еще сам себе на шару оналичкой не занимался. Такая операция, между прочим, тоже десять процентов стоит. И при этом устраивает на себе виды небывалых одолжнений. Мол, черт с вами, гоните два лимона восемьсот штук на счет «Серебряного века», но двести восемьдесят тысяч за мою собственную оналичку взнесете против подписанного договора. Где вы их возьмете – не моя проблема, а иначе сделка состоится с конкурентскими до вас мексиканцами, которые и так дают куда больше башмалы. Я с вами имею дело только по дружеской просьбе – и не иначе. После этих коммюников бригада мэра чересчур зашушукала, что их хозяин, как всегда, принял самое грамотное решение.
Но я-то хорошо себе врубился: он вешает нам лапшу среди ушей, блефарь-самоучка. Тем более, после моих донельзя логических выводов, Гурвиц сходу понял, кто на самом деле мозговой центр нашей делегации. Он стал рассматривать на Тарана, с понтом не выше гонца от самого Шапиры, что, между нами, если разобраться без балды, так и есть.
И тут я сказал свое самое золотое слово. Или мне не до кого обратиться в этом заграничном городе за такой пары пустяков, как эти паршивые двести восемьдесят штук зелени? Сколько базаров вокруг плевых сумм, одной нервы тратить на них неохота. Я сказал свое слово, и эти фраера при керосиновой лампе в полупотемках полчаса вычисляли, где мы имеем повстречаться для окончательного базара. У них, видите ли, всё расписано на месяц вперед, до того дел полно, дышать некогда. Можно подумать, мне больше нечего делать, чем слушать ихние нудности. У старого Шапиро дел выше крыши ихней мэрии. Мне же домой надо спешить, вдруг наш президент хоть раз захочет сделать чего-то умного, и кто, кроме меня, сможет дать ему пару неплохих вариантов, как этого залепить еще лучшее.
Короче, за пять процентов, за пять жалких вонючих процентов, мне одолжил эти гнилые бабки не кто- нибудь, а сам Боцман. Вот до чего меня уважают по всей земной поверхности такие люди, рядом с которыми все эти гурвицы-шмурвицы не канают даже в своем наглом воображении. Без всяких понтов! Ну, представьте себе, приперся бы ихний президент вместо нашей Америки до того же Боцмана за кредитом, так я отвечаю – хрен бы он слупил хоть один бакс с такого солидного человека. Зато Шапиро без второго слова получил, сколько надо было, до того я себя правильно зарекомендовал.
И после всего это мэр, видите ли, выкроил для нас время на десять минут. За такие бабки я бы кроил то время с утра до вечера и не делал понт за страшную занятость по поводу всего народа. Надо такого придумать: повышение какой-то общественной культурности, когда никто до сих пор не врубается, чего это среди другого халоймыса. Он, а зохен вэй, посещает какой-то дешевый Дом культуры, чтоб этот сооружений пропал вместе с ихним оперным театром.
Ладно, бабки передали, как условлено, какому-то шестому, а Гурвиц подписал договор и стал поить нас шампанским среди толпы, рассказывая вслух щелкоперам, какие мы клевые инвеститоры и прочие идиоты. Шампань, конечно, не «Дом Переньон», но изжоги от него всё равно не было. Кроме выпивки, состоялась фотография на память – ихний Гурвиц рядом с самим мной. Знает, что делает. Теперь этот мэр чуть что – хлоп таким снимком, и все дела решены. Еще бы, не идти навстречу, когда рядом с ним стоит сам Шапиро. Наверняка станет гнать – это мой липший кореш, а под такое получить мильярд кредитов – не последний предел среди других мечтаний. Хорошо, что я такой добрый, другой на моем месте мог и закочевряжиться.
Через три часа мы покинули Одессу, слава Богу, чтоб в ней больше не бывать, нехай она стухнет с ихними ремонтами, оналичками и керосиновыми лампами.
И вот теперь, когда Таран вместе с другими ребятами дрыхнет, они таки да могут спать спокойно. Пока в нашей бригаде есть сам Шапиро – все будет о'кэй, нехай половина ребят передохнет со своей наглости.
