восприятия путем создания жестких и даже омерзительных картин, неизменно вызывая шокирующие ассоциации, которые хорошо запоминались аудиторией и побуждали к действиям в силу отсутствия альтернатив. Так, максималистские призывы типа «Либо утром в Германии будет национальное немецкое правительство, либо мы будем мертвы» стали его постоянными спутниками во время многочисленных митингов и демонстраций. Естественно, что свои речи Гитлер строил на поиске и уничтожении «врагов», которыми поочередно выступали то евреи, то «банды пиявок» – спекулянтов и ростовщиков, то советский режим, то трусливое правительство или унизительный для нации Версальский договор. Распекая евреев, Гитлер предрекал мировою опасность и смертельную перспективу для человечества, которое может оказаться «в объятиях этого полипа». А характеризуя Советский Союз, он оперировал такими ярлыками, как «команды красных мясников» или «коммуна убийц». Уже достигнув высшей власти, он признался: если бы евреев не было, то их следовало бы выдумать. «Нужен зримый враг, а не кто-то абстрактный».
Нередко он прибегал и к фальсификациям, среди которых видное место занимали откровенные провокации. Например, в подконтрольной партии газете он велел напечатать одно якобы французское стихотворение с повторяющейся, как рефрен, строчкой: «Мы поимеем, немцы, ваших дочерей». А перед началом войны с Польшей фюрер организовал театрализованное нападение эсэсовцев, переодетых в польскую форму, на немецкую территорию. С теми, кто пытался с ним спорить, он расправлялся такими методами. Например, участвующим в дискуссиях женщинам он указывал на дырку в чулке, орал, что их дети завшивели, и всяческими иными способами выставлял на посмешище.
При этом лидер НСДАП демонстрировал поистине сногсшибательную работоспособность. Как указывает Ирина Черепанова в своем исследовании суггестивных аспектов языка, только во время одной из последних избирательных кампаний перед приходом к власти он провел не менее 180 тысяч (!) митингов. А первую часть книги «Майн Кампф» Гитлер создал всего за три месяца, стуча, как заговоренный, «двумя пальцами на допотопной машинке».
Написание книги решило сразу несколько задач. Во-первых, его узнавали по всей стране (его популярность росла пропорционально усилению реального политического влияния НСДАП и ее лидера). Во-вторых, он заявил о создании новой модели мира, который намеревался строить, разрушив существующие устои, и наконец, он ловко преобразовал свою биографию, представив ее как долгое восхождение через тернии нищенского и одинокого существования, борьбу с непреклонным отцом- угнетателем и нескончаемые усилия на поприще самообразования. Перекроив свою биографию, устранив из нее все свои многочисленные поражения и промахи, Гитлер представил себя героем, готовящимся и закаляющимся для решения глобальных проблем, для выполнения миссии, дозволенной свыше. Несмотря на суровую критику специалистов, насмешки над витиеватым и излишне вычурным стилем, книга решила поставленные задачи. Более того, исследователи утверждали, что немалые гонорары за издание наряду с растущими субсидиями из партийной кассы позволили ему даже купить и перестроить дом. Последнее свидетельствует о том, что реклама имени Гитлера действовала отменно уже во второй половине 1920-х годов, способствуя внедрению идей в головы миллионов немцев даже в тех случаях, если книга просто просматривалась.
Возвеличивание себя и отождествление своего образа с образом мессии у Гитлера уже ко времени достижения власти превратилось в навязчивую идею. Однако все насмешки и упреки исследователей рассыпаются, как песочный домик, если вспомнить, что беспрестанные напоминания Гитлера о своей миссии и исключительном историческом значении на фоне реальных достижений в виде превращения Германии в первое государство в Европе сделали свое дело. Заявления типа «Я выполняю команды, которые мне дает Провидение», «Божественное провидение пожелало, чтобы я осуществил исполнение германского предназначения» или «Но если зазвучит Голос, тогда я буду знать, что настало время действовать» стали обычной формой влияния на окружение. И эта форма оказывалась особо действенной, когда приходилось иметь дело с умными и образованными людьми. Таинственное и неведомое, наделенное гигантскими силами и могуществом, обезоруживало интеллектуалов и безотказно действовало на инстинкты масс, превращая их в покорные стада, ожидающие своего поводыря. Однажды Гитлер заявил Раушнингу: «Мои товарищи по партии не имеют никакого представления о намерениях, которые меня одолевают. И о грандиозном здании, по крайней мере фундаменты которого будут заложены до моей смерти. Мир вступил в решающий поворот. Мы у шарнира времени. На планете произойдет переворот, которого вы, непосвященные, не в силах понять… Происходит нечто несравненно большее, чем явление новой религии».
