— Семен Михайлович! Где я — то буду? Имей в виду — ни в какой отряд не пойду. Я — в армию!
— Постой, постой, дойдет очередь и до тебя.
В палатку продолжают собираться командиры. Все слушаем, нервничаем, ничего не понимаем.
Но вот Коротков поворачивается ко мне:
— Высказывай мнение, — говорит он, — согласен ли с этим списком командиров соединения? Какие имеешь предложения? Как видишь, командиром Сталинского отряда — Костеневич. Кого полагаешь на свой, Чапаевский?..
— Как это Чапаевский?
— Кого назначить командиром? — раздраженно повторяет Коротков.
Тут уж я не выдержал:
— Ничего, — говорю, — не понимаю. Кажется, меня еще не снимали. А разве наши отряды будут сохранены?
— Ты что не знакомил еще командиров с радиограммой? — обратился тут Коротков к Новикову.
— Нет, только собрались. Я думал сразу всех.
— Так что ж, давай, а то ж люди не понимают.
И мы выслушали текст только что полученной из Москвы радиограммы.
Все в ней было прямой неожиданностью.
Для работы в советском тылу на освобожденной Черниговщине остаются члены обкома и советские, партийные и хозяйственные работники.
Соединение черниговских партизан имени Попудренко будет продолжать боевую деятельность в тылу врага, по новым указаниям Штаба партизанского движения.
— Завтра вы должны уйти не менее чем на сорок километров, — тут же, не давая опомниться, сказал Короткое. — Сейчас соединению необходимо оторваться от Красной Армии и всячески препятствовать переправе отступающего через Днепр врага.
— Как мы? — не понял кто-то. — А обком?
— Обком через два часа перестает быть подпольным. С нами здесь, в Гулино, останется человек сто пятьдесят. Вы же все.
Тут уже народ в палатке зашумел, загудел и что-либо понять стало окончательно невозможно.
Хорошо, обком остается. Соединение уходит. Но кто теперь поведет все отряды?
Наконец, кто остается, кроме членов обкома? «Кто уходит? Где списки? Будут ли считаться с личными желаниями?
Не понимал ничего по-прежнему и я. Почему меня спрашивали о командире отряда Чапаева? Значит, меня оставляют в советском тылу? Но это же несправедливо! Все знают, что я хотел продолжать воевать, да я и больше пользы принес бы на фронте. Все же опыт имею.
Чтобы разом внести полную ясность и всех успокоить, нам зачитали выработанный уже в Москве и дополненный здесь список лиц, остающихся на гражданской работе. Конечно, кроме Короткова, Новикова, Петрика, Капранова, Днепровского, тут были и командиры отрядов Водопьянов, Козик и другие. Меня в этом списке не было.
— Шум в палатке немного поулегся. Я не без горечи спросил у Новикова: — Вижу, Семен Михайлович, обо мне везде забыли. Ну, я в тыл не просился — не обижаюсь. А вот почему у меня хотят Чапаевский отряд отобрать? Коротков вон спрашивал, кого я порекомендую.
— Потому, — невозмутимо ответил мне Новиков, — что есть решение обкома назначить тебя командиром соединения.
Что это была за ночь! Когда я вышел из палатки штаба, оказалось, что весь лагерь не спит. Все взволнованы, расспрашивают друг друга, ждут, когда покажутся командиры.
— В нашем распоряжении только один день, — отвечал я людям. — Завтра ночью — в новый путь.
Боевая жизнь соединения черниговских партизан имени Попудренко продолжается.
