быть, та ведьма на портрете. Он достал наугад пару книг с полки. В одной – гравюры, на которых жгли ведьм. В другой – пиктограммы и тексты на непонятном ему языке. Теперь он не сомневался, что в этом доме он не один. Духи следят за ним везде. Из зеркала, с портрета, из окон и из сада. Они скребутся ночью к нему в дверь. Он их потревожил, снял портрет, взломал дверь в эту комнату. Надо бежать отсюда как можно быстрее! Но как он это сделает? У него нет ни паспорта, ни телефона, он даже не знает, где находится. И дикие звери, о которых предупреждала Ада. Да в задницу их, этих зверей. Он уйдет отсюда прямо сейчас. Доберется до ближайшего города и пойдет в полицию. Он уехал из Рима в одной майке. Надо будет поискать что-то из одежды. Какой-нибудь теплый свитер. И взять еды. Вот еще… сигареты. Он засунул в карман пачку с остатками. Неизвестно, сколько времени ему придется провести в лесу. Спустился вниз, в комнату для гостей. Порылся в гардеробе. Голубой джемпер, спортивная куртка с капюшоном. На дне гардероба – рюкзак. Все мужское. Странно. Взял куртку. Вдруг придется прилечь отдохнуть на какой- нибудь пенек. Дима действовал быстро, закидывал в рюкзак вещи, остатки хлеба, нашел в коридоре у вешалки фонарик, прикрыл дверь и, пройдя по тропинке, вышел за калитку. Обернулся на дом. Тот серой громадиной возвышался над ним, пронзая треугольником крыши подступающие сумерки. Парень достал сигарету и прислушался. Различил далекий вой и ни одного звука, напоминавшего о человеке. «Куда я собрался ближе к ночи? Может, завтра? А если я заблужусь?» Сигарета подходила к концу. Надо было принимать какое-то решение. «Я пойду по дороге. А когда стемнеет, буду ждать до утра».
И он пошел. Оказавшись на небольшой поляне, мрачной и серой, увидел, что от дороги вправо уходит тропинка. Он достал сигарету. Ему казалось, что путь длился долго, но когда он обернулся, кусочек крыши дома все еще торчал над деревьями. А сумерки уже проникли в лес, постепенно все больше и больше наполняющийся криками диких животных и ночных птиц. Пару раз какие-то злобные насекомые укусили Диму за лицо, и оно ужасно чесалось. Подушечками пальцев он нащупал несколько надувшихся бугорков. Почувствовал озноб от наступающей сырой прохлады, накинул куртку и подумал, что можно вернуться, пока не поздно. А когда докурил и обернулся, он увидел, что за спиной, метрах в трех, стоит здоровый кабан с острыми клыками, который, судя по тому, что под дубом копошились маленькие полосатые детки с кабанихой, был недоволен появлением Димы и намеревался защитить семейство от вторжения чужака. В отличие от детей, он не был симпатичным и проявлял свое недовольство, низко опустив голову и роя клыками землю. Дима попятился осторожно, стараясь не спугнуть вепря. Тот сделал пару шажков вперед. И Дима побежал по узкой тропинке, натолкнулся на дерево, куда немедленно забрался. Сначала он слышал звук нескольких мощных прыжков, но теперь воцарилась тишина, и тьма практически окружила его. Он отдышался и едва успел расслабиться по поводу кабана, как новый страх, что он заблудился, одолел его. Над лесом уже всходила луна. Дима решил забраться выше на дерево, чтобы посмотреть, видно ли дом. Не так уж долго он бежал. Ему пришлось сидеть на ветке и ждать, пока луна засветит в полную силу. Он курил и думал об Аде. Раньше он не осознавал, как это имя созвучно с адом. Она тупо использует его. Ей просто нужна его энергия, чтобы оставаться молодой! Пипец! Старая грымза! Гадкая жаба! Да перетрахайся хоть с целым полком, все равно останешься такой же страшной и будешь стареть, как все обычные бабы! «Будешь работать в лучших итальянских журналах!» Для чего она дала ему писать эту статью? Чтобы отвлечь, сбить с толку? Что же делать? Больше всего ему хотелось напиться. В хлам, в лоскуты, до сиреневых соплей. И проснуться на следующий день, будто бы ничего и не было. Он вернется в дом, если найдет его, и напьется, иначе не сможет ни спать, ни бодрствовать, потому что будет думать только об Аде и сойдет с ума. А потом он снова попробует отсюда сбежать, подготовившись получше.
Сначала Дима обрадовался, когда увидел верх крыши, освещенный лунным светом. Но потом его радость пригасила реальность – как он доберется туда по темному лесу, как он пойдет по тропинке мимо кабанов? Может быть, они ушли или спят. Он рискнет. Идти недалеко. И у него есть фонарик. Спустившись с дерева и освещая перед собой тропинку, он двинулся по ней и скоро дошел до уже знакомой поляны. Залитая светом, она хорошо просматривалась, и Дима какое-то время стоял за деревом, чтобы убедиться в отсутствии диких животных. Лес кругом жил своей жизнью, не давая хорошенько прислушаться и понять, не хрюкает ли кто у дуба. Дима вгляделся и различил проем среди деревьев, обещающий вывести его на дорогу. Он очень устал, шел на автомате, его держал страх, что если он свалится прямо здесь и заснет, то точно станет добычей какой-нибудь четвероногой твари. Или этих ужасных комаров, которые продолжали свои атаки в темноте, и уже все тело чесалось. Ему казалось, что он идет целую вечность, когда помощница-луна вновь осветила лужайку, находящуюся перед домом. Машины не было, свет не горел. Дима облегченно вздохнул, представив, как веселилась бы эта ведьма, если бы узнала о его неудачном побеге.
