железная дверь. Я подергал ее – дверь немного подавалась, но в определенный момент что-то ее блокировало. Я попытался толкнуть ее – с тем же результатом. Если она заперта с той стороны на железную цепь с замком, можно смело поворачивать обратно. Взломать такую штуку мне нечем.
Я с ненавистью ударил в дверь ногой. Она жалобно лязгнула, но не открылась. Висевшая над моей головой Динка молча наблюдала за моими действиями.
Внезапно где-то высоко над нами с неба упал гигантский сейф. Тяжелый грохот раскатился у нас над головами, лесенка под нами ощутимо вздрогнула. С люка в темную воду и нам на головы градом осыпались куски пыли и ржавчины. Похоже, здание снова бомбардировали из ручных гранатометов.
Пусть вам хорошо лежится, парни. Я вам обязан по гроб жизни.
Впрочем, если эта чертова дверь не откроется, благодарность моя будет недолгой. Потому что жить мне останется совсем немного.
Я снова изо всех сил пнул металлическую створку, в темноту со звоном полетел какой-то штырь, и дверца распахнулась. Я просунулся внутрь, поводил фонариком на стволе АКМК по стенам. Вроде бы полный порядок, никаких признаков хищных грибов и прочей дряни, только мертвенно-бледные круги селитры, проступившие на сыром бетоне. Коридор был полукруглым в сечении с радиусом окружности метра полтора.
Мы с Динкой залезли в эту горизонтальную каменную трубу и, согнувшись в три погибели, двинулись вперед. Под ногами чавкало и хлюпало, один раз в темноту с писком метнулось что-то мелкое. Интересно, куда должен был выходить этот горизонтальный отвод из сливного колодца, по замыслу архитектора? Впрочем, после Первого взрыва всю эту территорию военные изрыли, что твои дождевые черви. Для секретных бункеров наверняка делались какие-то потайные ходы и «пожарные лестницы», выводящие в самые неожиданные для потенциального противника места. Вот только если в том конце коридора возможен бункер, не упремся ли мы в еще одну бронированную дверь, которую можно вскрыть разве что при помощи автогена, и то вряд ли?..
Девочка моя пока держалась молодцом. Только отчаянно хлюпала носом – сутки в осеннем лесу не прошли для нее даром. Это мне сутками больше, сутками меньше – я все равно деревянный, радиоактивное мясо чертово. А ведь если мы сейчас действительно упремся в тупик, нам придется просидеть в этом холодном сыром подземелье пес знает сколько – и это в самом лучшем случае, если монолитовцы сразу не заглянут в сливной колодец.
Коридор все тянулся и тянулся, ему не было конца. Когда мы стали спускаться в бассейн, я впопыхах не сообразил взять азимут, поэтому сейчас не мог сказать с уверенностью, движемся мы в сторону АЭС или к Рыжему лесу. Если второе, то мы уже, пожалуй, находились под зоной, покрываемой Радаром. Оставалось только надеяться, что толстый слой земли и бетона экранирует нас от его сокрушительного пси-воздействия. Обычная сталкерская практика, кипятить твое молоко: если не можешь ничего предпринять, делай хоть что-нибудь и надейся, что пронесет и на этот раз. Как говорит в таких случаях один страус, пусть даже мир перевернулся, а выбираться как-то надо.
Наконец узкая отводная кишка вывела нас в нормальный коридор, в котором не приходилось идти согнувшись. Впрочем, он тоже не вызывал ощущения обжитой территории: его стены были украшены отвратительными плесневыми разводами, на полу в лужах тухлой воды плавали насквозь промокшие листы бумаги и дохлые крысы, лампы в проржавевших до основания железных сетчатых стаканах на потолке не горели. Новый коридор перпендикулярно пересекал тот, из которого мы вылезли, убегая в две стороны. Я повертел головой, но оба конца коридора скрывались в густом непроглядном мраке.
Вытащив из кармана болт, я подбросил его на ладони, повертел в пальцах, а потом без замаха бросил в противоположную стену. На кого бог пошлет, что называется. Болт отскочил от бетонной стены и улетел в левый проход.
Ну, значит, в левый.
