты работы физиков стран Западной Европы и США, теперь уже включая и немцев, американцы незамедлительно продемонстрировали всему миру, испытав ядерное оружие на гражданском населении Японии.
С варварских бомбардировок японских городов американское правительство начало атомный шантаж Советского Союза: с намерением, в первом же удобным случае, причем в ближайшее время, перейти от шантажа к полномасштабной ядерной войне с целью уничтожения нашей страны.
Упомянутый выше генерал Л. Гровс в последствии писал, что еще в 1942 году он не питал никаких иллюзий относительно того, что Россия является врагом США и что «Манхэттенский проект» строится на этой базе.
Не питал иллюзий на этот счет и И. В. Сталин. Он прекрасно понимал, что как только американцы почувствуют, что можно безнаказанно сбросить атомные бомбы на советские города, то они, безусловно, это сделают.
Таким образом, когда еще не закончилась война с Гитлером, а уже вновь над нашей страной нависла новая смертельная угроза. И. В. Сталин вынужден был снова готовить истощенную и израненную страну к новой атомной войне с так называемыми союзниками, а по существу, – с вечными врагами России. Объективность этого исторического факта подтверждает, как указано было выше, сам руководитель проекта создания американской атомной бомбы, не двусмысленные действия руководителей США и Англии, а также реальный ход событий сразу же после Великой Победы.
В свете изложенного, уже к концу 1942 г. И. В. Сталину и советскому правительству становится очевидным, в том числе по данным разведки, что задержка с созданием в Советском Союзе ядерного оружия (в те годы – урановой бомбы), может привести нас к очень тяжелым последствиям. Более того, не исключалось, что в ближайшее время оружие небывалой мощности могло быть создано не только в США, но и в Германии.
Можно себе представить последствия, например, ядерного удара по Москве, что, в принципе, тогда не исключалось, если бы не ряд случайных событий, помешавших немцам первым создать атомную бомбу. Трудно представить и дальнейший ход Второй мировой войны, особенно поведение нашего союзника, Англии, если бы у Гитлера была возможность одной бомбой уничтожить Лондон.
Конечно, кое-кто может сказать: зачем эти фантазии. История, мол, сослагательного наклонения не имеет. Однако мы исследуем ход давно прошедших событий, причем, исход которых нам хорошо известен. Мы, например, теперь знаем, что случайная ошибка выдающегося физика В. Гейзенберга в расчетах еще в январе 1941 г. самым существенным образом повлияла на сроки создания немецкой атомной бомбы. Вместе с тем, несомненно, что эта ошибка Гейзенберга одновременно самым существенным образом повлияла не только на судьбу Гитлера и Германии, но и на наше будущее.
Сейчас мы, конечно, знаем, что по указанным выше причинам, в конце 1942 г. опасность создания в Германии первой атомной бомбы (на которую в личном письме И. В. Сталину просил обратить внимание совсем молодой ученик И. В. Курчатова Г. Н. Флеров) тогда была слишком преувеличена. Однако в то время ни И. В. Сталин, ни тем более Г. Н. Флеров не могли достоверно знать, насколько близки к завершению работы по созданию в Германии атомной бомбы. Однако, принимая стратегические решения по управлению страной и Красной Армией, И. В. Сталин не мог не учитывать даже маловероятные события, реализация которых привела бы к катастрофическим последствиям для нашей страны, даже в отдаленном будущем.
Риск, согласно специальной теории риска, измеряется произведением вероятности какого-либо события на возможный ущерб. Если даже вероятность какого-либо события небольшая, но ущерб огромен, то и риск большой. Это И. В. Сталин, не будучи физиком, понимал лучше наших академиков и нынешних президентов.
Вот чем, кстати, отличается гений от верхогляда, который не может предвидеть даже того, что произойдет завтра. Например, тот же Ельцин, с его «рельсами», и с невозможностью дефолта под его мудрым руководством страной.
Поэтому, когда так называемые «демократы» и «десталинизаторы» упрекают И. В. Сталина в некомпетентности, мол, «корифей всех наук» завалил всю Европу трупами, вот и победил недалекого Гитлера. Но эти «умники» и в подметки не годятся отцу Великой Победы. Задним умом все сильны. А тогда нужно было спасать страну, причем в условиях неопределенности, которая мгновенно и кардинально могла изменить ситуацию на советско – германском фронте, причем в худшую для нас сторону.
Потому все подобные «умные» вопросы и советы И. В. Сталину задним числом – это дешевая демагогия. Как, например, еще один из подобных вопросов: зачем, спрашивается, нужно было побеждать Германию, зачем было освобождать поляков, словаков, чехов, венгров, румын, наших «братушек» болгар и прочих, не говоря уже о немцах, которых Гитлер вполне устраивал. Ведь цена этой благотворительной миссии обошлась нам только 960 тысячами убитыми и 2 миллионами 750 тысячами искалеченных наших соотечественников.
Зачем, спрашивается, нужно было штурмовать Берлин? Только в этой операции погибло 78 290 наших солдат и офицеров, еще – 274 184