29
Сентябрь. Рим. Ада
Еще с вечера небо над Римом затянулось свинцовыми тучами. Ада провела прекрасный вечер. Ходила с приятельницей в музей на выставку Пикассо, а потом в клуб слушать джаз, который она обожала. Поели прекрасной пасты, выпили хорошего вина, поболтали ни о чем, и домой она вернулась в самом прекрасном расположении духа. Приняла душ, надела легкий шелковый халат и, взяв книжку, пошла в спальню. Едва голова коснулась подушки, как ее снова стали мучить мысли о том, что совсем недавно происходило в этой спальне. Ада не могла отделаться от навязчивых мыслей, она ярко представляла себе любовные игры Димы и Оксаны. Она так растравила себя всевозможными фантазиями, что ей захотелось увидеть, как же все было на самом деле. Разумом она понимала, что не нужно этого делать, на это уйдет слишком много сил, а она и так немало потратила их у продюсера. Но пересилить себя не могла и стала представлять тот вечер. «Только спальню, больше ничего», – пообещала она сама себе. Медленно погружаясь в транс, Ада чувствовала пьяную Оксану, лежащую на ее месте, и Диму рядом, но связи между ними не возникало. Потом началась какая-то суета… Ада встряхнулась. «Или я слишком устала и потому ничего не вижу, или они не успели: я помешала. Но эта шваль лежала на моей подушке. Под моим одеялом. Это все равно непростительно». Ада встала и отнесла подушку на кухню к мусорному ведру, чтобы завтра выкинуть. Одеяло скинула на пол. «Завтра отнесу в химчистку. И надеюсь, ее надолго посадят. Интересно, что делает там этот щенок? Надеюсь, ему очень плохо и страшно. Непосвященной глупой человеческой особи находиться в этом доме, да еще ночью, довольно жутковато. Пусть посидит еще пару дней».
Она достала из гардероба большое одеяло. Но поняла, что не может оставаться в спальне, все здесь порождало в ней злость и гнев. Взяв одеяло, она пошла в гостиную и легла там на диване. «Этот русский щенок заставил меня чувствовать ужасный дискомфорт в собственном доме. Такое не сойдет ему с рук», – в который раз пообещала она себе. На улице и в квартире стояла страшная духота. Подступавшая гроза все не начиналась. Сверкали молнии, громыхал гром, но дождь никак не приходил. Ада ворочалась, ходила на кухню за водой, медитировала. Ничего не помогало. Выпила коньяка, потом таблетку снотворного. Включила негромко телевизор, канал классической музыки. И когда, наконец, на землю упали первые капли дождя и из окон потянуло свежестью, она завернулась потеплее, и ее уставшее бороться с бессонницей сознание отключилось.
Ближе к рассвету уже бушевала настоящая гроза. Ветер рвал занавески, ливень зашвыривал в раскрытое окно целые снопы струй. Ада сквозь сон услышала, как воет ветер и шумит дождь, и хотела встать, чтобы закрыть ставни, но не смогла. Сначала она подумала, что запуталась в огромном одеяле, но увидела, что оно валяется на полу, а сама она от самых кончиков ступней и до подбородка опутана красными нитками из ее клубка… Она лежала, спеленутая влажными нитками, от которых исходил терпкий и знакомый запах крови, как мумия или гусеница в коконе, и могла двигать только пальцами. От запаха ее замутило, но Ада не могла перевернуться на бок, как ей того хотелось, а способна была лишь повернуть голову. Сделав это, она увидела посреди комнаты свой широко раскрытый саквояж. «Неужели клубок выкатился сам и опутал меня по рукам и ногам?» – не веря в происходящее, подумала она.
Внезапно картинка на оставшемся включенным телевизоре зашипела, задергалась, и по экрану пошла черно-белая рябь. Сквозь электрический треск раздался голос бабушки: «Ада, ты допустила ошибку, слишком глубоко включившись во все это. Мы должны получать от мужчин наслаждение и молодость, а не негативные эмоции. Что с того, что парень немного погулял? Ты зашла очень далеко в своем гневе, в своей гордыне и в ощущении всемогущества. Ты потратила впустую очень много драгоценных сил. Еще тогда, когда повесился Антонио. Ты пробудила зависть и ненависть даже в наших кругах. Но ты сама должна все понять и исправить. Я не имею права вмешиваться, лишь скажу тебе, что в итоге твоя… – Ада не могла оторваться. Она смотрела в экран, как загипнотизированная. Но вот он снова пошел черно-белым,