Эй, миссочка, притарабань сюда еще один поднос, аппетиты у мистера пассажира прорезались прямо- таки неземные после всех этих дешевых сделок, с которых, сука буду, мы сделаем такую прибыль… Чего ты, прошмандовка боинговская, лыбишься, я же тебе говорю – гив ми, блядюга, виски энд курица… Ко-ко-ко! Вот тупоголовая, как те одесские лохи, может, тебе кукарекнуть, с понтом петух на параше? Облезешь, дебилка. Хрен с тобой, волочи гив мне хотдог, чтоб он треснул вместе с такой жизнью, когда кругом одни идиоты, элементарных слов не знают. Понеслась, гымза, за нашей горячей собачатиной, чтоб вам пусто было. Ничего, лярвы, гавкнуть не успеете – старый Шапиро сделает вам всем таких инвестиций и прочих менструаций, от которых на том театре шерсть дыбом встанет. Его так заремонтируют, аж представить больно, и не раньше, чем у меня на ладони волос вырастет. Это я вам гарантирую…
Старый Шапиро мог таки да многое, но даже он не имел себе представить, что в то время, когда «Боинг» пер его до родной земли через воздух над океаном, фирма «Серебряный век» опубликовала сообщение о собственноручной самоликвидации. В течение целого месяца это предприятие принимало всякие претензии по поводу своей бурной деятельности, направленной на производство исключительно башмалы, а потом скромно растворилась в прошлом среди тысяч аналогичных фирм.
Глава тридцатая
Когда Славка Моргунов внимательно изучал газету по поводу новых научных достижений, кодле Тарана стало вовсе не до реставраций театров и дальнейшего сбора предоплаты по поводу всяких строительств где угодно заказчикам.
Оказывается, даже в Америке кто-то, подобно Моргунову, тоже может найти чего-то интересного среди прессы не обязательно желтого цвета. Стоило в «Русском слове» появиться фотографии тарановского шобла на фоне Пургена, ФБР сходу врубилось за окончательный результат своих поисков. Потому что к тому времени этот самый баночный Билл раскололся в своем стремлении стать новым русским и сдавал своих учителей с такой скоростью, что магнитофон еле успевал записывать его чистосердечные признания.
Пока тарановская шайка шемонялась по европейским просторам, несколько американских фирм, пользовавшихся услугами Первого Национального банка, стали громогласно разоряться, как вдруг у них деньги почему-то побежали со счетов непонятно куда с явно подозрительными скоростями. А по такому поводу на хрена налогоплательщики содержат все эти федеральные бюро и прочие разведывательные управления?
ФБР засучило рукава выше наручников и выяснило: во всех таинственных случаях исчезновения денег подтверждениями кодов клиентов занимался исключительно Билл. И после того, как этот банковский деятель связывался с так называемыми клиентами, деньги улетучивались в сторону Германии быстрее любой гуманитарной помощи при планах Маршала.
Мало того, что Билл скороговоркой кололся за навыки новейших достижений, так правосудию пришла на помощь газета, где были зафотографированы корешки банковского служащего, побывавшие в своих когда- то родных пенатах. В заметке, помещенной под фотографией, подробно расшифровывалось, как известный филантроп по кликухе Таран со своей кодлой рецидивистов посетил за океаном Дом культуры во время генеральной репетиции спектакля, посвященного юбилею Одессы, а рядом с самим мистером Шапиро стоит артист, блестяще сыгравший роль мэра Гурвица.
После такой рекламы Таран мгновенно врубился: филантропить дальше уже нет никакого резона и времени. Тем более, агенты ФБР успели подхватить мистера Шапиро во время деловой встречи с бизнесменами в кабаке «Тройка». Шапиро так и не успел дорассказать за выгодность инвестиций при своих мощных концах за границей, потому что срочно понадобился родному правительству вместе с Интерполом для выяснения иных финансовых вопросов.
В отличие от подельника, Таран оставался скромным до такой степени, что не борзел отвлекать на свою персону федеральных агентов, а потому лег на дно, скрипя зубами за реванш и проклиная старое помело Шапиру такими словами, как и всё остальное на свете.
Этих самых слов не было в книжке Сосисомиди «Мой Пегас стучит по радуге копытом», которая, наконец, вышла пятисотштучным тиражом до радости многомиллионной массы любителей поэзии. И даже в той статье, что изучал Моргунов, таких выражений тоже начисто в упор отсутствовало.
– Слава, неужели здесь есть реклама, как мы кинули этих американских лохов? – полюбопытствовал доктор Вонг. – Я первый раз вижу, чтобы вы так вцепились в газету после того, как туалетная бумага перестала торчать в дефиците.
