-- Падать отсюда не очень приятно... Так что тебе придется держать меня тоже.
Он плюхнулся на живот со мной рядом. Я обхватила лилейного за шею:
-- Буду держать...
-- Держи... -- он, перекатившись на спину, увлек меня за собой. Внимательно посмотрел в лицо и изумленно прошептал:
-- Ты сейчас похожа на одну гравюру из старинной книги. Вот так, когда свет падает сбоку и немного снизу...
Я уткнулась Одрину в грудь лицом, бормоча:
-- Так ужасно выгляжу?
-- Да ты что?! Замечательно выглядишь. Это очень красивая гравюра. Помню, я частенько смотрел на нее, когда был ребенком. Вот только позабыл, в какой из книг.
И чмокнул меня в макушку:
-- Ты у меня красавица...
Я тихонько засмеялась:
-- Придумаешь тоже... А теперь тебе всю библиотеку придется перебрать, правда, только нижние полки... или ты в детстве и на верхние забирался, чтобы на нянек прыгать?
Дотянувшись, погладила его по щеке.
-- А чем мне еще заниматься-то. Не все же над приказами сидеть или шкодливых деток отлавливать... Тебя рядом не будет, а так у меня будет хоть что-то навроде твоего портрета.
Мевретт поймал гладящую его руку и стал осторожно целовать ладонь.
-- А еще прием союзников, донесения разведки, патрулирование... -- взялась перечислять я. -- Или ты решил совсем не спать?
И стала гладить его лицо второй рукой.
Тут глаза мевретта внезапно удивленно раскрылись, и он обалдело сказал:
-- Слушай, я, кажется, немного ошибся... с вопросом о последствиях магии...
Я, смеясь, упала на спину, потянув Одрина за собой, глубоко счастливо вздохнула; чувствуя на себе его тяжесть и понимая, что он не просто немного, он прямо-таки фатально ошибся... Лилейный приник к моим губам и тоже вздохнул. Потом еще и еще раз.... Дыхание его участилось, сердце застучало в грудь, и обалдело улыбающийся от счастья элвилин, меньше всего сейчас похожий на сурового мевретта, рванул рубашку у меня на груди.
Я пропала.
Одрин осторожно пробежался губами по моему телу. В полутемной комнате его силуэт казался чем-то волшебным, нездешним и от этого еще более желанным.
-- Триллве... -- хрипло прошептал мевретт и, приподнявшись, приник к моим губам.
Я ответила на поцелуй. Я доверяла Одрину до конца, даже больше, чем самой себе, он предчувствовал каждое мое движение, каждое желание, он даже в страсти оставался бережным и нежным... и сквозь все, что происходило, просвечивала любовь... не похоть, не пошлость, а святое и неизъяснимое.
И достигнув вершины, Одрин вдруг испуганно ухватился за меня, словно ребенок, и отчаянно выдохнул:
-- Триллве! Не уезжай!
Потом уткнулся лицом мне в шею и молча начал гладить рыжие пряди.
А я -- голосом, охрипшим от крика -- прошептала то, что уже не могла не сказать:
-- Не могу без тебя. Останусь. Прости...
Он поднял голову, широко раскрывая глаза:
-- Что?... Что ты сказала?
Я облизнула пересохшие губы, и все так же хрипло, но четко повторила:
-- Останусь.
Одрин резко сел и прижал меня к груди:
-- Девочка моя.... Арри... Триллве..... -- задыхаясь от счастья, он осыпал короткими колючими поцелуями мое лицо. И, внезапно заметив, что мир вокруг сделался каким-то непривычно расплывчатым, с удивлением понял, что плачет.
Я до крови прикусила губы, обнимая жениха и уже привычно вытирая его волосами глаза.
-- Одрин... хороший мой... не надо... пожалуйста... я здесь... -- растерянно шептала я. -- Я всегда буду с тобой. Ну пожалуйста, не плачь...
Он удивленно мазнул рукой по собственной щеке и посмотрел на ладонь. Поднял глаза:
-- А я думал, что давно разучился плакать... -- хрипло прошептал элвилин и, прижав меня к себе, начал медленно гладить:
-- Ты не представляешь, что ты сейчас для меня делаешь, Триллве... Я просто боялся подумать, как это -- обернуться и не увидеть твоих глаз...
Он выпустил меня только для того, чтобы окончательно сбросить на пол сбившееся покрывало, разворошить одеяла и, откинувшись на подушки, протянул руки:
-- Иди ко мне, Аррайда.
Бережно пристроил мою голову на своем плече, укрыл меня и шепнул:
-- А теперь спи, Триллве, -- и снова начал перебирать пальцами мои волосы, невесомо касаясь лба и висков, -- спи, моя любимая, а я буду рядом и никуда от тебя не отойду...
Я действительно стала засыпать. Мне было спокойно и безопасно, как в детстве. Я нашла еще силы погладить руку Одрина:
-- Люблю. И ты... поспи...
И уже уплывая в сон, услышала:
-- И я люблю...
***
Сианн постучался и прошел в кабинет.
-- Иллит атор. К вам можно? Отец?
Громко заругался, должно быть, угодив в лужу.
Я высунула взлохмаченную голову из-под одеяла и, не открывая глаз, попыталась пригладить волосы.
-- А? Кто?
-- Я, -- бодро ответил Алиелор, распахивая вторую дверь и застывая в проеме между спальней и кабинетом. -- Прошу простить.
Одрин шевельнулся и прижал меня к себе:
-- Что такое, Триллве, ты куда?
Я, все так же, не открывая глаз, повернулась к жениху, потершись об него головой:
-- Алелор...
Надеюсь, это прозвучало без досады.
-- Ясно, -- Одрин осторожно высвободился и, судя по звукам, сполз на пол и начал натягивать на себя одежду.
-- Сын?
Я зевнула и опустила голову на подушки...
-- Я готов! -- сообщил Сианн с насмешкой в мелодичном голосе. Вот проснусь -- и он у меня дождется.
Приоткрыв лениво правый глаз, я созерцала безупречный элвилинский облик Сианна: белая рубашка, черная куртка; короткий, тоже черный, плащ, изящно отогнутый палашом; высокие походные сапоги и шелковая шапочка, прикрывающая уши. Перчатками из черной кожи с серебряной вышивкой мевретт- менестрель небрежно похлопывал себя по колену. Хоть ты картину с него пиши!
Отец стоял напротив него -- столь же изящный, но беловолосый, полуодетый, растрепанный и любимый.
-- Триллве... -- позвал он. -- Ты сама ему скажешь?
