Шаммахит проследил за тем, как они улеглись под навесом, сам еще раз прошел вокруг, посыпая землю заранее запасенной золой («Чтобы пауки не лезли», — пояснил он), и только потом сам забрался в укрытие. Действие дурмана не заставило себя ждать. Верхний слой навеса еще только начинал раскаляться, а все путники уже впали в тяжелое забытье.
Они начали приходить в себя, когда солнце уже зависло над горизонтом как бумажный красный суртонский фонарь.
— Ну и травка, мать ее… — просипел Сыч, с трудом приподнимаясь на локте и из последних сил подавляя протесты своего желудка. — И что, так теперь каждый день?!
Ответом на его вопрос послужили слабые стоны Арколя, пытающегося выползти из-под навеса прямо на животе на манер земляного червя. Ар-Раби проснулся раньше всех и, подняв лошадей, принялся помогать спутникам.
— Ничего, первые дни самые тяжелые. Потом привыкнете, голова болеть перестанет… Ничего не поделаешь. Без дурмана нам не обойтись, никому не выдержать полуденной жары в полном сознании, даже и в укрытии. Кровь свернется, если ее не угомонить. Сыч, помоги мне поднять Хэлдара.
Эльф перенес действие дурмана тяжелее всех; как, впрочем, и саму пустыню тоже. Ему единственному ар-Раби увеличил порцию воды. Получив строжайшее предупреждение от проводника ни в коем случае не утаивать от него недомогания («Знаю я вас! Предпочтете помереть, пыжась от гордости, чем признаться в слабости!»), эльф честно и спокойно отвечал на вопрос о самочувствии: «Хуже еще не бывало».
Еще до полного захода солнца он напомнил друзьям о полученной им карте. Ее достали, развернули — и ахнули. Карта была вышита золотом, черным, красным и белым и поначалу показалась похожей более на причудливый узор. Но, приглядевшись, проводник рассмотрел на ней знакомые очертания.
— Вот это — и его палец провел извилистую линию вдоль черного лепестка, — это похоже на восточную окраину. Это явно Неделя Солончаков — и он указал на семь неровных красных пятен.
Ар-раби еще долго рассматривал карту.
— Странно, — сказал он, отдавая ее эльфу, — кажется, что это и не карта вовсе. Поначалу я подумал, что Пьющий Песок пошутил… это вполне в его духе. Его шуток не понимает никто, кроме него самого. Больше на цветы похоже. А приглядеться — и впрямь карта, причем отличная. Если бы не ней еще и источники были… — и он вздохнул.
После первых трех дней пути, когда каменистое плоскогорье осталось за спиной, начался обширный песчаный участок, протянувшийся до самого горизонта. На закате четвертого дня пути ар-Раби принялся искать воду. Им повезло — совсем рядом с их стоянкой нашелся священный знак обо — высокая жердь, увешанная костяными погремушками и увенчанная лошадиным черепом. В трех шагах от нее был источник, укрытый от солнца маленьким куполом, сложенным из камней. Размотав длинную веревку, связанную из многих узких кусков кожи, небольшим кожаным же ведерком натаскали воды, напоили лошадей, наполнили фляги и бурдюки.
— Как получилось, что ты остался при этом ремесле? — поинтересовался Сыч у ар-Раби. Они шли, ведя коней в поводу, давая им возможность отойти от действия дурманных трав. К этому времени трое новичков начали привыкать к новому порядку дня, и даже начали разговаривать.
— Скорее это оно оставило меня при себе, — шаммахит протянул орку пригоршню сухих слив и продолжил, — вот, начинай свой завтрак. Мой первый поход был на редкость удачен, из отряда выжила почти половина, и я в том числе. Добычей со мной поделились по справедливости, и я смог сразу же купить себе дом в Шибальбе и завести собственную конюшню. Покупать для каждого похода лошадей у барышников — сплошное разорение, своих держать дешевле, опять же подбираешь сам: ближний путь — можно и слабых взять, не страшно, а как сейчас — самых лучших пескам скормлю.
Ар-Раби на ходу раздал эльфу и магу их порции сушеных морщинистых ягод. Те взяли их и без особого удовольствия принялись жевать.
— И, раз уж удача улыбнулась мне здесь, я счел за благо остаться и продолжить столь удачно начатое. Несколько раз попадался, не без этого, но она — и шаммахит улыбнулся, оглядывая пустыню, — всякий раз отпускала меня. Полуживого, обожженного, готового умирать — отпускала… Да и к травам я привык, вне пустыни их никто не употребляет, а здесь без них не выжить. А мне уж очень хорошо спится после двух-трех стебельков.
Тут он прервался и приказал всем остановиться. Усевшись на песок, его спутники ждали воды. Ар- Раби сам определял, сколько кому полагается драгоценной влаги, сам делил ночную норму на порции и никому не приходило в голову поспорить с ним.
Прошла первая неделя дороги; потом еще одна, и еще. Они просыпались поздним вечером и начинали ночной переход, еще не полностью очнувшись от действия дурмана, — шли в оцепенении, похожие на вереницу душ умерших, шествующих к месту успокоения. Потом, когда всходила луна, и ее серо-серебряный свет разбавлял холодный темный воздух ночи, путники приходили в себя настолько, чтобы остановиться и поесть, ощущая вкус вяленых фруктов и кусочков темно-коричневого сахара, сваренного с молоком. Иногда даже разводили костер, наломав колючих, толстых веток кустарника, стелющегося по земле. Они шли всю ночь напролет, не спеша и почти не отдыхая. Рано утром останавливались, ар-Раби находил место для дневного убежища, и, раздав спутникам утреннюю порцию воды, торопил их с устройством дневки. Сменяя друг друга, они выкапывали яму («братскую могилу», как мрачно шутил орк), расстилали полотно, укрывали лошадей. И ложились рядом, на сухую мертвую землю, не пахнущую ничем, не теплую и не холодную, безучастно жесткую… Закрывали глаза и впадали в тяжкое забытье, без снов и грез, каждый раз не зная — настанет ли пробуждение.
Путешественникам удалось преодолеть песчаный лабиринт, почти не заплутав в барханах, похожих друг на друга как две песчинки — исключительно с помощью карты и, как ни странно, интуиции эльфа, который, преодолев оцепенение первых дней, смог неплохо ее читать. Арколю и ар-Раби удавалось находить источники воды, когда иссякали ее запасы. Они прошли мимо солончаков, миновали несколько бессточных котловин, где столетиями тлела в неподвижности горько-соленая вода. На берегу последней из котловин пали три из шести лошадей: придя в себя повечеру, они, не дожидаясь пробуждения хозяина, спустились к воде… там их ар-Раби и нашел.
— Помнишь Нильгау, ар-Раби? — голос Сыча стал немного ниже и тяжелее, но держался он поразительно — казалось, его выносливость не имеет предела. — Там от слякоти не знали куда деться, все хлюпало и скользило…
— А здесь того и гляди глаза усохнут и вывалятся, — буркнул Арколь, — не знаю как вы, а я этим скотинам почти завидую — напились досыта и издохли счастливыми… — еще прошлой ночью маг жаловался на несильную боль в животе и, судя по тому, как он кривился и бледнел, лучше ему не стало.
— Лично я издыхать пока не собираюсь и тебе не советую, мэтр, — орк протянул руку, чтобы дружески хлопнуть мага по плечу, но в этот момент Арколь так резко вздрогнул, будто его ударили, и упал. К счастью, судороги оказались несильными и скоро закончились, друзья даже не успели как следует испугаться.
