Эпилог.
- Ты, главное, не ссы, чувак! Там тоже жить можно. Живут же как-то люди! Это здесь, у нас привыкают, а там - приспосабливаются. Человек - он такой, ко всему приспособиться может.
По больничному коридору с противоположного конца стремительной походкой с чемоданчиком в руках нёсся Аристарх Нилыч.
- Астролётчик! - громко рявкнул он. - А ну, кыш оттуда! Что ты всё вьёшься вокруг него?
Астролётчик отдёрнул руки, словно обжегшись об рукояти инвалидной коляски, голова его снова задёргалась, подбородок задрожал. Он сложил губы трубочкой, чтобы натянуть мышцы лица и по тихому коридору разнёсся витьеватый свист.
- И прекрати ты этот дурацкий свист! - оборвал врач заливистые трели и тепло посмотрел на Дино. - Ну что, с выпиской тебя?
Дино в ответ только молча кивнул. Мысленно он был уже далеко. С ней. Момент встречи, ради которого пришлось пройти все эти тягостные испытания уже совсем близок. Наконец-то они смогут, наконец, соединиться и не расставаться уже никогда.
- Извини, что ещё немного подзадержали тебя здесь - там, у ворот, собралась целая свора этих журналистов. Но мы их обманули, сказали, что тебя только завтра выписывают.
- Жаль, чего уж там скрывать, очень жаль мне отпускать такого дорогого пациента, - сожалел Нилыч катя перед собой коляску. Он не лукавил, это была истинная правда. Ещё бы, всё это время клиника жила за счёт Дино. Вернее, за счёт его полотен, которые предприимчивый главврач продавал за баснословные, даже по нынешним временам, деньги. Кто же ещё расстарается, если государству не до его психов? У него своих хватает.
Коляска бесшумно покачнулась, минуя дверной приступок, и они выехали из отделения.
- Ну да, ты теперь у нас знаменитость, СМИ вон какую шумиху подняли! Негоже, говорят, держать достояние страны в застенках. А какие застенки? Ты у нас как в лучшем отеле жил! Самое лучшее получал. И коляска вон у тебя - я таких сроду, сколько работаю, не видывал. Мерседес, а не коляска! Ты на меня зла не держи. Подлатали мы тебя на славу. А ноги...
Дино погладил омертвелые ноги, двумя высохшими культями пристёгнутые к коляске, доставшейся ему от Урмана. Вот они как, законы универсальные распорядились. Где-то прибывает, где-то убывает. Ничего не проходит бесследно. Плата внесена и он сам расписался в этом.
- На колясках вон люди и в футбол играют, плавают вообще без ног и даже рекорды устанавливают, я сам видел по телевизору. Научись жить таким, какой есть. В гости к нам не зову, сам понимаешь.
Дино ухмыльнулся:
- Уж лучше вы к нам.
Нилыч приоткрыл дверь, сердце Дино зашлось в счастливом ожидании. Вот сейчас, ещё мгновенье, и он увидит, наконец, ту, с которой ему суждено проживать водоворот всех жизней и ради которой он согласился заплатить любую цену. Они выехали на улицу и надежда, которой он жил всё это время, рассыпалась в прах. Лизы не было!
Дино глотнул свежий морозистый воздух. Лёгкие обожгло непривычным чувством свободы. Но, бесчувственная и неживая, она не радовала, как и сама природа вокруг.
Зима в этом году выдалась капризная. Дождь в декабре - виданная ли штука? И все деревья, провода, машины превратились в застывшие скульптуры, покрытые толщей льда. Ветви деревьев не выдерживали тяжести, заковавшей их в цепкие оковы, пригибались всё ниже и ниже и с треском обламывались, наполняя горестным хрустом всё вокруг.
Уж если могучие, уверенные в своей мощи деревья ломаются от недружелюбных сил, желающих сковать их своим холодом, что говорить о такой крохотной песчинке Мироздания. Человеке. К тому же калеке. Слёзы застыли в нём, сковали его сердце ледяным панцирем. Жизнь внушала ему отвращение и отчаянье.
