кому из безбожников пришла варварская мысль устроить усыпальницу в самом центре страны?
Здесь было, где развернуться.
И он набрал на клавиатуре простые, но священные когда-то для каждого советского человека слова 'Красная площадь'.
Пробираясь сквозь частокол патетики и дифирамбов, он наткнулся на прелюбопытнейшую статью. Американский исследователь из числа воинствующих антикоммунистов, которые знают о России гораздо больше, чем сами россияне, но ссылаясь на вполне определённые, не скрываемые источники информации, писал на первый взгляд полную чушь. Чем дальше продвигался Завадский по тексту, с удивлением обнаруживая неожиданные страшные подробности истории сакрального места, тем больше он мрачнел, повысившееся было настроение тут же улетучилось. И вдруг он почувствовал резкий приступ рвоты.
Он еле успел добежать до туалета, как его вывернуло, как ему показалось, со всеми потрохами, в фарфоровый, с сияющей золотом колючей проволокой, лентой вьющейся в глубине прозрачного стульчака, унитаз. Рвало его долго и мучительно, до спазм. Отравленный организм, спровоцированный страшными подробностями казней и пыток, с отвращением исторгал всё, что принесло ему мучительные страдания. Американец словно нарочно издевался, маниакально смаковал издевательства над людьми, описывал процессы вырывания ноздрей, четвертования, стегания кнутом, варения заживо и прочих мерзостей, что веками творились на этой обители страха и боли. Реки и ручейки крови мучимых и убиваемых текли, пропитывая это место насквозь и просачиваясь, скапливались, омывая бледные застывшие лица сброшенных здесь же, в оборонительные рвы, уже казнённых, людей.
Красная, стало быть, кровавая. И снова острый приступ рвоты сжал в спазмах истерзанный желудок.
Тщательно умывшись и налив себе чаю, он снова сел за монитор. В голове пронеслось, как всего один только раз, будучи ещё школьником, попал в Мавзолей, который так гнетуще подействовал на его неокрепшую детскую психику, что потом всю ночь он метался в кошмарах.
Вчитываясь в текст, Игорь вдруг споткнулся на слове терафим и по телу пробежал озноб. Так вот, что имел в виду китаец! Никакая не Серафима! Терафим!
Иностранец через строчку упоминал заветное слово и иначе, как зиккурат, Мавзолей не называл.
И тут Игоря поджидал очередной шок! Оказывается, терафимом главного бога вавилонян ВИЛа (на этих словах он почесал затылок, совпадение весьма необычно!) была забальзамированная голова рыжего, бородатого и лысого мужчины (тоже случайность?), заключённая в стеклянный саркофаг (третья случайность - уже закономерность!).
Игорь, боясь пропустить каждое слово, с жадностью вперился в экран.
Историк лихо, со знанием дела, как будто только этим и занимался всю жизнь, описывал технологию изготовления терафима, создание энергоинформационного поля, подпитку. Слова, сплетаясь в длинную логическую цепочку, обрастали неожиданными потрясающими выводами. Он манипулировал ими, сведя воедино события и факты, которые бывшему советскому человеку даже в голову не могли прийти. Игорь не был верующим человеком, но иногда ходил в церковь и даже покрестился, отдавая дань моде, захлестнувшей Россию. И хоть духовность эта была, скорее, ярморочной, показной, но людям нужно во что- то верить. И когда развалилась вера коммунистическая, на её обломках возникла другая крайность. Люди, подавленные бездуховностью общества, массово ринулись в церкви, патаясь заменить освободившееся место новым заблуждением - религией, которой их лишали мучительные десятилетия.
Но даже у него, читающего эти строки, волосы вставали дыбом. Страшно было подумать, что это может оказаться правдой. Ещё страшнее, что всё это похоже на правду!
Он схватил телефон.
- Светочка! - от тошноты дыхание перехватило, голос задрожал, что можно было принять, не видя собеседника, за сладостное томление.
- Да, Игорь Николаевич, - испуганно произнёс женский голосок на том конце
провода.
