— Не забывайся, — приструнил Егор. — Думай, о чем говоришь.
— Извини. — Гена — само смирение, но глаза диковато сверкнули, еле успел опустить. — Так я пойду?
— Спасибо за тачку.
Егор сделал круг по Москве, спустился к Парку культуры и по двум проспектам — Ленинскому и Вернадского — вернулся на набережную. Его опыт вождения был невелик: перевозки товара по окрестностям Федулинска — на «жигулях», а позже на «фольксвагене», но он оценил мягкую податливость мощной машины.
Припарковался на платной стоянке отеля, охраняемой боевиками с автоматами в пятнистой маскировочной униформе. У того, кто дал талон, поинтересовался:
— Как у вас тут, не шалят?
— Что вы, как можно, — удивился пехотинец.
— Для меня машина дороже сестры, — авторитетно пояснил Егор.
— Это мы понимаем. Ничего, устережем. Отдыхайте спокойно.
В номере проверил сейф, потом открыл холодильник, долго изучал содержимое. После некоторых колебаний наложил на тарелку ветчины и немного маслин, прихватил пару банок английского пива. Уселся перед телевизором, дожидаясь, когда веки начнут смыкаться. Раньше ложиться не имело смысла: мысли полезут в голову, а он не хотел ни о чем думать.
С телевизором за те два года, что он его не смотрел, произошла какая-то важная перемена. Ни по одной программе, сколько ни щелкал, не услышал внятной русской речи. То есть отдельные слова прорывались, но не несущие смыслового содержания. В американских боевиках, которые крутили по двум программам, и в мыльных операх (по трем) — это еще было понятно, но когда наткнулся на новости — обнаружил то же самое: развязная девица с огромным декольте и накрашенная, как «Барби», бойко строчила по-английски с добавлением в особо эмоциональных местах отечественного сленга. Воспитанный в ранней юности уже на американской культуре, Егор из радостного щебетания дикторши кое-как уяснил, что в Москве за последние сутки произошло два новых взрыва в метро, прорвало канализацию на Манеже с выбросом на поверхность пяти мощных гейзеров (гейзеры показали, это впечатляло), а также на улице Сеченова обнаружили в мусорном баке несколько расчлененных детских трупиков, отчего у милиции возникло подозрение, что в городе снова объявился серийный маньяк по кличке «Чемберлен», которого, по данным того же МВД, казнили в прошлом году. Расчлененку демонстрировали, заводя камеру с разных направлений и со смаком укрупняя ракурс. Как раз на этом месте Егора, застывшего не донеся банку с пивом до рта, вывел из легкого шока стук в дверь. Егор крикнул: «Открыто!» — и в номере появился утренний коридорный в смокинге, пожилой и благообразный.
В гостиную не вошел, топтался на пороге.
— Объясните, пожалуйста, — попросил Егор, ткнув пальцем в экран, где в стоп-кадре застыла изуродованная детская головка. — Что это?
— Это телевизор, — сказал коридорный. — Если желаете, заменим на более крупный экран.
— Я не про то. Почему они все говорят по-английски?
Коридорный, в свою очередь, озадачился и сделал два шага вперед. Внезапно его печальное лицо прояснилось.
— Понимаю. Не всем гостям нравится. Администрация уже позаботилась об этом. Ведутся переговоры с немецкой фирмой «Телефункен». О подключении ихнего канала.
— А если я хочу послушать чего-нибудь по-русски?
— Шутите? Зачем вам это? Ничего хорошего все равно не скажут. Матерщина одна.
— И то верно. — Егор вырубил экран. — Вам-то что нужно?
Коридорный встрепенулся, на губах возникла добрая улыбка, как у старого моржа.
— Наш отель располагает большим набором услуг для развлечения гостей. Особенно если кто желает остренького… В мои обязанности входит ознакомить, так сказать… В прейскурант, сами изволите понимать, некоторые услуги не вписаны.
— Из-за налогов?
Коридорный склонился в легком поклоне.
— Имеет место и это, зачем скрывать… Так что ежели есть желание…
— Перечислите, пожалуйста.
Вместо перечисления служитель неожиданно хлопнул в ладоши, и в полуоткрытую дверь впорхнули две совсем юных девчушки в коротеньких черно-белых гимназических платьицах, за ними прибежал мальчуган лет десяти, рыжий, шустрый и голубоглазый. Вся троица под внезапно загудевшую откуда-то сверху музыку исполнила быстрый зажигательный танец и застыла посреди ковра в позе раскоряченных лягушек. Шесть наивных детских глаз уставились на Егора с непонятной, трогательной мольбой. Он судорожно допил пиво. Спросил:
— Это что?
— Наша фирменная ночная услуга, — отрекомендовал коридорный вдруг задорно зазвучавшим голосом. — Трио бандуристов. Разумеется, на любителя… Ежели, допустим, легкая бессонница, усыпят кого угодно.
— Кыш! — Егор махнул рукой, отгоняя наваждение. Детишек будто ветром сдуло.
— В принципе, — не смутившись продолжал коридорный. — Дамский товар держим на любой вкус, самый взыскательный. Любой комплекции, а также национальной принадлежности. Цены ниже средних. За барышом не гонимся. Нам главное, удовлетворить гостя.
— У меня невеста, — сказал Егор. — Мне женщины ни к чему.
— И это поправимо, — коридорный уже передвинулся в центр гостиной, глубокомысленно хмурился, превратившись из обыкновенного изворотливого гостиничного клерка в серьезного, философски настроенного человека, готового угодить не только делом, но и советом. — На цокольном этаже прекрасное казино, с приличными ставками. Отбор гостей только положительный. Никакого уличного сброда, за этим строго следим… Имеется сауна, бильярдные, клуб холостяков, а также морозильник.
— Морозильник?
Служитель неожиданно хихикнул в кулачок, стушевался и движением бровей вернул на лицо выражение глубокой, доброжелательной озабоченности.
— Не уверен, что вам это подойдет.
— И все же… Что такое «морозильник»?
— Там опять дамы… Немного садизма, немного хорошей музыки и вина. Все пристойно, без перебора. Летальных исходов не зарегистрировано. Во всяком случае, в этом месяце.
— Скажите, пожалуйста, уважаемый, вы где работали до отеля?
Вопрос оказался для коридорного неприятным, он гордо вскинул голову.
— У вас, извиняюсь, какие-то претензии?
— Чистое любопытство. У вас речь характерная, нравоучительная.
— Да, представьте себе, служил директором одной из московских школ. И не стыжусь этого.
— Чего же тут стыдиться, — удивился Егор. — Я сам давно ли мечтал быть студентом… Что ж, спасибо за информацию, но мне сегодня ничего не надо. Лягу спать.
— То есть никаких распоряжений?
— Совершенно никаких.
Бывший директор, похоже, растерялся, с минуту еще маячил в гостиной, качая головой и бессмысленно разводя руками, и лишь затем, пожелав спокойной ночи, удалился.
— Пока не повидаю Анюту, ничего делать не буду, — упрямо сказал он Мышкину, который сидел перед ним, развалившись в кресле, как на нарах, скрестив нога, бодрый, улыбающийся.
Час назад Мышкин ввалился в номер, разбудив Егора дубовым стуком в дверь. Егор открыл полусонный, накинув халат на голое тело, — и едва признал гостя. На Мышкине был ослепительно-желтый парик, половину рожи закрывали роскошные, тоже рыжие и явно приклеенные усы, только по родному
