движением подняла свою, целясь в грудь виконта.
— А что же мы тогда сыграем? — насмешливо спросила она.
Торп схватился за ее шпагу рукой:
— По-моему, нам с вами больше подходит виньетка. Мы — словно два язычка пламени, встречающихся на короткий миг, чтобы испепелить друг друга.
— Это по-вашему! — Джейн отступила на шаг и приняла атакующую стойку, впившись в партнера взглядом. — А я утверждаю, что нам не хватит и трех актов, а уж фарс тут вообще ни при чем!
Торп улыбнулся, поднимая вверх левую руку; их шпаги скрестились.
— Вы же позволили мне целовать вас! Почему — если претендуете на нечто большее, чем виньетка?
— Это было моей ошибкой. Но вы в тот момент выглядели так, словно собираетесь написать вместе со мной бесконечную пьесу.
Шпаги звенели; партнеры, сражаясь, описали широкий круг по сцене. Джейн услышала вздохи и возгласы, доносившиеся из зала, продолжая при этом отбивать удары и нападать сама. Сталь билась о сталь, высекая искры.
Торп задержал шпагу Джейн рукояткой своей шпаги и схватил партнершу за руку:
— Вы не слишком проницательны, мадам. Я собирался написать с вами только сценку, но не пьесу, как вы вообразили. И продолжаю настаивать — больше всего нам подходит виньетка!
Свободной рукой Джейн толкнула Торпа в плечо, и он картинно упал, а она приставила шпагу к его груди:
— Вы заблуждаетесь по поводу своих возможностей, милорд! Или у вас искаженное восприятие действительности. Очевидно, вы способны воспринять лишь эпизод — я же вижу всю пьесу целиком.
Торп вскочил, и они снова схватились, отражая и нанося удары.
— Это вы все искажаете, — холодно парировал Торп, пронзая Джейн взглядом. — Чисто женская черта!
— Зато вы, сэр, поступаете чисто по-мужски: берете от жизни все, что она может вам дать, ничего не предлагая взамен.
— Так зачем же вы остаетесь со мной, если я вам так неприятен?
— Почему — неприятны? Напротив! Я полна восхищения и надежды.
— Вы позволяете чувствам управлять вами. Я же остаюсь при своем: виньетка! Наслаждение острое, горячее, но короткое — всего на один день.
Джейн неожиданно отступила назад, опустила шпагу и долго, очень долго смотрела на Торпа. Этого не было в их пьесе, но сейчас, интуитивно, она поняла, что должна сделать именно так.
Повертев в руке шпагу, Джейн негромко произнесла:
— Тогда поступайте со мной, как вам заблагорассудится. Едва ли мы сможем понять друг друга, и у меня нет сил, чтобы разубеждать вас.
Торп опустил свою шпагу и изумленно уставился на Джейн. Нужно было срочно импровизировать, и, помолчав немного, он сказал:
— Вы вынуждаете меня сделать выбор.
— Да, но зато вы свободны в этом выборе, — ответила она. — И выбор — только за вами. Спросите свое сердце, согласно ли оно на короткую виньетку?!
После этих слов Джейн покинула сцену. Уходя, она услышала, как Торп обращается к зрителям:
— Как же получилось, что я проиграл, когда казалось, что — выиграл?!
Сразу после этого он тоже ушел со сцены, и в зале разразился шквал аплодисментов. Джейн расслышала сквозь шум голос полковника Даффилда:
— Блестяще! Бесподобно!
Джейн не торопилась возвращаться на свое кресло в зале. Все ее тело сотрясала крупная дрожь от пережитого возбуждения. Торп молча положил на стол шпаги и внимательно посмотрел ей в лицо… Джейн казалось, что взгляд его прозрачных голубых глаз проникает в самое сердце. Только что она открыла этому человеку всю свою душу, все чувства! Глаза Торпа мерцали в приглушенном свете. Он шагнул к ней и положил ладонь на ее руку:
— Джейн, что вы наделали?!