Однако далеко мы не ушли. Вскоре луч фонарика уперся в пологий завал из бетонного крошева, который перегородил нам путь. Подземные толчки во время выбросов, надо полагать – возле АЭС они должны быть совершенно чудовищными. Хороший такой завал: потолок не просто обрушился, перемешанный с землей и кусками бетонных перекрытий песок все сыпался и сыпался сверху, пока не заполнил этот аппендикс коридора доверху. Выходит, наверху в этом месте должна быть нехилая воронка, в которую можно провалиться, – надо иметь в виду на всякий случай…
Ну, значит, в правый. Разве я когда-нибудь говорил, что у меня безошибочная интуиция? Чаще всего срабатывает, но всякое бывает. Бывало и такое, что она меня подводила.
Мы брели в темноте в обратном направлении довольно долго, пока не уткнулись в ту самую бронированную дверь со штурвалом посередине, которую я так боялся увидеть. Люк как в подводной лодке, тяжелый и толстый. Рядом с дверью вывернутый патрон от лампы, черный телефон без циферблата на стене под какой-то непонятной аббревиатурой, намалеванной масляной краской, и громоздкая, допотопного вида цифровая кодовая клавиатура.
Все, приехали. Я без сил прислонился спиной к стене, съехал по ней на холодный пол. Пора готовиться к длительной зимовке в подземельях. Может быть, снять телефонную трубку и попросить девушку на коммутаторе, чтобы соединили с Самым Главным Местным Ублюдком? Хоть сказать ему на прощание пару ласковых…
Динка положила мне руку на голову, взъерошила короткие волосы. Я досадливо мотнул головой.
– Все совсем плохо? – поинтересовалась она.
– Ну, как сказать, – отозвался я. – Не совсем. Будем работать по плану «Б».
– А что такое «план „Б“?
– Не знаю. У меня есть десять минут, чтобы его придумать.
Я откинулся на стену, закрыл глаза. Динка молча стояла рядом, ожидая, когда я приму решение. А чего тут решать? Здание уже наверняка захвачено монолитовцами, уничтожившими моих ребят и Борова. Выбираться наверх сейчас бессмысленно и неоправданно опасно, ну его к монахам…
Я открыл глаза и посмотрел на подругу, которая с вопросительным видом уставилась на меня.
– А? – хрипло произнес я.
– Что? – удивилась Динка.
– Чего я сказал?
– Ничего.
– Я сказал: ну его к монахам.
Все-таки после Радара я все еще туго соображал. Мне необходимо было немедленно поймать за хвост мелькнувшую в голове мысль насчет монахов, потому что я был совершенно уверен, что она крайне удачная. Вот только в чем, мать его за ногу, заключалась ее удачность?..
– Ты всегда так говоришь. Только сейчас я ничего не слышала…
– Нет, я это точно сказал. – Ага, вот оно! Я быстро поднялся, приблизился к двери. Поднес фонарик к кодовому замку. – А вот ты, подруга, знаешь, например, в каком году родился Блаженный Августин?
– Вообще первый раз слышу про такого сталкера.
– Ты прямо как в школе не училась, красавица…
Я ткнул пальцем в кнопку с цифрой ноль, потом в три, потом в пять. Посмотрел на Динку. Она непонимающе поблескивала в полумраке черными глазищами. Интересно, Черный Сталкер имел в виду именно это или я неправильно его понял?
Чуть помедлив, я нажал кнопку «четыре».
Негромко пискнув, замок принял код. Зажужжали сервомоторы, лязгнул запорный механизм, штурвал на двери прокрутился на полтора оборота. С едва слышным пневматическим вздохом толстенная металлическая дверь приоткрылась.
Динка коротко посмотрела на меня из-под длинных ресниц. Я поспешно приложил палец к губам, а потом аккуратно, стараясь не скрипнуть, ухватился за штурвал и начал медленно приоткрывать тяжелый люк. Не думаю, чтобы Черный Сталкер хотел нас так нелепо подставить, но осторожность все равно не была лишней.
За люком располагался короткий герметичный предбанник, а за следующей дверью, незапертой – то ли заброшенный склад, то ли кладовая, то ли бомбоубежище: несколько металлических стеллажей, на которых как попало была свалена старая рухлядь: грязное армейское обмундирование, сапоги, бушлаты. Тускло
