В трудные времена они могут к тому же еще и молиться.
Такие люди, возможно, рассуждают не так, как наш азартный Бог, но похожие базовые принципы лежат в основе и их поведения: на всякий случай лучше сохранять минимальную преданность Богу. Так рассуждает не только страховой агент, но и азартный игрок на это не требуется много времени и усилий, но это может спасти вашу душу.
Делать ставку имеет смысл, только если действительно существуют два варианта, но их, разумеется, нет. Существует множество богов, в которых можно верить, и множество способов поклоняться им. Евангельские христиане, к примеру, считают, что вы отправитесь в ад, если не примете Иисуса Христа как своего Спасителя. Поэтому, если вы сделаете свою божественную ставку на ислам, индуизм, сикхизм, джайнизм, буддизм, иудаизм, конфуцианство или любую другую религию, вы все равно проиграете, если Христос окажется Царем Небес.
Ставки, конечно же, остаются теми же самыми: одним из возможных последствий за неправильно сделанный выбор является вечное проклятие. Но проблема сейчас состоит в том, что вы не можете уберечься от этого очень маловероятного варианта, потому что, если вы выберете неправильную религию, вы все равно будете прокляты. Вы, вероятно, можете подумать, что любящий всех Бог не осудит людей на ад за веру в неправильную религию, поэтому сойдет любая религия. Но такой добрый и снисходительный к ошибкам Бог, конечно же, не осудит на вечный огонь и атеистов.
Единственный Бог, от которого следует защищаться, — это Бог-фундаменталист, и данные указания действительны только в отношении очень конкретного божества.
Кроме того, странно, что Бог, который способен обозревать самые потаенные уголки наших душ, примет веру, основанную на таком узком и расчетливом своекорыстии. Со временем, возможно, вы начнете верить по-настоящему, а не просто делать вид, что вы верите. В религиозном поклонении совершенство приходит с практикой.
Но Бог все равно распознает неискренность, которая мотивировала вашу веру, и воздаст вам по заслугам.
Поэтому на самом деле ставки нужно делать более осторожно. Либо вы выбираете веру в одного особенно мстительного и сурового бога, который повелевает верить лишь в одну фундаментальную религию, а не в множество соперничающих с ней верований; либо вы выбираете веру в то, что нет никакого бога или что он не настолько эгоистичен (самовлюблен), чтобы требовать от вас верить в него до того, как он даст вам возможность спастись. И даже если вы поставите на злобного бога, останется еще много богов, которым очень не понравится то, что вы выбрали не их.
Делание ставок в конечном счете оказывается бессмысленным занятием.
Смотрите также
24. Квадратный круг
45. Невидимый садовник
58. Божественное повеление
95. Проблема зла
79. Заводной апельсин
Министру внутренних дел дали недвусмысленно понять, что его план был «политически неприемлемым». Но простая схожесть этого плана с тем, что было описано в дистопическом произведении одного из известных писателей, еще не была причиной сразу же от него отказаться.
Как и во время процесса Людивико, описанного в книге Энтони Берджеса «Заводной апельсин», в ходе новой программы «Лечение посредством выработки условно-рефлекторной реакции отвращения к совершению преступлений» (ЛПВУРОП) рецидивистов проводили через неприятные, хотя и непродолжительные процедуры, после которых у них возникало отвращение от самой мысли о совершении тех преступлений, которые они совершали раньше.
Министру внутренних дела эта ситуация казалась не просто выигрышной, а очень выигрышной: выигрывал налогоплательщик, поскольку эти процедуры стоили дешевле, чем длительные и повторяющиеся сроки заключения; выигрывал преступник, поскольку вне камеры жить было лучше, чем внутри нее; и выигрывало общество, поскольку ранее опасные для общества люди превращались в законопослушных граждан.
Однако бригады правозащитников вопили о «промывке мозгов» и покушении на базовые свободы и достоинство человека, хотя участие в этой программе было исключительно добровольным делом. Так чему же здесь, думал министр, противиться?
Когда люди говорят о человеческом достоинстве и свободе, они либо описывают два наиболее важных ориентира на ландшафте этики, либо просто произносят ни к чему не обязывающие слова.
А когда люди жалуются, к примеру, на то, что какие-то новые технологии оскорбляют человеческое достоинство, они чаще всего просто выражают свое рефлекторное отвращение чему-то незнакомому и необычному. Например, многие отвергали искусственное оплодотворение, когда оно только что появилось, на том основании, что оно низводило человека на уровень какого-то лабораторного экземпляра. Сегодня большинство людей считают его уместным и эффективным способом решения проблем бесплодия.
Исходя из этого, мы должны отнестись с подозрением к утверждениям о том, что программы, подобные ЛПВУРОП, представляют собой атаку на человеческую свободу и достоинство. Возможно, те, кто заявляет об этом, просто выражают предубеждение против новшеств, которые показывают, что человеческие существа не настолько таинственны, как нам хотелось бы думать, и что и ими тоже можно манипулировать в научных целях.
С этим можно поспорить, сказав, что данное лечение всего лишь совершает систематически то, что обычно происходит спонтанно. Через комбинацию социализации и инстинкта мы учимся испытывать отвращение к определенным формам поведения. Мы воздерживаемся от причинения боли другим людям не потому, что мы убеждены в том, что это неправильно, но потому, что пришли к пониманию того, что нужно не допускать их боли. Однако некоторым людям не удается усвоить этот урок. Возможно, у них нет внутреннего сопереживания, которое позволяет большинству из нас сочувствовать боли других. А может быть, у них понижена чувствительность к жестокости, и они воспринимают ее как нечто позитивное. В таких случаях, что неправильного в искусственном внедрении инстинктов, которые в них не развила природа или воспитание?
Разговоры о промывке мозгов очень убедительны, но похоже, что большая часть нашего поведения является своего рода привычкой, возникшей путем комбинации постоянного негативного и позитивного влияния наших родителей и общества в целом. В сущности, нам всем, с самого рождения, промывают мозги. И только когда промывка мозгов производится быстро или с нежелательными для нас последствиями, она вдруг становится этически неприемлемой. Разве лечение посредством выработки условно-рефлектор-ной реакции отвращения к совершению преступлений не является просто ускоренной и корректирующей версией того вида приемлемой промывки мозгов, которую мы обычно называем социализацией?
По схожим причинам мы должны быть осторожны с преувеличением своих притязаний на свободу. Мы не считаем, что человек свободно воздерживается от насилия, только когда он равно склонен к его проявлению и непроявлению и выбирает непроявление насилия. Обычный, порядочный человек скорее ощущает, чем выбирает отвращение к причинению бессмысленной боли другим; это не просто вопрос хладнокровного проявления «свободной воли». Поэтому, если какой-то лечебный процесс просто внедряет в человека то, что для большинства людей является обычным уровнем отвращения к преступному поведению, то как он повлияет на человека, менее свободного, чем вы или я?
Если существуют веские аргументы против лечения посредством выработки условно-рефлекторной реакции отвращения к совершению преступлений, то нам нужно выйти за рамки неясных призывов к
