операционной медсестры мало? Может, ты главный организатор всего безобразия? Дай по-хорошему телефон Андрея, надо его обрадовать новостью – убивать больше некого, Янка слиняла. Можно расслабиться и отдохнуть. Правда, есть еще Ванечка, но едва ли у убийцы поднимутся на него руки. Ванечка их предварительно укоротит. Да мы с ребенка и глаз не спустим.
– То есть как слиняла? – проснулся Димка. – Она, наверное, на пляже.
– Ну да. С картинами из кабинета и всем остальным, что могла упереть. Дай, говорю, номер телефона…
– Подожди. Я сам…
Массируя ладонью затылок, муж коротко сообщил Андрею об исчезновении Янки. Вот тут и выяснилось, что девушка находилась под подпиской о невыезде. Мало того, в ближайшие часы ее собирались арестовать.
Андрей вернулся достаточно усталый, чтобы приставать к нему с расспросами. Но с этим никто не посчитался. Молчала только я. Не хотелось при всех светиться своим превосходством в плане видения общей картины преступления. К тому же была в моих рассуждениях одна неувязочка. А вдруг я ошибалась? Вот все повеселятся!
Димка, рассудив, что теперь-то уже убегать некому, вслед за Андреем снова улегся спать. Больше всех повезло Борису, он вообще не просыпался, демонстрируя правильность поговорки «Меньше знаешь – крепче спишь».
Закрыв на всякий случай входную дверь на засов, мы вышли через кладовую в гараж с намерением запереть его и изнутри: снаружи он предусмотрительно уже был закрыт. Во всяком случае, так казалось. Конечно, убийца наверняка имел ключ от ворот гаража, но так нам казалось спокойнее. Страус ведь тоже прячет голову в песок. Потом предполагалось вернуться в дом, открыть входную дверь, закрыть ее снаружи и спуститься к морю. К нашему удивлению автоматические ворота оказались открытыми. Я попыталась закрыть их, но они застряли на середине. Наташка тут же обвинила меня в том, что я неправильно жала на кнопку. И только я согнулась с намерением пролезть в образовавшийся проем, чтобы попытаться воздействовать на бесчувственный металл снаружи, как она дернула меня за руку:
– К-куда?!
– Туда! На свободу с чистой совестью! – рассерженно ответила я, кивнув головой в направлении видневшихся цветов.
– А если ворота брякнутся вниз?!
Не успела она договорить, как они действительно брякнулись. И мы с Наташкой долго препирались, почему? Лично мне казалось, что подруга просто «накаркала». Она стояла на своем – я неправильно нажала на кнопку, та и сработала с опозданием. В какой-то момент Наташку заклинило: она подавилась своим замечанием по поводу того, как накануне отъезда я включила вместо кофеварки чайник и долго удивлялась, почему она перестала работать. Подруга пялилась на машину, упорно пытаясь оставить последнее слово за собой. И оставила. Просто потому, что мне сказать было нечего: все, что я собиралась произнести, мгновенно вылетело из головы. Из салона машины, прямо с водительского места, на нас смотрела жуткая встрепанная личность.
– Оно там, наверное, дохлое… – еле ворочая языком, промямлила подруга. – Даже не здоровается… Не очень-то и хотелось… Как думаешь, если мы будем пятиться назад, в кладовку, не шлепнемся?
Характерный щелчок открываемой дверцы машины заставил нас вцепиться друг в друга. Наташка железной хваткой держала меня за шиворот. Но у меня даже мысли не возникло обвинить ее в порче футболки, хотя я слегка и задыхалась под жалобный треск рвущейся ткани. Тем более что ее батистовая блузка осталась без пуговиц. Я просто на все это закрыла глаза.
– Девушки-и-и… – жалобно донеслось из салона, и мои глаза невольно открылись.
– Оно не дохлое… – выдавила Наташка. – Но не поздоровалось и девушками обзывается.
– Это я – Дарья. Не бойтесь, я сама боюсь.
– Дура ты, Дарья! – вмиг ожила подруга. – Какого черта тут сидишь и народ пугаешь?! Ирка, да отцепись ты от моей бывшей блузки! Ты мне все пуговицы с мясом оторвала, блин! Ой, извини, я, кажется, тебя немножко придушила… Дарья! Сиди в машине и не вылезай, а то я за себя не ручаюсь!
