Людей было много, они прибывали и прибывали и это зрелище — наполняло сердце старого шейха радостью. Он снова чувствовал себя молодым и сильным, он подпитывал свое старое сердце неукротимой энергией толпы. Вот — его дети. Вот — истинные правоверные! Не те, кто изобретает лживые отговорки, чтобы сидеть с сидящими. Правильно сказано в шариате: лучший из людей тот, кто едва услышав пронзительный крик человека, встретившегося с кяффиром или клич призывающий на битву — бросает все дела, хватается за гриву коня[31] и мчится во весь опор.
Они не будут ждать. Они не соблазнятся лживыми посулами. Они не будут молчать и трусливо прятаться по подпольным молельням, совершая намазы без веры в сердце. Вот они! Перед ним! Как только он бросил клич — они оставили в стороне все дела, и пришли, они — перед ним! У многих — оружие в руках, а у тех, у кого нет — нетрудно добыть, Инша Аллах. Они сокрушат и псов — военных и презренных яхудов — всех! Да, они войдут в Аль-Акс[32]! Именно они — войдут. Их поколение — прогневало Аллаха своим приспособленчеством, трусостью, слабостью, любовью к жизни и отвращением к шахадату. А они — войдут, они чисты и Аллах дарует им победу.
Но и он — кое что может. Он стар и уже не может сам пойти в бой. Но он может дать этим молодым людям правильный хизб. Хизб честности, жертвенности и веры. И тогда… о, Аллах, сокруши куфр. О, Аллах, уничтожь яхудов! О, Аллах, унизь харбиев!
Людей было столько, что они заняли всю улицу. И все равно — они прибывали и прибывали. Из толпы — неслись уже гневные выкрики и угрозы.
Шейх поднялся. Он не написал ничего — все, что он должен был сказать, было у него в голове. За ним — запишут другие…
— О шейх… — сказал Салман, увидев, куда он хочет идти — это опасно. Харбии только и ждут, чтобы вы показались на людях. Там очень опасно. Можно выставить мегафоны и читать хутбы из здания…
Конечно же, телохранитель не унизил шейха требованием надеть бронежилет — пусть харбии таким образом спасаются от огня, который им, все всякого сомнения, уготован.
Шейх внимательно просмотрел на своего телохранителя. Он выполнял свою работу, а он — должен был выполнить свою.
— Поистине, Аллах, лучший из защитников. Мне нечего бояться…
Для шейха — приготовили место для выступления. Чтобы все его видели — ему пришлось показаться на последнем этаже здания, иначе никак. Раму сняли, чтобы не мешала. Выступление — транслировалось на мощные динамики минарета, с которого обычно раздавались слышимые всему городу азаны — и одновременно — на два мегафона, чтобы лучше было слышно тем, кто на улице. Толпа, вооруженная и невооруженная — приветствовала шейха слитным ревом и выкриками.
Шейх поднял руки. Он был весь в белом.[33]
— Дети мои — загремело из мегафонов — те, кого еще не постиг гнев Аллаха за трусость и лицемерие! Будущее нашей многострадальной страны — в ваших руках! Будущее всех исламских земель — в ваших руках! Будущее таухида — в ваших руках! Аллах с нами!
Толпа взревела
— Долгие годы мы проявляли трусость и мирились с существованием государства яхудов на землях, которые по праву принадлежат мусульманам, правоверным! Многие годы мы мирились с тем, что неверные захватили власть в нашей стране, изучали и убивали правоверных, правили не по шариату, преследовали, приглашали в страну неверных, разлагали умму и отбивали от нее тех, кто нетверд в вере! Можем ли мы это дальше терпеть, я спрашиваю у вас!
— Нет! — взревела толпа как один человек, и от этого крика дрогнули стекла.
— Солдаты и офицеры, сыны свиней и помойных шавок повернули оружие против уммы, против завоеваний революции! Они спелись с харбиями, с яхудами, они хотят продать нашу страну жидам! Будем ли мы это терпеть!
— Нет!!!
— Хвала Аллаху, вы — передо мной! Вы — не несете нашего греха, греха смирения, лживости и лицемерия! Вы — это будущее ислама, Аллаху Акбар!
— Аллах Акбар!!!
— Долгое время мы страдали от слабости и лицемерия, от разобщенности в умме! Опасаясь за свои презренные жизни, боясь обменять их на блаженство рая на пути Аллаха, мы придумали лживое заблуждение — джихад кифайя! Это значит, что в джихаде могли участвовать не все правоверные, а только те, кто хочет — а остальные могли сидеть с сидящими, оправдывая трусость таклидом[34]! Аллах тяжело покарает за трусость нас, наш иджтихад [35] был далек от совершенства. Самые разложившиеся из нас равняли себя с первыми последователями пророка, храня в душе вахн[36]! Гореть нам за это в адском огне. Но не вам, Инша Аллах!
— Аллах Акбар! Аллах Акбар! — заорали снизу.
— Пусть Аллах будет свидетелем моим словам, сегодня я объявляю: нет никакого джихада кроме джихада фард айн[37]! Нет никакого пути Аллаха, кроме того, по которому должен следовать каждый из мусульман, если боится гнева Аллаха! Нет никакого другого пути в рай, кроме принятия шахады! Мост ждет нас! Только праведные пойдут по нему, Инша Аллах!
— Здесь и сейчас я говорю вам: нет больше никаких причин откладывать! Смерть презренным псам, взбунтовавшимся против самого Аллаха! Смерть каждому из них! Смерть их семьям, их женам и их детям, потому что они — из числа их отцов!
Толпа восторженно взревела, раздались выстрелы в воздух
— Смерть яхудам! Ни один мусульманин не может сказать, что он выполнил то, что должен был, пока на земле Ислама существует хоть один яхуд! Они — худшие, они — не люди! Убейте их всех! Убейте до последнего человека! Убивайте их, где найдете! Не дайте уйти ни одному из них! Аллах Акбар! Аллах Акбар!
— Здесь и сейчас — я объявляю джихад всем…!!!
Тяжелой, весом в семьсот пятьдесят гран пуле потребовалось совсем немного времени, чтобы найти цель. Несколько секунд, не более. Несмотря на то, что выстрел был точно рассчитан — пуля все же пошла правее, подчиняясь непредсказуемым над городом ветрам и вихревым потокам, и попала не в область сердца, а правее, едва не оторвав руку новоявленному пророку. Сила удара была такова, что пуля пробила тело шейха насквозь, пробила насквозь и тело стоящего за ним телохранителя, ударила в стену и только тогда остановилась. Убитый телохранитель упал — а остальные бросились вперед, чтобы поддержать шейха. И от усердия — получилось так, что он выпал в окно, смертельно раненый, прямо в руки толпы.