И вприпрыжку дернула узкой лестницей наверх. Стайка остроухих смешливых девчонок, спешащих навстречу, порскнула в обе стороны.
-- Эй, где грязнулю нашли? В болоте?!
-- В небе.
Девчонки, приняв ответ Темулли за шутку, звонко расхохотались и убежали, встряхивая разноцветными косичками и помахивая туесками. Люб смущенно потянул меня за подружкой.
В замке было намного темнее, чем снаружи, факелы освещали узкий коридор; статуи, выступающие из ниш, в дрожащем свете казались странно живыми; прихотливо метались тени. Меня удивило, что факелы не коптят и не воняют земляным маслом, а вот дети воспринимали это, как само собой разумеющееся.
Мы переждали за углом, пока два стражника в кожаных кирасах, с золотыми, собранными в хвост волосами, прошли мимо, звонко цокая подковками сапог по мозаичному полу, придерживая короткие мечи. Потом Темулли махнула рукой: вперед. Похоже, ей было скучно и хотелось поиграть в войну, а рыжий Люб во всем следовал за своей младшей подругой.
Дети на цыпочках подкрались к дубовой полукруглой дверце, утопленной в стене. Зеленоволосая потянула за бронзовое кольцо, упираясь ногами в пол. Люб тоже приналег, ухватившись рядом. Я, было, думала им помочь, но тут дверца приоткрылась, и меня опахнул запах -- травяной, легкий, свежий. Там были и другие более яркие запахи: лака, штукатурки, солнца и осенних цветов, но этот, неуловимый, оказался прекраснее всех.
-- Остролист и озерная лилия, -- Темка сморщила нос, чихнула и боком протиснулась внутрь, втянув заодно и меня. Следом всунулось в кабинет юное любово дитя и молча стало в сторонке.
Я успела взглядом охватить 'спальню мамочки', выдержанную в голубых и белых тонах с примесью бледной зелени и серебра. Все строго, изысканно, холодно. Тяжелая мебель и занавеси. Камин с витой решеткой. Напольные часы. Несколько ярких пятен -- звездоцветы в вазах и подушки с кистями у камина.
-- К вам можно, мевретт Мадре? -- спросила зеленоволосая. Я повернула голову вслед за Темкой к широкому, заваленному бумагами столу, за которым сидел хозяин кабинета.
Надо признать, он соответствовал. Серебристая рубаха с распущенной по случаю жары шнуровкой и закатанными рукавами. Загорелая, без изъянов, кожа. Белые волосы, гладко зачесанные ото лба и рассыпанные по плечам. Соболиные брови; уходящие к вискам глаза; чуть длинноватый нос, нежные губы и жесткий подбородок -- была в его лице легкая неправильность, придающая красоте совершенство.
По человеческим меркам было мевретту около тридцати, а по меркам элвилин могло оказаться сколько угодно. Вот только меня это не интересовало. Я просто замерла с приоткрытым ртом, понимая, что пропала с первого раза и навсегда и что шансов у меня никаких. А остроухий оторвался от чтения и, увидев Темулли, расплылся, было, в радушной улыбке, но, похоже, вспомнил, что девица сурово наказана (за украденный лук, должно быть), и выпрямился в кресле:
-- Ну, чего еще? Так обязательно меня отрывать от работы?
-- Мы это... Так можно войти, да?
-- Вы уже вошли.
Мелодичный голос так и сочился ядом.
А меня мевретт и вовсе игнорировал. Я обозлилась и решительно отодвинула девочку себе за спину.
-- Здрасьте... Мне сказали, я должна вам представиться... -- я стиснула зубы и мысленно взялась за голову. -- Аррайда... откуда тут взялась, не знаю. За вид, -- я посмотрела на перепачканную одежду, потом на грязные следы на нежно-голубом с цветочным узором ковре (не только мои, между прочим), -- прощения... А уши у меня не квадратные, -- и откинула прядь, чтобы белокурый красавец мог убедиться в моей правоте.
-- Ой... -- Тему тихонько дернула меня за рукав. -- Ты бы повежливее... А то мне ж влетит...
Мадре обалдело уставился на меня:
-- Так. Если можно, еще раз... -- он поднял глаза к потолку: -- Значит вы -- давняя, в это смутное время решившая приблизиться к Твиллегу... однако, смело...
