Денек и в самом деле удался. Нашу альма-матер окружает прекрасный парк, который спускается чуть ли не к самой реке. Деревья огромные, дающие сплошную тень, но если выйти на набережную, то там уже сияет солнце. Летом да, жара, но сейчас, в самом конце августа, просто тепло, летают паутинки, рябит вода, по которой плывут пока еще редкие кораблики опавших листьев. Деревья в Москве зеленеют рано, но и стареют быстро. Глядишь – набережная уже совсем седая.
Но сегодня еще лето. По лицу Игоря Абрамовича видно, как ему не хочется домой.
– Да, не хочется домой, к телевизору, – подыгрываю ему я. – Смотреть нечего.
– Истинно так, истинно так, Георгина Георгиевна. Так, может… прогуляемся?
Он говорит это робко, как первоклассник, предложивший девочке донести портфель. Вот его слабое место: женщины. Он прекрасно знает, как обращаться с доктором наук Листопадовой, но понятия не имеет, что делать на прогулке с очаровательной Георгиной. И как ее вообще на эту прогулку затащить?
– А почему бы и нет? – улыбаюсь я.
– Прошу!
Игорь Абрамович, как галантный кавалер, открывает передо мной дверь. Лицо у него торжественное. Он идет гулять красивую женщину.
У киоска с напитками мы задерживаемся.
– Минералочки, Георгина Георгиевна? – великодушно предлагает Кобр.
– Не откажусь. Но давайте уж и я вас угощу. Вам с чем пирожок, с капустой или с повидлом?
Детские игры продолжаются. Мы совершаем торжественный обмен: я ему пирожок, он мне минералку, и идем под сень седеющей листвы.
– Вот она, наша наука, – вздыхает Кобрин. – Загнали в самый угол.
– И это еще не конец, Игорь Абрамович, – поддакиваю ему я.
– Вы слышали о последних событиях?
– О каких событиях?
– Гаврилкову вычеркнули из списка. Вы только подумайте! Ее университетский диплом оказался фальшивым! Какой скандал!
– Значит, ректором будет Людмила Ивановна. Нас ведь это устраивает?
– Да, конечно, – он тяжело вздыхает.
Я же говорю: его голыми руками не возьмешь.
– Вам должно быть обидно, Игорь Абрамович. Коллектив-то выдвинул вас.
– Так ведь и вы в списке, Георгина Георгиевна, – хитро смотрит на меня Кобрин.
– Ну, не сравнивайте. Вы-то мужчина. Во главе женского коллектива не должна стоять женщина, иначе все перегрызутся.
– Зачем же вы выдвигались?
– Я же не знала, что вы выставите свою кандидатуру. Сначала ведь нас было только трое, – напоминаю я.
– Да, конечно. Я и не стремился. Это все коллектив, – разводит руками Кобрин.
– Значит, вам Курбатов тоже отказал.
– Что значит тоже?
– Но ведь он и ей отказал. Людмиле Ивановне.
– Как так? – заволновался Кобрин. – Она говорит: напротив. Всячески поддержал.
– А что ей еще говорить, когда ее в убийстве подозревают? Ведь это мотив!
– Людмилу Ивановну подозревают в убийстве?! Ох, давайте присядем. Сердце что-то барахлит.
– Конечно, конечно.
Мы садимся на лавочку, откуда открывается чудеснейший вид на набережную. Игорь Абрамович достает тубу с таблетками. Пари могу заключить, что там витамины, но пьет их Кобрин с таким видом, будто это лекарство для диабетиков. Не выпьешь – кома и смерть.
– Что вы говорите? Людмилу Ивановну в убийстве подозревают?
– Именно так.
– Но почему ее?
– Потому что место ректора станет ее, если из предвыборной гонки выбывает Гаврилкова, – терпеливо поясняю я. – А Гаврилкова выбывает, если выбывает Курбатов, который ее поддерживал.
– Чтобы Людмила Ивановна выстрелила из пистолета…
– По себе судите? – усмехаюсь я.
– Я, по-вашему, совсем не мужчина? – обижается Кобрин. Рядом сидит красивая женщина, и он теряет всяческую осторожность.
– Неужели вы, Игорь Абрамович, когда-нибудь держали в руках пистолет?
– Представьте себе! Да-с! Держал! – поскольку Кобрин спиртным не злоупотребляет и почти безвылазно сидит дома, его пьянят пожатие руки с идеальным маникюром и свежий воздух. Да так, что он почти ничего уже не соображает.
– Вы и стрелять умеете? – подзадориваю его я.
– Еще как!
– И в мишень с пяти метров попадете?
– Я с десяти попаду! – горячится Кобрин. – Да что там! С двадцати!
– Вы же почти ничего не видите! – хохочу я.
– Что мне надо, я вижу!
– Да вы опасный мужчина, Игорь Абрамович!
– А вы… вы русалка… – его усы царапают мне щеку. Я отстраняюсь:
– Фи! Игорь Абрамович! Да вы ловелас!
Он довольно улыбается. Я же думаю: «Кобрин умеет стрелять. Даже если это всего лишь хвастовство, неважно. Он это сказал».
– Я же говорю, Игорь Абрамович, что ректором надо быть вам.
– А вам – моим замом! Да что там! Супругой, Георгина Георгиевна! Супругой! Я всегда мечтал… но не смел.
– Я девушка робкая. Добрачные отношения не для меня.
– Я все понимаю, – торжественно заверяет Кобрин. – В наше время порядочную женщину найти трудно. Потому я и не женат.
– А я потому и не замужем, что настоящие мужчины перевелись, – с улыбкой говорю я, вспоминая, как вчера скакала на львенке.
– Ну, так как? – кладет на мою трепетную руку свою короткопалую ладонь Кобрин.
– Но Людмила Ивановна…
– Я знаю, что делать. Я скажу, что, когда приехал к Курбатову, увидел уже его труп. Разговора-то никакого у нас и не было. Он мне даже чаю не предложил, – с обидой признался Игорь Абрамович. – Как будто я пустое место. А ведь мой отец проработал в этом университете полвека! Один из его отцов, основателей! А к сыну относятся, как половой тряпке. Какая-то Людмила Ивановна… Да откуда она взялась? Скажите, пожалуйста: муж в правительстве Москвы! Да гнать их надо оттуда! Поганой метлой гнать! Всех этих чиновников?бюрократов! Сидят на нашей шее! – У него чуть пена не идет изо рта.
– Да успокойтесь вы, Игорь Абрамович, – нежно говорю я. – Она того не стоит.
– А пусть ее посадят, – злорадно говорит он. – Пусть на ее репутацию хотя бы ляжет пятно. И тогда мы посмотрим…
– Но это же очень опасно. – Я делаю вид, что ужасаюсь.
– Для вас, Георгина Георгиевна, – все что угодно. Кстати, говорят, у вас недурственный загородный дом.
– Не сомневаюсь, что вашей маме там будет хорошо, – подхватываю я.
– Вы просто святая. – Кобрин целует кончики моих пальцев. «Мама» – ключевое слово. Если я хочу, чтобы у нас получилось, я должна твердить, что его мама абсолютный авторитет во всем. А я хочу, чтобы у нас все получилось.
– Мы пока не будем афишировать наших отношений, Игорь Абрамович. Сами понимаете, что два члена семьи, претендующие на пост ректора, – это слишком много.