Она поняла, что сейчас Торп скажет нечто очень важное, и замерла в ожидании слов, которые так хотела, так надеялась сейчас услышать. Слов любви и восхищения, слов о том, что их любовь гораздо больше, чем виньетка…
Но — увы! В этот момент в комнату вошли Фредди и Генриетта, неся в руках свой реквизит. Джейн быстро выдернула руку, поклонилась вошедшим и поспешила в зал. Торп прошел за ней, уселся рядом и сказал, слегка запинаясь от чувств, бушевавших в нем:
— Мне необходимо поговорить с вами… сегодня же… ночью. Мы должны все расставить по местам — раз и навсегда.
Он смотрел на нее необычно серьезно. Джейн смогла только коротко кивнуть в ответ.
Тем временем на сцене появились Фредди и Генриетта, встреченные аплодисментами, и Джейн переключила свое внимание на них. Она обнаружила, что Фредди пристально смотрит прямо на нее, и вспомнила его слова, сказанные несколько дней назад, — о том, что вдаьетка, которую он написал вместе с Гетти, на самом деле обращена к Джейн.
Бедный Фредди! Он все еще продолжает думать, что она станет его женой. Джейн стало стыдно, ужасно стыдно за себя.
Она перевела взгляд на Генриетту, сидевшую в черном кресле, которое специально для нее вынес на сцену Фредди. Бедняжка была бледней обычного и, казалось, вот-вот упадет в обморок. Джейн подумала, что жестоко было заставлять ее принимать участие в этой игре.
Но вот Фредди опустился перед ней на одно колено и что-то прошептал. Гетти несколько раз моргнула и произнесла бесцветным голосом:
— Что вы хотели сказать мне, мой милый?
О, бедная Гетти, вместилище робости и застенчивости! Как же она сможет доиграть виньетку до конца!
Прежде чем начать свою речь, Фредди снова многозначительно взглянул на Джейн, и жесткая складка легка у него между бровей. Потом он перевел глаза на Гетти и заговорил:
— О, моя драгоценная! Мне кажется, что вы были всегда — когда еще не существовало на свете солнца и луны. Зная вас так недолго — всего лишь одну человеческую жизнь, — я не могу иначе объяснить небесную чистоту вашей души, глубину вашего сердца, силу вашей воли. Что рядом с вами звезды? Жалкие стекляшки! И луна — всего лишь слабая ваша тень, а солнце — тусклый рыжий шар. Вот я стою перед вами и, потрясенный небесной бездной, открывшейся перед моим восхищенным взором, смиренно прошу вас на коленях: о, позвольте мне слиться с вами! Не казните меня, недостойного, посмевшего просить вашей руки! Снизойдите, осветите своим небесным светом мою убогую жизнь! Подарите мне счастье любви, окружите меня и наших будущих детей своей добротой, теплом и состраданием! Скажите, несравненная, могу ли я надеяться на то, что вы благосклонно примете мое предложение?
Джейн слушала, оцепенев. Если это действительно те чувства, которые испытывает к ней Фредди, то это уже не любовь, это — болезнь! Не в силах больше смотреть на него, она перевела взгляд на Гетти и тут же невольно отвлеклась от своих горьких мыслей. Джейн догадалась — и легкое движение в зале подтвердило ее подозрения, — что на сцене происходит нечто, явно не предусмотренное пьесой.
Фредди удивленно смотрел, как Гетти поднялась с кресла, и Джейн тоже стало не по себе от того выражения, которое появилось на лице девушки. Это было лицо человека, впавшего в глубокий транс. Невероятно! Неужели Гетти оказалась великой актрисой и сумела сыграть это?
— Вы оказываете мне непомерно высокую честь, мистер Уэйнгров, — произнесла она, и Джейн поразилась тому, что Гетти назвала подлинное имя Фредди. — Но я вовсе не небесное создание. Хотя и люблю вас. Люблю давно. Очень-очень давно. Должна сказать, я никогда не верила, что вы сумеете когда-нибудь понять меня. Понять, кто я на самом деле и что могла бы дать вам, если бы вы мне позволили. Ваши чувства ослепляют вас; вы ищете во мне свой идеал и не видите живой женщины. Мне остается лишь надеяться на то, что когда-нибудь вы разглядите меня, а пока я вынуждена ответить отказом на ваше