Главврач пыхтя спустил тяжёлую коляску по крутым ступенькам и тут сердце Дино вновь радостно затрепетало. Надежда, только что умершая, хрупко оживала. Не дыша, боясь сдуть прекрасное видение, он вглядывался в одинокую фигурку, спешившую им навстречу по длинной, очищенной ото льда, аллее. Затянутая в чёрное, она сиротливо смотрелась на фоне закованных в холод, окоченевших деревьев.
- Ну что, с Новым годом тебя, Снегин, - ободряюще похлопал Нилыч Дино по плечу. - С новой жизнью. Бывай! - и сунул в руки бывшего архивариуса увесистый этюдник с красками - всеми его нехитрыми пожитками.
По мере того, как фигурка приближалась, трепетные ощущения угасали. Дино помрачнел.
- А, чуть не забыл, - встрепенулся Павел Нилович. Он что-то достал из кармана своего халата и вложил в руку Дино какой-то шнурок. - Это ведь, кажется, твоё.
На ладони с тонкой плёнкой кожи на плохо затянувшихся рубцах от кинжалов Тарнхари лежала золотая свастика, заряженная когда-то терафимом. Дино с отвращением посмотрел на бесполезную побрякушку, стыдливо сжал ладонь в кулак и поднял глаза.
Перед ним смущённо улыбалась Елена Белзье. В тоненьком пальтишке, в тугом шарфе на голове, сдерживающем непокорную шевелюру стояла она посреди этих застывших на деревьях слёз, которые звенели стеклянными колокольцами, изливались печальным перезвоном под налетевшим ветерком.
Она так и не оправилась после ужасной смерти мужа и хранила траур все эти месяцы.
Они встретились глазами и Дино, не выдержав, потупил взгляд. Сердце съедало невыразимое чувство боли и вины. Ведь кто, как не он виноват в смерти Павла Илларионовича? Ему было невдомёк, что то же самое чувствует и она. Только винит во всём себя.
- Видишь, даже природа принарядилась. Встречает тебя в новогодних нарядах, - просто сказала она.
Он рванулся в порыве обнять её, такую же одинокую, прошептать слова утешения, прощения, но только беспомощно откинулся на спинку в изнеможении и бессилии. Проклятая коляска! - стукнул он в отчаянии по подлокотникам и ненавистный шнурок с символом несостоявшейся власти выпал из раскрытой ладони на холодный асфальт. Но хоть одна живая душа появилась в этом дольнем мире, кому он нужен и за это он был ей безмерно благодарен.
Врач ещё долго смотрел им вслед и думал о своём.
' Наверное, правильно говорят, что гении не от мира сего. Что бы там ни говорили, патология ли это или высшее проявление человека, это область неизученных процессов, балансируя на грани которой легко свалиться в сторону сумашествия или заурядной серости. Воистину, мозг - дело тёмное и изучению не подлежит. И психиатрия здесь бессильна'.
Одиноким сердцам не нужно было слов. Алёна ни о чем его не расспрашивала, Дино тоже хранил молчание и только мысли и чувства бушевали в его голове. Навязчивые, как осенние мухи, думы о Лизе не отступали и он решил навсегда покинуть этот холодный город, который навечно останется напоминанием о былой любви. Воспоминания будут ходить за ним по пятам, подстерегая на каждом углу. Ими будут заполнены улицы, бульвары, дома и долгие-предолгие годы от них нельзя будет ни спрятаться, не убежать.
Нет, Дино ничуть не винил её. Наверное, так будет лучше. Жить с инвалидом - дело нелёгкое. В конце концов с ним оставался его дар и призвание, которое предначертала ему Книга. Конечно, нелегко будет привыкать к новой жизни. Но он справится.
Когда самообладание вернулось к нему, губы сами собой зашептали молитву. Он молил Всевышнего, непостижимого в своей мудрости и своём могуществе, чтобы дал ему силы достойно нести ниспосланную ему странную судьбу, не сожалея о страданиях и несчастьях, выпавших на его долю.
Охранник приоткрыл перед ними прочную ажурную калитку и они выехали на обледенелый тротуар.
Мимо, гудя, неслись автомобили, скользили по ещё не припорошённой солью дороге, короткими
