неслыханные сводки погоды.
Прошло некоторое время, прежде чем Стаффорд смог уединиться с девушкой у камина, пытаясь игриво укусить ее за изящное ушко. Еда и вино оказали свое действие, и после такого скомканного начала вечеринка взорвалась, словно бомба, подожженная подсознательной истерией находящихся в осаде.
Казалось, только Раквелл не поддалась всеобщему настроению. Она вдруг воспротивилась.
– Не надо. Я не могу думать, когда ты делаешь это.
– Что это тебе пришло в голову? Скажи на милость, зачем же тебе тогда такие превосходные ушки?
Он перенес сферу своей деятельности вдоль линии шеи и стал целеустремленно двигаться к тонкой цепочке из сплава золота с серебром, служащей единственной поддержкой ее длинного вязаного платья, когда она с сожалением, но твердо, повторила:
– Прекрати, Энди. Это очень важно.
– Но ты обычно говоришь, что это вызывает у тебя мурашки по всему телу,- озадаченно спросил он.
– Все именно так, но всему свое время.
– Какое может быть более подходящее время для легких мурашек по телу, чем твой день рождения? Просто дань оплодотворению твоей первобытной яйцеклетки. По закону вероятности, можно добиться наилучшего результата, который только возможен.
– Помолчи. Я должна подумать.
Чтобы успокоиться и сосредоточиться, она взяла новый бокал вина, мило поморщилась и сказала:
– Я не думаю, что мне это нравится,- и ловко выскользнула из его объятий.
И правда – у нее были какие-то проблемы. Стаффорд направился к деревянной скамье и слегка похлопал по ближайшему сиденью.
– О'кей. Садись и расскажи все. Если ты только сможешь сидеть на этом без того, чтобы не сделать небольшую аккуратную вмятинку в своем алебастровом заду.
– Будь, пожалуйста, серьезнее.
– О'кей. Я серьезен и буду держать свои руки на столе.
Он так и сделал, выразительно выставив большой палец правой руки и поворачивая его из стороны в сторону так, словно сканировал всю компанию.
– Опусти палец. Это меня отвлекает.
Стаффорд медленно опустил палец, словно он существовал независимо и подчинился с большой неохотой.
– Это насчет Вагенера.
– Что – насчет Вагенера? Я не встретил его здесь. Разве он не должен был прийти?
– Да. Но, мне кажется, он вообще забыл об этом.
– Ладно, ты не можешь быть путеводной звездой для каждого. Удовлетворись мной.
– Я не об этом. Я имею в виду только то, что обратила внимание на него совсем недавно. Я не могу объяснить это, но он изменился.
– Никто больше не заметил этого. Однако он все еще крепкий орешек. Замкнутый ублюдок, себе на уме. Ему выпал жребий играть обособленно в дальней части поля. Я признаю, что он работает слишком усердно, но ничего преступного в этом нет. Какие перемены ты имеешь в виду?
– Изменение характера. Для меня это словно совершенно другой человек.
– Если бы это было так, монитор бы сразу уловил. Ты знаешь, он проходит физиометрический контроль, как и любой из нас.
– Я думаю, здесь был бы необходим психометрический контроль.
– Ладно, это не пройдет. Кто-то должен был бы предъявить веские основания, что он представляет угрозу безопасности. А кто может взять на себя ответственность в таком деле?
– Я могу попытаться.
– И будешь исключена из отделения с ярлыком «ненадежная» прежде, чем сможешь добраться до ближайшей базы. Тем не менее, это не такая уж плохая идея. Тогда ты могла бы заключить взаимовыгодный контракт со мной и сосредоточить свои усилия на других своих способностях.
Ответа не последовало. Она поднялась, с мелодичным позвякиванием достала из ведерка для угля бревнышко и бросила его в огонь. Протянув руки к каминной решетке, она уставилась на пламя. Ее лицо, залитое изменчивым светом, было необычайно напряжено. Ошибалась она или нет, но для нее это было очень важно.
– Я не претендую на то, чтобы понять это, но, если это сделает тебя счастливее, я попробую что-нибудь предпринять,- проговорил Стаффорд.- Я буду следить за ним, не щадя сил. Очень правильно, что стабильность параметров тщательно проверяется на контуре. Любое изменение может быть опасным. Если вдруг он болен, то это может отразиться на его способности принимать верные решения. В отчетах содержатся копии данных, снятых с каждого экрана монитора. Они хранятся в течение двенадцати месяцев. Я знаю одного человека в этом отделении и постараюсь проверить данные за последнюю неделю. Конечно, этого не будет достаточно, чтобы получить в руки какие-либо доказательства, но зато поможет выбрать направление поисков. Доказать, что ты ошибаешься, например.
– Я не ошибаюсь.
– Кто бы мог представить такого упрямого осла, притаившегося внутри такого бархатистого панциря.
Не реагируя на лесть, Раквелл неожиданно сменила тему.
– Ты знаешь Марка Шеврона?
– Он покинул нас месяц или два назад, после реабилитационного периода. Он чуть не погиб. Одна слишком темпераментная особа чуть не превратила его в горстку пепла. Вагенер дал ему условное разрешение на работу, продемонстрировав здесь свой здравый смысл. Шеврон отличный мужик. Фантастические рекомендации. Но если он нарушит правила, Вагенер вышвырнет его из службы.
– Вот почему он переменил свое решение.
– Как ты узнала об этом?
– Дубликат карты района в офисе Вагенера. Я только сегодня обратила на это внимание. Не знаю почему, но его карта отличается от рабочей, а я как раз пялилась на нее. И когда вышла, она все еще была у меня перед глазами. Там было это…
Стаффорд терпеливо проговорил:
– Там было что, Бога ради?
– Флажок с именем Шеврона. Он был полосатым. Вагенер прикрепил черный на красный. Он перевел Шеврона на положение вне закона. Может быть, он уже отдал распоряжение убить его. Это ли не перемена взглядов, не правда ли? Как ты увяжешь это со своей точкой зрения, что Вагенер не изменился?
Вместе с Шопенгауэром Стаффорд был вынужден признать, что женский ум не способен к логике. Он почувствовал себя свободнее, хотя и был взволнован узлом пшенично-желтых волос и плавными изгибами всей композиции.
– Изменения твоих взглядов не означают, что ты изменила свой характер. Мы не знаем, какие у него для этого основания. Вся ответственность лежит на нем, и никто, будучи в здравом уме, не взвалит на себя и часть этого. Но дело должно быть сделано. Кто-то должен руководить всем этим и принимать жесткие решения. Все это мне тоже не нравится, но это еще ничего не› доказывает.
– Если бы ты был Шевроном, вряд ли согласился бы с этим.
– Если бы я был Шевроном, я бы не стоял здесь, толкуя со слабоумной сексоткой.
– Хорошо же, ты можешь пойти и связаться с ним, если хочешь.
Воспользовавшись подходящим случаю обезоруживающим техническим приемом, Стаффорд развернул ее от камина и прижал к себе. Она была теплой от огня и к тому же окончательно расстроенной положением дел. Ее руки непроизвольно обвились вокруг его шеи, и тревожные мысли моментально улетучились прочь. Знакомый трепет растекся по каждой клеточке ее тела.
– Вот так-то лучше,- прошептал Стаффорд.- А то я уже начал думать, что ты сама нуждаешься в некоторых личных изменениях.
– Я все же хочу, чтобы мы что-нибудь сделали для Шеврона. Надеюсь, с ним все будет в порядке.
***