Адольф Гитлер почти постоянно апеллировал к символике, упоминая свою божественность и предначертанность деяний. Он часто использовал слово «вечность», и вслед за ним это слово заговорщицки повторяли все глашатаи величия фюрера. Решившийся шагать по Европе рейхсканцлер уже в 1935 году называет погибших при Фельдхенхалле «мои апостолы». Позже с пафосом Гитлер провозгласил себя «знаменосцем веры», а слово «аминь» не раз повторял в своих экзальтированных речах. Вообще, в публичной жизни Гитлер исповедовал максимальную театрализацию событий. Пребывать в зоне внимания публики стало ненасытной потребностью его ущербной натуры, поэтому любое его перемещение сопровождали кортежи блестящих автомобилей, фанфары и оркестровая музыка. Он входил в залы под звучный марш и громогласные выкрики «хайль», всячески стараясь произвести впечатление, потрясти внешним блеском и атрибутами власти. Любую, даже самую маленькую победу он умел превратить в громадное событие, поражающее позерством актеров. Конечно же это производило впечатление на окружающих и способствовало пополнению рядов его приверженцев, преимущественно из числа неспособных к иной самореализации, кроме как через чины, высокие должности и достижение такого социального статуса, когда можно устрашать ближних.
Начав войну, фюрер облачился в военную униформу, чем подчеркивал, что все в рейхе, включая первое лицо, перешли на чрезвычайное положение военного времени. На самом деле тут была еще одна причина: человек, который поднялся до высшей власти за счет кризисов и катастроф, чувствовал себя уютнее и комфортнее в форме, отвечающей времени потрясений. Чем сильнее лихорадило мир, тем радостнее были ощущения главного поджигателя своего века. Процесс угнетения и ощущения себя всемогущим эксплуататором мирового масштаба доводил его ликование до умопомрачительного экстаза.
Адольф Гитлер всегда уделял серьезное внимание подбору ближайшего окружения, которое должно было с самого начала его восхождения воссоздавать образ большого двора с королем и множеством придворных. И они же потом превратились в высокопоставленных и влиятельных чиновников Третьего рейха и глашатаев его величия. Кажется, именно способностью беззастенчиво восхвалять Гитлера обеспечил свое беспрецедентное возвышение Геббельс. А прикрыванием своим телом фюрера от холостых выстрелов – Гимлер. Борману Гитлер мог доверить любое, даже самое гнусное дело. Зато самодостаточные личности его пугали, и он безжалостно уничтожал их, как, например, Рэма. Любопытно, что единственным критерием Гитлера при отборе кадров была личная преданность фюреру, чего он никогда не скрывал. Относительно воров и преступников, окружавших его, он многозначительно заметил: «Их частная жизнь меня не касается». Гитлер никогда не придавал большого значения моральным качествам своих соратников и позволял им творить все, что заблагорассудится. Концлагеря, истязания неугодных, истребление конкурентов – им поощрялось все дьявольское, что прорывалось наружу у приближенных, потому что тут он с удовлетворением констатировал сходство со своими иррациональными, зверскими побуждениями. Пробудив чужих демонов, он не мешал им расти, возможно даже испытывая наслаждение от того, что взрастил и развил деструктивное в человеке в противовес вытравленному чувству любви к ближнему. Он не протестовал и против странных пристрастий своих приближенных. Кажется, его даже забавляло, что, например, Рэм и Гесс были гомосексуалистами, ненасытный и практичный Борман в любом деле, пусть даже за счет угнетения немцев, имел коммерческую выгоду, а Геринг и Геббельс, люто ненавидя друг друга, отчаянно плели интриги. Одним из методов управления людьми у Гитлера было расширение до безумных масштабов полномочий своих вассалов. Он позволял им совершать поступки, обнажающие нечеловеческое, то, что составляло часть их дремлющих подсознательных стремлений и побуждений, на реализацию которых они никогда бы не решились, если бы не были опьянены ощущением, что им дозволено все и расплаты не будет. Однако фюрер не забывал им напоминать, что он может в любую минуту уничтожить их. Были и редкие чистки, например, через год после прихода к власти он учинил кровавое «очищение» партии от тех элементов, в чьей преданности сомневался. Память об этом времени всегда напоминала