- Слушай, у меня к тебе дело. Я понимаю, сегодня выходной, но не в службу, а в дружбу! Тут одна темка наметилась, давай её сместе проработаем, - многозначительно предложил он.
Голосок радостно защебетал.
- А вот это будет зависеть от проделанной тобой работы, - расплылся Завадский в заячьей улыбке. - Нет, не обижаюсь. Записывай, к завтрашнему дню... Записывай, я сказал, запомнит она! К завтрашнему дню ты должна мне подготовить материал по терафиму. Те-ра-фим, записала? Смотри, ничего не перепутай! В библиотеку сходи, книги какие-нибудь возьми. А ты запишись! В библиотеку иногда полезно ходить. Да, и ещё. Нужен представитель церкви, пригласи попа - батюшку, дьякона, чёрт их знает, как они там называются, пусть озвучит точку зрения церкви на Мавзолей. Не думаю, что она это одобряет. В-общем, мне нужно всё, что касается Мавзолея. Как причем? - Вот ведь курица непонятливая! - зло прошипел он в сторону и продолжил в трубку: - Мавзолей, терафим - всё это звенья одной цепи. Давай, работай, на этой неделе должны запустить экстренный выпуск! И помни, без труда не поймаешь и триппер!
Завадский отключился. Он откинулся на высокую спинку кожаного кресла , закинул руки за голову, надул щёки и, имитируя звук барабана, отстучал одними губами пионерский марш, потом прокрутил мышкой леденящие душу подробности, громко отхлебнул обжигающий напиток и попытался сосредоточиться на тексте. На столе завибрировал телефон. Не открывая глаз от экрана, Игорь раскрыл новомодную 'ракушку'и приставил к уху.
- Инициативу проявляешь? - вкрадчиво спросил голос.
- Алё! Кто это?
- Ну-ну..., - в трубке раздались монотоннные гудки.
Завадский посмотрел на дисплей. Номер не определён.
- Что за шутки? - Гарик раздражённо швырнул телефон. Но всё только начиналось. Сразу вслед за этим он почувствовал неприятную изжогу, будто в рот попал пучок волос. Покатав языком и не найдя его, Игорь ещё раз отхлебнул подостывший чай и прополоскал рот. Может, пойти прилечь? Но уж больно не хотелось остаться один на один со своим похмельем, молча лежать и прислушиваться к этому ужасному состоянию. Самое лучшее сейчас - отвлечься, тем более, что нетерпимо хотелось узнать, до чего же дошёл в своих изысканиях ушлый америкос.
Дальше оказалось как в сказке - ещё страшнее.
- Нет, таких совпадений не бывает! Не может быть, чтобы Борис Львович строил свои предположения, начитавшись эту статью. Он же говорил про какие-то свои источники, - раздумывал Игорь.
Он жадно вчитывался в текст и сомнения его улетучивались.
Если верить исследователю, зиккурат работал. Но не в полную силу и охватывая лишь небольшие массы людей, чтобы подпитывать жизненной энергией терафима. В том, что труп в усыпальнице был именно им, Завадский уже не сомневался, как и то, что убийство последней императорской семьи было ритуальным, чтобы зарядить проклятую батарейку.
Игорь ожесточённо взлохматил волосы, вскочил с кресла и взолнованно подошёл к огромному окну.
Такую информацию трудно переварить. Он потёр небритые щёки.
Перед ним растилалась вся Москва, залитая солнечным светом, где-то вдалеке маячил Кремль со сверкающими в бликах кровавыми звёзами.
Сколько же тайн хранишь ты, Белокаменная?
Терафим, терафим - отдавалось в голове странное, незнакомое слово. Тера - земля, фим - дух. Голова. Мёртвая голова.
Смутные воспоминания всколыхнулись, вызванные мерцающим рубиновым сиянием звёзд и, словно отражаясь от них проецировались, уплотнялись в голове, пробуждая детские ощущения прикосновения к страшной тайне.
***
- Один тамплиер любил знатную даму, но она умерла в юном возрасте. В ночь после похорон обезумевший от любви рыцарь проник в могилу, открыл ее и удовлетворил свое желание с безжизненным телом.
