существовать в тот момент, когда дверь гостиницы распахнулась и через ее порог на темные каменные плиты двора шагнула Джейн Амбергейт. Отныне Торп видел одну только Джейн.
Наряд Джейн из легкого белого муслина, выдержанный в греческом стиле, не мог не восхищать. Декольте, приковавшее взгляд Торпа, почти не скрывало одну из причин, заставлявших при виде Джейн учащенно биться сердце каждого мужчины, — круглую, спелую, налитую грудь.
«Не для меня ли она так нарядилась?» — мелькнула в голове Торпа шальная мысль, но он тут же отогнал ее. Ясное дело, не для него — он и сам это понимал.
Невесомая ткань ее платья мягко облегала высокую грудь и округлые бедра Джейн. Что и говорить, фигура у нее была великолепная! Не зря же Торп старался как можно чаще приглашать Джейн на танец, желательно — на вальс, в надежде лишний раз прикоснуться к ней, а если повезет, то и сорвать с ее губ поцелуй…
Он вспомнил, как целовал ее в тот последний вечер — в гостиной леди Сомеркоут, за плотными зелеными бархатными портьерами. А может быть, это происходило в чьей-то другой гостиной? Память сохранила лишь ошеломляющее, пьянящее ощущение от того поцелуя. И то, как пылко отвечала ему тогда Джейн.
Он и теперь слышал тихий стон, вырвавшийся из ее груди, чувствовал прижавшееся к нему горячее, прекрасное тело… При виде Джейн, стоящей перед входом в гостиницу, все в нем сладко заныло от нахлынувших воспоминаний. Торп вздохнул. Он по-прежнему безумно хотел ее.
Джейн действительно была прекрасна. Торпу нравилось просто смотреть на нее, любоваться большими темно-карими глазами газели с пушистыми, цвета красного дерева, ресницами. Ему казалось, что он мог бы часами разглядывать прямой очаровательный носик, розовые, тонко изогнутые, созданные для поцелуев губы.
Ласкать взглядом красивый, удивительно правильный овал лица с высокими скулами и мягкими арками бровей над влажно блестевшими глазами.
Прекрасная женщина!
Зрелая, изумительно сложенная, великолепная женщина с сильным характером — и скоро, очень скоро она будет принадлежать ему. В этом Торп не сомневался.
С сожалением отведя взгляд от ее лица, Торп заметил молодую девушку по имени Генриетта Хартуорт. Она выплыла из гостиницы вслед за Джейн и взяла ее под руку. Фредди Уэйнгров — юноша не от мира сего, наследник огромного состояния Уэйнгровов — следовал позади.
«Жертвенный ягненочек, — с издевкой подумал Торп, пристально глядя на Фредди, который являл собой самую желанную приманку для всех лондонских невест. — Может быть, стоит предостеречь его?»
Но эта мысль промелькнула у него в голове лишь на мгновение. Торп свято верил, что из любых неприятностей дураки всех мастей должны выпутываться сами. Кто как может, сами же дураки, вечно занятые собой и своими глупостями, никогда не представляли для Торпа ни опасности, ни интереса.
Между тем Джейн Амбергейт внимательно изучала цепочку карет, ландо и кабриолетов, выезжающих со двора гостиницы на Хай-стрит. Затем, оглядев свой экипаж, украшенный букетами фиалок и плющом, перевитым золотыми лентами, она перевела взгляд на Торпа.
Хладнокровие и сдержанность этой вдовушки Амбергейт всегда восхищали Торпа. Она кивнула ему приветливо, можно даже сказать — тепло. Торп ответил вежливым поклоном, адресуя его одновременно всем троим.
Ответный поклон Уэйнгрова был холоден, и на то существовали свои причины.
Дело в том, что еще в середине сезона миссис Амбергейт имела неосторожность пожаловаться мистеру Уэйнгрову на некоего человека. На нахала, который не давал ей прохода. Щепетильный в вопросах чести, мистер Уэйнгров не нашел ничего лучшего, чем вызвать обидчика на дуэль. К счастью, это было сделано с глазу на глаз, так что Торпу не составило труда отмести как обвинения Уэйнгрова, так и его вызов. Ему вовсе не хотелось продырявить мальчишку, который, судя по всему, не умел держать в руке пистолета.
Тогда Уэйнгров раскипятился.
