сразу же замыкался в себе. Но вида не показывал. Он ещё с раннего детства получил прививку против взрослой несправедливости и детской жестокости. Его, как самого младшего в семье Мартыновых, соотносили с братьями и сестрой. Так и говорили: «Этот Савва беленький тоже „того“, как и его родня», — и крутили пальцем у виска.
Сначала Савва сильно нервничал, даже пытался драться с обидчиками. Но потом понял, что лучший вариант — доказать всем, как они неправы. А для этого надо хорошо учиться, закончить институт и стать знаменитым, чтобы тебя все зауважали. Не знал он тогда, что быть знаменитым не очень красиво, но мечта детства была его путеводной звездой долгие годы жизни.
Тогда же он просто был мальчишкой, который поставил себе цель доказать всем, что он не тот, как о нем думают и как его видят. Со стороны это могло показаться бахвальством и раздражало многих взрослых, которые не могли взять в толк, чем берет этот паренек. Почему за ним всегда тянулся ореол таинственности и каких-то неординарных поступков — они не понимали, завидовали, а при случае мстили.
Добавила славы Савве стычка с самим Русаном — великовозрастным верзилой и местным авторитетом. Русана давно исключили из школы; он попал в колонию для несовершеннолетних за воровство. И вот теперь, вернувшись из зоны, стал он править местной молодежью. И если в школе были свои немногочисленные вожаки, то в вечернем посёлке бал правил Русан и его команда таких же, как он, хулиганистых ребят. На каждой улице свой «бугор», старший.
Савва жил не в сам
Всё случилось как-то вдруг. На одном из школьных вечеров Савва познакомился с очень милой, одетой в аккуратно подогнанную форму с белым воротничком девушкой из восьмого класса. Знакомые и друзья звали её Никой, хотя полное имя было Вероника — Вероника Смолина. Фамилия и имя как нарочно соответствовали её внешним данным: тёмно-рыжие вьющиеся волосы копной спадали до самых плеч и на концах были собраны в небольшие косички с бантиками, едва заметными из-за густоты волос и их завитушек. Смуглое от природы лицо, большие болотного цвета глаза, прямой носик и пухлые яркие губы на гордо посаженной голове и не по-девичьи слегка пышноватый торс. Вся её стройная фигура в скромной школьной коричневой форме с чёрным передником и вязаным белым воротничком свидетельствовала о её независимом характере.
Савва, когда увидел Нику, стоящую с подружками у стены актового зала, где проходил «Осенний бал» для старшеклассников, сначала не поверил, что бывает в реальной жизни такая красота. Он на минуту даже закрыл глаза от удивления, а когда открыл, увидел, что Ника обратила внимание на него; их взгляды пересеклись. Этого было достаточно, чтобы вспыхнула искра нового для них чувства, молниеносная волна из мелких частиц материи, именуемых материалистами электронами, а идеалистами и безбожниками — чувством, пронзающим сердца.
Улыбнувшись в ответ её взгляду, Савва сделал шаг вперёд и галантно пригласил девушку на танец. Ника словно всю жизнь ждала этого момента. Она тоже улыбнулась и шагнула ему навстречу. Волна новых ощущений захлестнула Савву. Он не помнил, как танцевал, хорошо или плохо, запомнил лишь лёгкое прикосновение её тела и нежный девичий запах. Ему показалось, что танец длился целую вечность, а он молчал, трепетно вдыхая терпкий запах её волос от слегка склонённой к его плечу головы.
Наконец танец закончился. Савва подвёл Нику к подружкам и едва слышно прошептал: «Спасибо». И когда Савва словно во сне подошёл к своей компании, за спиной он услышал хриплый прокуренный голос Женьки Жуковой из его класса:
— Вишь, каким робким прикидывается, прямо ангелок! Да не верь ему, Ника, он всех девок на своём 207-м километре перещупал, теперь до нас добирается.
Савва резко повернулся, чтобы дать отпор, но увидел только удаляющуюся спину Женьки и, встретившись с весёлым взглядом Ники, ничего не ответил, махнул рукой и ушёл из зала. Больше в тот вечер они не танцевали.
Савва, обидевшись на Жукову, весь вечер провел в своём классе, с такими же, как он, парнями без девушек. Они играли в шахматы, дурачились, скакали через скамейки от парт. В общем, делали вид, что им весело и девушки им нипочем не нужны. В класс вошёл Дизель. И язвительно заметил:
— На школьном балу нужно танцевать, а не мозги заряжать, — и многозначительно прошествовал от двери класса к своей комнатке, расположенной за столиком учителя и служащей лаборантской.
По дороге, остановившись у играющих в шахматы Саввы с Лёхой, Дизель хмыкнул, посмотрев на позицию чёрных:
— Проигрываем?
На что Савва ответил:
— Не думаю.
— Ну-ну, — опять хмыкнул Дизель и, зайдя за стол, хлопнул дверью лаборантской.
Ребята тихо вздохнули: чего бродит, чего вынюхивает? Кто-то из ребят подскочил к двери, за которой скрылся завуч, и, приложив ухо к двери, радостно прошептал:
— Ушёл через запасную дверь.
Савва, не отрывая глаз от шахматной доски, спросил:
— А чего шепотом-то?
В классе дружно загоготали, непринуждённая атмосфера снова завладела всеми. Несколько раз в класс заглядывали девчонки, как бы невзначай.
— Ребята, чего здесь сидите? Шли бы танцевать!
На что Колька Лукин, матершинник и хулиган, метко замечал:
— С кем танцевать? Не с вами же, кикиморами!
— Фи, — кричали те в ответ. — Кавалеры нашлись! В рваных носках! — больно уколов Кольку, вечно ходившего в заштопанных носках.
Заскочила и Женька Жукова с подругой Настей Волохиной. Та была жгучей брюнеткой с яркими выразительными глазами, похожими на чёрные оливки. Подойдя к своей парте, они уселись, словно не замечая ребят, и о чём-то стали шептаться. При этом обе дружно «взрывались» гомерическим смехом через каждые две-три фразы, сказанные друг другу на ушко.
— Нельзя ли потише? — недовольно спросил Лёшка Гринин, усиленно обдумывая вдруг осложнившуюся партию с Саввой.
— Класс не купленный тобой, а наш. Что хотим, то и делаем, — не прерывая своего шептания ответила Женька. — Ехали бы к себе на 207-й и играли бы там под стук колес, — добавила она, и обе подружки снова залились смехом.
Савва поморщился и предложил ничью. Лёшка посмотрел на него:
— Ты же выигрываешь?!
— Да ладно, все равно не дадут спокойно доиграть.
— Ладно, — согласился Лёха. — Ничья меня устраивает.
И пожал Савве руку. Но Женька словно ждала этого момента. Она вдруг повернулась всем корпусом, и её красивое личико скривилось в гримасе:
— Не радуйся, Гриня, это он со страху проиграть ничью предложил. Он всегда так — где трудно, оттуда бежит.
Савва аж весь изменился в лице. Он побледнел, голубые глаза сделались тёмно-синими. С ним всегда так бывает, когда нужно что-то решительное сделать. Но Лёшка схватил его за руку:
— Савва, да брось ты её, дуру! Она ничего другого и не умеет, кроме как пакости говорить, — и, взяв Савву под руку, потащил его к двери. — Пойдём, подышим свежим воздухом.
— Давайте, дуйте! — послышался за их спинами голос Жени Жуковой и смех Настасьи Волохиной.
Выйдя на крыльцо школы и вдохнув свежего октябрьского воздуха, Савва успокоился. Посмотрел на
