порадовать в день юбилея. Что ж…
— Значится, рано утром мы приезжаем по указанному адресу, — начал было Сгорбыш.
— Нет, — отрезала блондинка. — Там вам делать нечего. Вы начнете с офиса. Им же и закончите. Он директор крупного предприятия, территориально расположенного за МКАД. Обед, магазины, если он туда поедет, переговоры, вечерняя прогулка. У него есть собака. Я хочу собаку. И вы мне привезете все фотографии. Я хочу все. И негативы тоже.
Мы со Сгорбышем переглянулись. Она говорила, словно гвозди забивала. Это «я хочу» было из железа. Она приколачивала нас к доске своих желаний, которые оказались такими же плоскими и деревянными. Когда-то я тоже считал, что весь мир в моем кармане, но мне тогда не исполнилось и двадцати. У нее, похоже, более замедленное развитие. Она даже не обращала внимания на мои замечательные губы. Эта женщина фригидна. Цветок еще не распустился, как уже завял. На стадии бутона его хватил мороз. Еще бы! Ведь она живет со стариком!
— Что ж, это справедливо, — вздохнул Сгорбыш. — Вы получите все.
— Отлично! Вам заплатит фирма.
И она ушла.
— Ненавижу эту работу! — с чувством сказал Сгорбыш. — Помяни мое слово: будут проблемы.
Проблемы начались, как только мы добрались до офиса. Эта стерва прекрасно знала, что там проходная. Что на предприятие так просто не пускают. Они делали то ли пластиковые окна, то ли панели из пластика. А он оставался директором комбината, хотя вот уже десять лет как должен был находиться на пенсии.
Мы толклись у проходной в замешательстве. Эта работа стоила дороже. Мы не могли проникнуть на территорию. Видимо, блондинка хотела узнать, не состоит ли ее благоверный в связи с хорошенькой секретаршей.
— Да пошло оно все к черту! — махнул рукой Сгорбыш и развернулся спиной к воротам.
Но я сдаваться не привык. Эту стерву надо поставить на место. Как она сказала? У вас в фирме работают одни идиоты? Ну, я ей покажу идиота!
Я оставил Сгорбыша у проходной и отправился на переговоры с охранником. Журналистское удостоверение не произвело на него впечатления.
— Съемка на территории завода запрещена, — забубнил он. Чему тут удивляться? Их главная труба так дымила, что сюда давно уже должен был сбежаться Гринпис в полном составе!
— Кто выписывает пропуска?
— Надо личное распоряжение директора! — заявил охранник, видимо возненавидев мое удостоверение журналиста. — Вот если Сидор Михалыч разрешат…
Он ухмыльнулся. Сидор Михайлович и был тем человеком, которому мы готовили незабываемый подарок. Выражение лица у охранника говорило: а, ну-ка, отними! Есть дело директору комбината до каких-то там пройдох журналистов!
— Хорошо, — кивнул я. — Позвони ему и скажи, что его хочет видеть Леонид Петровский. Леонид Андреевич.
Я еще не представлял, как выкручусь. Но мне надо было во что бы то ни стало проникнуть на территорию. Тварь я дрожащая или чего-нибудь стою?
— Еще чего! Буду я ему звонить! — хмыкнул охранник.
— А кому?
— Секретарша все решает.
Есть! Жена его подозревает в связи с секретаршей!
— Ну, так соединяйся с ней!
Он хмыкнул и снял трубку телефона внутренней связи.
— Викуся, тут какой-то Петровский. Леонид Андреевич. К директору ломится. Чего говоришь? Ха-ха! — И мне: — Ждите. А лучше валите отсюда со своим напарником. Никто вас сюда не…
В этот момент запищал телефон. Охранник снял трубку, и лицо его вытянулось. Потом и сам он вытянулся в струнку:
— Есть! Так точно! Слушаю!
Он уставился на меня и подобострастно сказал:
— Проезжайте, пожалуйста. Сидор Михайлович вас ждут.
Я недоумевал. Что такое? Мое имя так широко известно, что открывает любые двери?
— Нас впускают, — сказал я Сгорбышу. — Будь начеку. Я буду обольщать директора и попытаюсь вытащить его из кабинета. А ты сделаешь снимки. Если фирма не отдаст нам пятьдесят процентов того, что им заплатила блондинка, я порву их на мелкие кусочки.
— Все понял, сынок. Ты — гений! — с восхищением сказал Сгорбыш.
Я еще не понял, гений я или идиот. И как теперь выкручиваться? В это время ворота перед нами открылись, и мы въехали на территорию комбината. Охранник махнул рукой, показывая, где можно припарковаться.
Мы шли к зданию, где был расположен офис, и Сгорбыш на всякий случай сделал несколько снимков. «Умно, — подумал я. — Если мы не натянем на фотоальбом, дополним портреты пейзажами. И пусть блондинка докажет, что юбиляру это неприятно».
В приемной нас ждала взволнованная секретарша. Я подумал, что так встречают министра, в крайнем случае его зама. Что произошло?
— Леонид Андреевич? — спросила она. Я кивнул.
— Вас ждут. Проходите, пожалуйста.
Я понял, что в кабинет директора войду один. Моя задача — вытащить его оттуда. Сгорбыш — мастер своего дела. Он изловчится, и нужные снимки будут у нас в кармане. Я решил придерживаться тактики «помолчишь — за умного сойдешь». Сидор Михайлович сам расскажет, почему он так рад меня видеть.
Итак, я вошел, а Сгорбыш остался в приемной. Из-за стола навстречу мне поднялся крепкий жилистый старик. Песок из него не сыпался, а по крепкому рукопожатию я понял, что эта рука в ладах с теннисной ракеткой. Предложить ему партию в теннис? Я умею красиво проигрывать, ничто не ценится больше.
— Рад, очень рад, — сказал Сидор Михайлович, крепко пожав мою руку. Я ожидал, что он спросит: «Какими судьбами?» Но он спросил:
— Как здоровье отца?
— Спасибо, он в добром здравии.
Сидор Михайлович посмотрел на меня с любопытством и сказал:
— А не похож! Нет! Не похож!
— Я похож на мать, — сдержанно ответил я.
— Как же, как же! Наслышан! Нуте-с?
Я растерялся. Надо объяснить причину моего визита. Он принял меня лишь потому, что знает моего отца. А кто ж его не знает? И что теперь делать?
— Я хотел пригласить вас в гости. Поддержать, так сказать, знакомство.
— А! — возбужденно сказал он. — А почему Андрей Валентинович сам не позвонил?
Андрей Валентинович Петровский, как вы уже догадались, мой папа. Я напряженно раздумывал, как объясню ему визит директора комбината и его жены. Особняк на Рублевке в десяти километрах — это еще не повод. И не наш уровень. Но Сидор Михайлович не дал мне ничего сказать. Вскочил и возбужденно прошелся взад-вперед по своему огромному кабинету:
— Понимаю. Все понимаю. Умнейший человек! Талантливый бизнесмен! А какой руководитель?
Он принялся нахваливать моего отца. Я согласно кивал. Потом рассыпался в ответных любезностях. Мол, комбинат процветает, на территории порядок, а секретарша — прелесть. Он осклабился:
— Что есть, то есть. Хорошо, жена не знает.
— Есть вещи, о которых женам знать не положено! — выпалил я.
— А сам-то? Женат? — подмигнул Сидор Михайлович.
— Нет.
— Что так?
— Жду подходящую партию.
