Когда подходившие к Москве немецкие войска были уже у Волоколамска, командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков вызвал к себе начальника ГРУ и приказал срочно создать в Москве агентурную сеть с радиосвязью и конспиративными квартирами. При этом он сказал: «Москву мы не отдадим, но готовиться надо ко всему. Береженого Бог бережет».
Капитан Полякова предложила свою кандидатуру в качестве руководителя резидентуры. Сначала начальник ГРУ отказал, не по каким-то объективным причинам, а просто потому, что она — женщина. Но потом переменил решение — учел что Полякова несколько лет работала в качестве нелегала, отлично знала немецкий язык и обстановку. И в октябре она ушла в подполье, откуда должна была руководить резидентурой «Центр». Ей выдали паспорт на другую фамилию, ночной пропуск и справку о том, что ее дом разрушен, после чего поселили в брошенную жильцами при эвакуации квартиру, которая должна была использоваться в качестве конспиративной.
7 ноября она переехала в эту квартиру, сменив форму капитана Красной Армии на старую шубейку, валенки и шерстяной платок. Вечером она уходила якобы «на работу» в ночную смену, а на самом деле сидела в бомбоубежище ГРУ с шифровками от агентов. Днем, после нескольких часов сна, занималась подготовкой конспиративных квартир, почтовых ящиков, явок и тайников. Другие офицеры готовили источников и агентов — пожилых людей, освобожденных от военной службы и, естественно, беспартийных. Сеть была успешно создана. К счастью, использовать ее так и не пришлось.
В дальнейшем, до Победы, она работала в ГРУ, вела переписку с швейцарской, немецкой и французской резидентурами. Война тяжело отозвалась на судьбе Марии Поляковой. Ее брат погиб в боях под Ельней, а муж — во время выброски нашей разведгруппы в немецкий тыл в Чехословакии. Никогда не прыгавший с парашютом, Иосиф Дицка сломал ноги при приземлении и, чтобы не попасть в руки немцев, покончил с собой. Мария узнала об этом лишь после войны. Саму ее в 1946 году уволили в запас — как женщину. Последующие десять лет она преподавала в специальном учебном заведении, где готовили разведчиков.
Умерла Мария Полякова 7 мая 1995 года, за два дня до 50-летия Победы, которую она «приближала, как могла».
ГОДЫ И ТЮРЬМЫ СЕМЕНА ПОБЕРЕЖНИКА
Похожим на судьбу Скарбека был нелёгкий жизненный путь и Семёна Яковлевича Побережника, которому тоже посчастливилось работать на советскую военную разведку. «Пансионат» с решётками на окнах ждал его сначала по ту сторону границы, а затем — по нашу.
Семён Яковлевич Побережник родился в феврале 1906 года в бессарабском селе Клишковицы, что близ города Черновцы, относящегося к поясу еврейской оседлости. После заключения Брестского мира Бессарабия отошла к Румынии. В 1927 году пришла пора Семену идти в румынскую армию. Но служить очень не хотелось, и Побережник уехал в Америку. Сначала батрачил в Канаде, затем его приютил дальний родственник в Детройте. Побережник устроился на автопредприятие Форда чернорабочим в литейном цеху. Через несколько месяцев профсоюзные деятели поручили ему расклеивать листовки. Ничего особо крамольного в них вроде бы не было: обычные для той поры требования ввести восьмичасовой рабочий день, не снижать расценки, не увольнять рабочих и т.д. Но на первом же задании, когда Семен доклеивал прокламацию в уборной, его застукали охранники завода и отвели в контору. Оттуда молодого эмигранта отправили в тюрьму, а через неделю суд вынес приговор: девять месяцев заключения. Деньги работодателей в Штатах берегли не меньше, чем государственный строй.
По окончании срока Побережник дал подписку, что уведомлен о запрещении впредь жить и появляться на территории САСШ. Он был доставлен в Балтимор и посажен на бельгийский сухогруз «Ван», шедший в Чили за селитрой — нежелательного иностранца банально выдворили из страны.