— Я всем расскажу, что вы — трус! — кричал он; его бледное лицо покрылось красными пятнами. — Пусть все узнают, что вы побоялись драться со мной!
Лорд Торп презрительно посмотрел на него:
— Если вы посмеете сказать нечто подобное в мой адрес, я буду вынужден пойти к судье и заявить, что некто позволяет себе насмехаться над королевским указом.
Надо заметить, что дуэли тогда были временно запрещены. Как и следовало ожидать, Фредди испугался и сник.
Торп подумал, что этот подающий надежды поэт будет еще не раз благодарить звезды за то, что брошенную им перчатку не подняли. Как и у всякого дурака, у него не было ни единого шанса остаться в живых, отстаивая свою честь на дуэли с противником, у которого за плечами было пять побед в поединках на пистолетах и шпагах.
Торп тогда же не преминул упрекнуть Джейн за то, что она так легкомысленно играет жизнью своего кавалера. К ее чести, вдова приняла упрек близко к сердцу. Она побледнела и едва не упала в обморок, когда до нее дошло, что несколько сказанных ею слов могли так дорого обойтись гордецу Фредди.
Придя в себя, Джейн, к великому удивлению Торпа, присмирела — в первый и последний раз за все время их знакомства — и искренне поблагодарила его за милосердие к славному и достойному мистеру Уэйнгрову. Конечно, Торп был бы еще больше удовлетворен, если бы не подозревал, что ее облегчение связано с желанием женить на себе Фредди.
Наблюдая, как мистер Уэйнгров подсаживает миссис Амбергейт в карету, заметив ее рассеянную улыбку, адресованную Фредди, и полный скрытого напряжения взгляд Генриентты Хартуорт, Торп отвернулся и негромко рассмеялся. Как все-таки здорово, что он приглашен к лорду и леди Сомеркоут на эти праздники! Торп предвидел нескончаемые забавы, его переполняли смутные планы, желания и предчувствия Он весь был в предвкушении любви и греха. Дербишир ломился от изобилия плодов и с нетерпением ждал гостей.
Что ж, Торп был готов вкусить эти плоды. Он был уверен, что миссис Амбергейт станет принадлежать ему раньше, чем прозвонят прощальные колокола сельского праздника Он добьется своего и сделает наконец Джейн своей любовницей!
Садясь в экипаж и поправляя на голове шляпу, Торп увидел бродячий оркестр. Музыканты неторопливо двигались по Хай-стрит, одетые в зеленые потрепаные балахоны, расшитые букетами цветов, сосновыми ветками и плющом. Они показались Торпу олицетворением лета, и в нем усилилось нетерпеливое желание поскорее самому включиться в веселый праздник.
Подняв свои флейты, лютни и тамбурины, музыканты заиграли на ходу «Сельские радости». Услышав эти звуки, Торп громко засмеялся: и впрямь — сельские радости!
Джейн поморщилась, услышав, как Торп смеется над прелестной наивной песенкой. Она ехала пятой в ряду экипажей и время от времени видела его шляпу сквозь мозаику стекол, лошадиных голов, цветочных букетов и радугу лент, вьющихся над каретами, колясками и кабриолетами. Смех Торпа показался Джейн неприятным — как, впрочем, и многое другое в его светлости.
— Так что вы скажете, несравненная?
Она моргнула и обернулась к Фредди. Словно не заметив, что карета давно тронулась, он, держась рукой за дверцу, поставил одну ногу на подножку, а другой изо всех сил отталкивался от земли.
Громкий смех Торпа так завладел вниманием Джейн, что она совсем забыла о своем кавалере.
— Извините, — мягко улыбнулась она. — Солнце попало мне в глаза, и я отвлеклась.
— Но ведь солнце не может ослеплять сквозь крышу кареты, моя драгоценная, — деликатно возразил он.
Улыбка застыла на губах Джейн.
— М-да, действительно, — поспешно согласилась она. — Тогда я и сама не знаю, почему сегодня такая рассеянная. Пожалуйста, дорогой, не сердитесь и повторите свой вопрос.
На прошлой неделе они гостили в Беркшире у миссис Улльстри, и там Джейн убедила Фредди, что лучше понимает его чувства, когда он заменяет имя «Джейн» разными ласковыми словечками. И хотя ей уже смертельно надоела эта игра, она мужественно боролась с собой Особенно хорошо помогали в этой борьбе воспоминания о доходе Фредди — десять тысяч фунтов в год.
