дело царский сплетник убил два часа на репетиции с братвой в салоне мадам Нюры.
На глаза прихожан навернулись слезы. Каждый, наверное, вспомнил о своей далекой родине и невольно всплакнул.
Кто-то из прихожан зашмыгал носом.
— Эх, жизнь моя жестянка! — кого-то из прихожан капитально пробило, и он зарыдал в голос.
И тут все прихожане дружно встали со своих лавочек и вытянулись по стойке «смирно».
Из-за хоров появилась длинная процессия небритых личностей, обвешанных с головы до ног оружием, во главе с царским сплетником.
Небритые личности подхватили сундук, продефилировали мимо обалдевшего епископа и медленно двинулись к выходу, в такт музыке чеканя шаг. Увлекшийся органист продолжал играть. Такой оратории ему исполнять еще не приходилось, а она ему, судя по тому, как он азартно давил на педали и клавиши мануала, явно понравилась.
Епископ молча открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, но ничего, кроме невразумительного мычания и бульканья, выдавить из себя не смог. Наглый ход царского сплетника лишил его дара речи.
Песня затихла где-то за дверями костела, но ее тут же подхватили прихожане:
21
В ожидании царя-батюшки боярская дума, как всегда, времени даром не теряла, занимаясь важными государственными делами. Кто-то резался в подкидного дурака, кто-то — в кости, играя на щелбаны, а кто- то просто травил байки. Возможно, именно поэтому царского сплетника заметили не сразу. Он прошел в зал заседания боярской думы при полном параде: с боярским посохом в руках, в горностаевой шубейке с царского плеча, зеленых сафьяновых сапожках, подчеркивающих цвета его дома, и высокой боярской шапке на голове. Промаршировав через весь зал, он плюхнулся в свое персональное кресло неподалеку от тронов царской четы, откинулся на его спинку, прикрыл глаза и засопел в две дырочки, не обращая ни на кого внимания. Последние два дня он спал урывками и, пользуясь случаем, решил немножко прикорнуть. Когда до боярской думы дошло, кто удостоил ее своим посещением, она недовольно загудела и начала коситься на Федота. Воевода, как всегда, стоял на своем посту у парадных дверей, через которые проходила обычно царская чета на заседания боярской думы. Федот кинул ленивый взгляд на развалившегося в кресле Виталика и отвернулся в сторону. Дума загудела еще громче. Что это? Изменник оправдан? Царь-батюшка простил предателя, покушавшегося на его жизнь? Дума шушукалась, но, учитывая печальный опыт предыдущих заседаний с участием царского сплетника, громко вслух ему свои претензии не предъявляла. А Виталик за это время действительно устал. Постоянные недосыпы сделали свое дело, и он заснул так крепко, что не проснулся даже от истошного вопля глашатая:
— Владыка всея Руси царь Гордон и его супруга царица Василиса Прекрасная!
Боярская дума повскакала с лавок и начала бить поклоны входящей в зал царской чете. Виталик в знак приветствия всхрапнул и подложил под щеку посох, чтоб удобнее было спать. Это была уже наглость. Гордон, отмахнувшись от вцепившейся в его руку Василисы, подскочил к сплетнику и скипетром сбил боярскую шапку с его головы. Реакция у Виталика была великолепная. Он поймал ее на лету.
— Уа-а-ау-у-у… — протяжно зевнул царский сплетник и сладко потянулся. — Здорово, царь- батюшка.
Царь зарычал.
— Да не парься ты, я уже проснулся… — соизволил оторвать седалище от кресла Виталик, поприветствовал державного небрежным кивком, вернул шапку на положенное ей место, поправил ее на