На судне депортированный влился в пёстрый коллектив. Команду составляли греки, скандинавы, немцы, чехи, итальянцы. Был там и русский — Фёдор Галаган, служивший в свое время на «Потёмкине», а также венгерский коммунист Ян Элен. Последний, по возвращении «Вана» в порт приписки Антверпен, познакомил Семена с товарищами-коммунистами. Побережник прошёл на судне настоящий марксистский ликбез и был готов к партийной работе. В 1932 году он вступил в Компартию, взяв себе псевдоним Чебан, в память об односельчанине-революционере, которого расстреляли румынские каратели. К тому времени на своем судне Семен дослужился до боцмана, что позволяло ему переправлять беглых коммунистов в Англию, Бельгию, Голландию и доставлять нелегальную литературу в Италию.
Через некоторое время Побережник осел на берегу, в Бельгии, где продолжал агитацию среди моряков с заходивших в Антверпен судов. Через два года его арестовали, полгода продержали в тюрьме и… все повторилось, как в Штатах — его снова выслали из страны. Тогда Побережник уехал в столицу эмиграции — Париж. Перед отъездом коммунисты снабдили его несколькими адресами, в том числе адресом «Союза за возвращение на родину». Побережник навестил помещение на улице Дебюсси, 12, где, кроме «Союза», находилась и партийная организация. Товарища со стажем пропагандистской работы с радостью приняли во
Французскую компартию, обменяли билет и предоставили жильё.
Вскоре началась гражданская война в Испании и Побережник уехал в эту страну. В Альбасете, где формировалась Двенадцатая интербригада, волонтёра Семёна Чебана зачислили в автороту водителем санитарной машины, а несколько месяцев спустя командир автороты направил его в распоряжение военного советника Пабло Фрица. Невысокий, худощавый «Пабло» носил форму без знаков различия и хорошо говорил по-русски. О том, что это был военный советник Павел Иванович Батов, Побережник узнал много лет спустя, а пока что он, не интересуясь подлинным именем нового начальства, был при нем человеком «за все»: шофером, адъютантом, переводчиком. Языки давались Семену на удивление легко: за время скитаний по заграницам он выучил их одиннадцать!
«Пабло Фрица» довелось возить более полугода. 11 июня 1937 года советник получил тяжёлое ранение в грудь и ноги, Побережник спас его — вывез из зоны боевых действий и довез до госпиталя, откуда его эвакуировали в Москву. А волонтёра Чебана откомандировали в резерв штаба в Валенсию, где на улице Альбукерке, размещалась маленькая советская колония. Отдых был коротким. На Побережника уже положил глаз Разведупр. В июне 1937 года Хаджи-Умар Мамсуров предложил Семену стать разведчиком- нелегалом. Такие люди были нужны Разведупру: коммунист, агитатор, знает русский, английский, французский, испанский, немецкий… Имеет опыт подпольной работы в нескольких зарубежных странах. И, наконец, просто хороший человек, хотя это и не профессия.
Семён без лишних колебаний согласился, и Мамсуров направил его в Советский Союз, где в течение полугода Побережника обучали правилам конспирации, радиоделу, шифрам, методам визуального наблюдения. Бывшего моряка готовили целенаправленно. Он зубрил классы итальянских и германских кораблей, запоминал их силуэты. В 1938 году его отправили на стажировку в Италию, в портовый город Таранто.
… Альфред Джозеф Муней, английский инженер-электрик, человек со средствами, приехал в Таранто, на юг Италии, чтобы вложить свои деньги в какое-нибудь хорошее предприятие. Впрочем, с инвестициями англичанин не спешил. Посещал офисы фирм, знакомился с людьми. Любил посидеть за рюмочкой хорошего вина в кафе, откуда открывался великолепный вид на залив и корабли на его глади — Таранто был одной из двух основных баз итальянского флота. Иной раз давал консультации по специальности, за которые ему платили «валютой» двух видов: явно — лирами и неявно — информацией. Кто бы мог подумать, что фабрикант оливкового масла, обратившийся к Мунею с просьбой рассчитать предельную нагрузку для своих электромоторов и присматривать за ними во время авралов, сам того не зная, снабжал советского разведчика расписанием выхода эскадры в море. А ремонтируя обордование на других заводах и встречаясь за чащечкой кофе с их хозяевами, получал информацию о военных заказах.
Из донесения Побережника: «В Таранто базируется 2-я эскадра из двух дивизионов в составе 63 единиц. Из них — 9 бинкоров, 17 крейсеров, 34 миноносца. Здесь же дислоцируется 3-я флотилия подводных лодок, доведенная до 25 единиц». В те времена, когда не существовало еще спутников-шпионов,