Он поднялся из кресла и, подойдя вплотную, прищурился, глядя сверху вниз, подавляя ростом:
-- И что? Совсем-совсем ничего не помнишь?
-- Помню, -- уставилась я в его продолговатые глаза с узкими кошачьими зрачками, -- лягушки от меня во рву разбежались. Но ты же не лягушка...
Я фыркнула в ладонь. Чем красивее передо мной мужчина, тем сильнее хочется язвить и насмешничать.
-- Давняя? А почему?
-- Потому что люди жили здесь всегда, а мы...
Меня качнуло. Я поняла, что если не схвачусь за что-нибудь, то неминуемо рухну. На выбор были зеленоволосая Темка и вот этот надменный, как его...а, мевретт. Ну, я и оперлась на него, а потом медленно сползла на ковер, успев привычно сдвинуть клеймору, чтобы не мешала мне упасть.
-- С утра уж на ногах, и я у ваших ног... -- прошептала я насмешливо.
Элвилин, изумленно хлопая глазами, уставился на лежащее тело.
-- Не, я не лягушка, -- почему-то тихо сказал он, потом взял себя в руки и зыркнул на Темулли:
-- Так, ну-ка быстренько за Звингардом, мне тут еще трупов в кабинете не хватало!
Потом наклонился, освободил меня от клейморы, поднял на руки и осторожно усадил в кресло. Подошел к столу и, плеснув в бокал ароматный напиток, протянул кубок:
-- Вот, выпейте.
-- Спасибо...
Надеюсь, у них тут не в привычках травить незваных гостей...тем более... э-э...давних... А впрочем, мне совершенно все равно...
-- Я -- человек! И не труп... -- я повозилась в кресле, стремясь устроиться поудобнее. -- И не собираюсь... или от вашего вида все девушки трупами падают на месте? Та-ак вот: вы меня не впечатлили!
И залпом хряпнула вино. Да, знаю: его полагалось смаковать, цедить мельчайшими глоточками, вслушиваясь во вкус и аромат. Это так явственно писалось у Мадре на лице, что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться.
-- Э... ну, то, что вы человек, то бишь, давняя, что в общем-то одно и то же, -- Одрин настороженно посмотрел на меня, -- это очевидно. И вот поэтому меня мучает смутное сомнение, что именно как человеку находиться в самом центре элвилинского сопротивления вам несколько... э... нелогично. Кстати, это -- мевретт показал на бокал -- осенний мед. Сваренный лучшими медоварами Дальнолесья из стрелолиста и болотной орхидеи, собранных на заре тонкими дланями девственниц.
При слове 'болотной' я едва не поперхнулась. Еще и девственницы, тьфу!
-- Не приставайте ко мне с логикой! -- буркнула я. -- Мне на нее плевать. Ясно? На прекрасном носу за...
Тут я наконец-то подумала, что веду себя неприлично: в гостях, у незнакомого чело... остроухого, тем более, мевретта... О, выучила! Я подмигнула самой себе.
-- Э-э... ну, можете мне прирастить уши...магией, если только это вас во мне смущает, -- радушно предложила я. -- А кому сопротивляетесь? Сва-адьбе? Это правильно. Жениться -- последнее дело...
Тут я иссякла. Пустота в душе дала себя знать, и я прикрыла глаза. Чтобы не видел никто, что во мне ничего нет. Но сквозь приспущенные ресницы заметила, как алеют уши мевретта. А пусть не полагает наивно, что долгая жизнь научила его разбираться в женщинах: мне найдется, чем его поразить.
Судя по виду, самооценка Мадре рухнула ниже пола, и он с несчастным видом повернулся к Любу.
-- Это что, ваш очередной розыгрыш? -- спросил он с надеждой.
Рыжеволосый мальчик растерянно замотал головой:
-- Не-а, мы её просто нашли... Сами не знаем, в чем дело...
Тут Темулли, ранее выскользнувшая за дверь, вернулась с кожаной сумкой на плече, предваряя появление мэтра Звингарда. Лекарь важно вплыл в кабинет, шелестя темно-зеленой мантией, и оглядел