Дарина заплакала. Молча давилась слезами, руками размазывая их по лицу.
Это пошло ей на пользу. Темные круги туши под глазами смылись.
– Да что же это такое?! – возмутилась Наташка. – Реветь надо было раньше, когда надумала Серафиму убить, а потом остальных!
– Пожалуйста, тише… – всхлипнула Дарина. – Я сейчас… перестану… И поверьте мне, я ни в чем не виновата. Серафиму Игнатьевну убил отец. Не знаю, кто ему сказал о том, что она в больнице.
Я окончательно отмерла и стараясь не выскочить из непомерно растянутого ворота футболки, сказала:
– Пойдем наверх. На кухне никого нет. Если ты действительно никого не убивала, тебе не стоит прятаться.
– А если в чем и виновата, делов-то! – поддержала меня Наталья. – Отсидишь свое, и ладно. Все равно выехать отсюда не сможешь. Тебя наверняка уже ищут.
Дарина заревела с новой силой. Из ее несвязного бормотания я поняла только одно – она действительно собиралась с женихом на Кипр. Когда-нибудь. Ибо ни жениха, ни денег для такой поездки у нее не было. Через неделю после планируемого возвращения в Москву собиралась опять выйти на работу. Досрочно. И теперь она уже никогда не выйдет замуж. С причитаниями она вылезла из машины, хотела уже захлопнуть дверцу, но опомнилась и полезла назад – за своей сумочкой.
– Хорошо, – покорно сказала она, выпрямившись во весь рост. – Пойдемте…
Видя, что мы не двигаемся с места, первой прошла наверх. От еды отказалась, передернувшись от отвращения. Только выпила кофе. Потом кое-как привела себя в порядок. Заметив, как ее глаза снова наливаются слезами, я быстро спросила:
– А где тебе удалось спрятаться?
Дарья похлопала глазами, смахнула рукой со щек две слезинки и улыбнулась:
– Когда вылетела из дома, ничего не соображала – рванула направо, в кусты сирени. По дороге заметила, что гаражные ворота закрыты не до конца, можно ползком пролезть внутрь. Ну и пролезла. Уже внутри поняла: попала в мышеловку. Там без света так жутко… Решила, будь что будет. Пошарила по стенке, нашла выключатель… Уже при свете обнаружила в правом углу гаража строительную лестницу наверх и удивилась – зачем она там? Раздумывать было некогда, просто поднялась по ней и очутилась в недостроенном отсеке с башней. Взаперти. Комната была закрыта на ключ. Я лестницу осторожно за собой наверх подтащила и замерла. Пока меня искали, там отсиживалась. Потом, когда все стихло, спустилась назад… Думала, дождусь ночи, доберусь до Галы со Степаном и попрошу их помочь как-нибудь отсюда выбраться. Они порядочные люди. Отец к ним с уважением относился. Мне казалось, главное – до Москвы добраться, а там что-нибудь придумаю. Конечно, не следовало мне убегать. Но растерялась очень. Боялась, арестуют ни за что. Вот вам крест, – Дарина истово перекрестилась, – я никого не убивала! Ну подумайте сами, зачем мне это нужно?
– А мы уже уяснили, что это никому не нужно. Никто никого не убивал, – спокойно заметила Наташка. – Все сами мрут как мухи, начиная с твоего отца. Давай-ка начистоту: почему ты решила, что Серафиму убил именно он?
Дарина собралась было что-то сказать, но осеклась. Руки непроизвольно схватили с табуретки сумочку. Пару раз она ее открывала и тут же закрывала. На носу выступили капельки пота.
– Мой отец был хорошим, добрым человеком. Не верите…
Ее губы горько искривились при взгляде на наши физиономии.
– Не могу сказать, что мы жили достаточно обеспеченно, тем более что мама постоянно болела. Всю жизнь в коммуналке. И тем не менее отец каждый месяц перечислял своему другу, инвалиду, прикованному к кровати, весомую сумму. Иногда по просьбе отца я и сама посылала деньги на абонентский ящик этого друга. Причем отец даже не указывал свою фамилию. Не хотел, чтобы этот человек считал себя обязанным… А Серафима Игнатьевна всю жизнь держала отца на коротком поводке. До последнего времени. Не зря говорят, что от любви до ненависти один шаг. Но отец слишком поздно собрался его сделать. Вот…
