Придя в себя и открыв глаза, я увидела склонившегося надо мной сторожа. Мистер Тревис и учитель музыки прижали меня к полу, в то время как миссис Во разговаривала по сотовому телефону. Я кричала и пыталась встать, но все было без толку.
Сторож наклонился прямо ко мне через мистера Тревиса.
— Ну, теперь ты со мной поговоришь, девочка, не так ли? Ведь бежать ты уже не можешь.
Я билась, пыталась ударить сторожа, отбросить учителей. Но они лишь крепче держали меня. Как сквозь туман я слышала слова миссис Во, что помощь уже в пути. Сторож придвинул ко мне свое лицо, вновь изменившееся на ту ужасную расплавленную маску. Находясь в такой непосредственной близи, я смотрела прямо в его практически выпавший глаз.
Я прикусила язык, чтобы не закричать. Кровь заполнила рот. Чем больше я боролась, тем сильнее меня держали учителя, заламывая мне руки. Боль пронзила все мое тело.
— Разве вы его не видите? — кричала я. — Он же тут. Пожалуйста. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Уберите его подальше от меня. Уберите его!
Но они не слушали. Я продолжала бороться, спорить, но они все держали меня, не давая пошевелиться, а обгоревший человек все насмехался надо мной.
Наконец, в комнату вошли двое мужчин в униформе. Один помог учителям держать меня, в то время как другой встал за спину вне моего поля зрения. Пальцы сжали мое предплечье.
Я почувствовала укол. Лед разлился по венам.
Комната поплыла перед глазами. Затихая, сторож потускнел и исчез.
— Нет! — кричал он. — Я должен поговорить с нею. Разве вы не понимаете? Она может слышать меня. Я только хочу…
Его голос исчез, едва медработники положили меня на носилки и подняли. Качаюсь… как слон. Я однажды каталась на одном, в детстве, когда была с мамой в зоопарке. Мой разум предался воспоминаниям: мамины руки вокруг меня, ее смех…
Яростный крик сторожа прорезался сквозь мои воспоминания.
— Не забирайте ее. Она нужна мне!
Качается. Слоник качается. Мама смеется…
Глава 4
Я СИДЕЛА НА КРАЮ больничной койки и пыталась убедить себя, что все это просто сон. Это было лучшим объяснением того, что происходило вокруг меня. Я могла бы написать здесь «
Тетя Лорен сидела рядом, держа меня за руку. Мой взгляд скользил по плавно проходящим по коридору медсестрам. Проследив за моим взглядом, тетя поднялась и закрыла дверь. Сквозь пелену слез я смотрела на нее и представляла маму. Что-то оборвалось внутри меня; я вновь была шестилетней девочкой, сидевшей съежившись калачиком на кровати и оплакивающей мать.
Жесткое и колючее покрывало царапало сухую кожу моих рук. В комнате было так жарко, что от каждого вдоха мое пересохшее горло сжималось. Тетя Лорен дала мне немного воды в прохладном стакане, и, не смотря на металлический привкус жидкости, я ее выпила.
— Психушка, — сказала я. Казалось, что стены выжали эти слова из меня, и, как павильон звукозаписи, поглотили их, оставив один лишь спертый воздух.
— Боже мой, Хлоя, — она достала платок из кармана и вытерла нос. — Ты хоть знаешь, сколько раз мне приходилось говорить пациенту, что он умирает? Но сейчас мне гораздо труднее.
Она встала передо мной.
— Я знаю, как сильно ты хочешь поступить в Калифорнийский университет[15]. Это единственный оставшийся путь, милая.
— Это папа?
Она помедлила. Я знала, что тетя хотела бы обвинить во всем его, так и не простив за отказ отдать меня к ней на воспитание после смерти мамы. Она хотела избавить мою жизнь от домработниц и пустых квартир. Тетя Лорен также не простила ему ночь, когда мама умерла; и не имело значения, что их машину задели, что виновник происшествия скрылся — отец был за рулем, и, значит, ответственен за происшествие.
— Нет, — наконец сказала она. — Это из-за школы. Если ты не проведешь две недели под надзором в лечебнице, то это происшествие войдет в твою постоянную характеристику.
— Что пойдет в мою характеристику?
Ее пальцы сжали ткань.
— Это… — Она прервала себя. — Это политика 'нулевой терпимости', — тетя Лорен просто выплюнула из себя эти слова с интонацией гораздо более выразительной, чем когда она произносит проклятия.
— Нулевой терпимости? Ты имеешь в виду насилие? Н-н-но я не…
— Я знаю, что ты ничего не сделала. Но им так проще. Ты дралась с учителем. Тебе нужна помощь.
В доме. Для сумасшедших детей.
* * *
Той ночью я просыпалась несколько раз. Проснувшись во второй раз, я увидела, что отец стоит в дверном проеме и наблюдает за мной. В третий — он сидел около кровати. Увидев, что я не сплю, он наклонился и неловко погладил меня по руке.
— Все нормализуется, — пробормотал он. — Все будет в порядке.
Я провалилась обратно в сон.
* * *
На следующее утро мой отец все еще был рядом: с уставшими глазами, более глубокими морщинами вокруг рта — не таким я его помнила. Прилетев из Берлина, он всю ночь бодрствовал около меня.
Не думаю, что папа вообще когда-нибудь хотел детей. Но он никогда не говорил мне этого, даже в гневе. Независимо от того, что тетя Лорен думала о нем, отец делал для меня все, что в его силах. Он просто не знал, как со мной обращаться. Я как щенок, оставленный ему любимым человеком. Он изо всех сил пытался все сделать правильно, хоть и не любит собак.
— Ты перекрасилась, — сказал он, когда я села в кровати.
Я собралась с духом. Когда ты с криком бежишь через всю школу, после того как покрасила волосы в женском туалете, первое, что все говорят — ну, после того как заканчивают с лекциями на тему 'воплей на всю школу', это: '
— Тебе нравится? — спросил отец через минуту.
Я кивнула.
Сделав паузу и почесав горло с проступающей щетиной, он неестественно рассмеялся.
— Ну, этот вариант я бы не выбрал, но выглядит неплохо. Главное, чтобы тебе нравилось. Думаю, тетя Лорен уже рассказала тебе о лечебнице. Похоже, она нашла подходящую. Маленькая и частная. Не могу сказать, что я в восторге от этой идеи, но это всего лишь на несколько недель….
* * *
Никто не говорил, что со мной не так. Они заставили меня побеседовать с коллегией докторов, пройти несколько тестов, и я точно могла сказать, что они прекрасно понимали, в чем дело, просто мне не хотели говорить. Это значит дело плохо.
Не впервые я видела людей, которых не существовало в реальности. Именно об этом тетя Лорен и
