прищур.
«Мы еще схватим тебя с поличным, железная рука», — подумал Барк.
— Послушай-ка, Варвар, — сказал Артур, остановившись в дверях, — а что если письмо написал не человек?
— А кто, если не человек? — удивился Варвар.
— Машина.
— Не думаю.
— Умеют же киберы сочинять разные тексты. И даже стихи, — сказал Барк.
— Ты уж загнешь. И цветок, по-твоему, придумала машина? Нет, на такую пакость способен только человек, — убежденно сказал Варвар.
— Как сказать.
— Пусть даже автор письма — машина, — сказал Варвар. — А кто же в таком случае будет приводить угрозу в исполнение?
— Тоже машина. В виде, например, кота.
— Какого кота?
— Обыкновенного, с четырьмя лапами и хвостом, — пояснил Артур.
— Тьфу! — с сердцем сплюнул Варвар. — Тебе бы все шутки шутить.
— А я не шучу.
— Тогда обратись к медикам. Я же говорю — радиация, — сказал Варвар и покрутил пальцем у своего лба.
Покинув Варвара, Барк направился к шефу, чтобы доложить результаты первого дня, проведенного в Ядерном центре. Однако по пути он встретил Жюля, который сообщил, что шеф только что убыл.
— Улетел?
— Ушел, — поправил Жюль.
Рина любила смотреть, как Гуго работает. Она забиралась с ногами в кресло, Гуго садился к секретеру, откидывал его, раскладывал бумаги в ему одному ведомом порядке. Он колдовал, священнодействовал. В этот миг могли грохотать пушки — Ленц и глазом бы не моргнул. Для него не существовало ничего, кроме карандаша да листа бумаги, по которому торопливо струилась вязь интегралов.
Вдруг с грохотом валился на пол отброшенный стул, Гуго подхватывал Рину и кружил ее по комнате, напевая Штрауса.
Их совместную жизнь можно было сравнить с хорошо налаженным механизмом. Мелкие ссоры не могли разладить его. Если Гуго Ленцу по работе приходилось вдруг мчаться на испытательный полигон, приткнувшийся где-нибудь в потаенном уголке страны, они ехали вместе. Их тяготил даже один- единственный день, проведенный в разлуке.
Когда Гуго стал знаменитым, они начали часто и помногу разъезжать: ни один крупный физический конгресс или симпозиум не обходился без участия Ленца.
Только однажды случилось так, что на съезде ядерщиков в Японии Гуго Ленц был без Рины. Приехал он необычно хмурый, малоразговорчивый, и в ответ на расспросы Рины о стране Восходящего солнца сказал:
— Хиросима — это рана, которая никогда не затянется. Хорошо, что ты этого не видела.
С домашними делами Рине помогал управляться Робин, белковый робот, который давно уже стал как бы третьим членом их семьи.
Так проходили дни и месяцы, незаметно стыкуясь в годы. И вдруг что-то нарушилось в отлично налаженной машине.
Все началось третьего дня. События той ночи врезались ей в память настолько, что Рина могла бы воспроизвести их в мельчайших деталях.
Они уже легли спать, и Рина успела задремать, когда Гуго вдруг вскочил.
— Есть одна идейка! — сказал он. — Пойду, набросаю, а то улетучится. Спи!
Гуго торопливо поцеловал ее и поспешил в кабинет.
Рина погасила бра.
Долго лежала в темноте с открытыми глазами.
Она давно привыкла к идеям, которые приходили к Гуго в самое неподходящее время. Когда Туго осеняла идея, он становился невменяемым: отодвигал в сторону еду, или выскакивал из ванны, наскоро обернувшись полотенцем, или бросал шахматную партию, чтобы схватить лист бумаги и погрузиться в размышления.
В первые годы совместной жизни Рину удивляли и немного сердили такие вспышки, и она пыталась вывести супруга из состояния отрешенности.
— Скоро ты? — спрашивала она.
— Минутку… — рассеянно отвечал Гуго.
«Набросать идею» было, однако, непросто, и минуты вырастали в долгие часы.
С годами Рина научилась относиться уважительно к идеям, приходившим к Гуго. Разве не они выдвинули ее мужа в число первых физиков мира?
Любимым занятием Рины и Гуго в редкие минуты свободного времени были шахматы.
В свое время Рина была чемпионкой колледжа. Она играла солидно и достаточно сильно, однажды даже участвовала в небольшом мужском турнире.
Гуго называл себя рядовым любителем, в шахматных турнирах никогда не играл. Да и какой регламент разрешил бы ему бросать партию на середине и, к вящему недоумению партнера, погрузиться в омут теоретической физики, позабыв обо всем на свете?
Подобный конфузный случай произошел во время партии со шведским королем, которая состоялась между двумя пышными церемониями, связанными с вручением доктору Гуго Ленцу Нобелевской премии.
Впрочем, король оказался весьма выдержанным: он терпеливо ждал Гуго целый час.
Рина тогда едва не сгорела со стыда.
Все это она перебирала в памяти, лежа в темноте с открытыми глазами.
Незаметно Рина уснула.
Потом вдруг проснулась, как от толчка.
Гуго в спальне не было. Мерцающие стрелки показывали третий час.
Сердце сжалось предчувствием беды.
Рина пошла в кабинет. Остывший пластик пола холодил босые ноги.
В кабинете было пусто.
Она обошла весь дом. Заглянула даже в оранжерею. Потом в мастерскую, где любил иногда послесарить Гуго, но его нигде не было.
Остаток ночи Рина не спала.
С рассветом вышла на веранду. Окрестные дома тонули в весеннем тумане, поглотившем окраину.
И вдруг каким-то шестым чувством скорее угадала, чем почувствовала: к дому приближается машина Гуго. Она узнала бы с завязанными глазами его орнитоптер среди тысячи машин. Сколько миль налетали они вместе на старенькой машине, которую Рина ни за что не хотела обменить на новую.
Рина поспешно вбежала в спальню и легла в постель, натянув одеяло до подбородка.
— Спишь? — тихо спросил Гуго, осторожно прикрывая за собой дверь комнаты.
Рина открыла глаза.
— Как твоя идея?
— Все в порядке. Будешь кофе?
— Не хочется.
В тот день Гуго улетел в Ядерный центр, так ничего и не сказав.
А потом почта принесла письмо с фиалкой.
Гордость не позволила Рине вступать в расспросы. Молодая женщина всегда считала, что она выше ревности.
Пусть лучше все скажет. Только сам. И честно. Узлы надо не распутывать, а рубить.
